Реконструкция — воссоздание старого или конструирование нового?

При проведении историко-научных исследований перед нами часто встают задачи реконструкции. Мы прибегаем к реконструкции каждый раз, когда пытаемся восстановить логику и последовательность событий, приведших к открытию или изобретению; составляем цепь биографических фактов; вникаем в смысл (назначение и принцип действия) какоголибо артефакта или по его сохранившимся частям или изображениям изготовляем аутентичную копию; оцениваем количественный и ролевой состав участников научной и изобретательской деятельности; воссоздаем по письменным источникам и материальным объектам представления цивилизаций прошлого о мире. Ученые долгие годы пытаются реконструировать назначение Антикитерского механизма, мегалитов Стоунхенджа и рисунков в пустыне Паска, восстановить картину мира, отраженную в переписках Архимеда и Аристарха Самосского, Галилея и Кеплера, Эйнштейна и Фридмана, в сочинениях Аристотеля, Леонардо да Винчи, энциклопедии Дидро (которые, помимо собственно идей авторов, отражали представления о мире целых поколений). Список примеров можно продолжать до бесконечности. Мы можем смело утверждать, что реконструкция — это основное занятие историка науки.

К задачам реконструкции можно отнести:

• • восстановление источника, его идентификацию;
• • моделирование источника (натуральное; масштабное; полное; частичное; символическое, в том числе математическое);
• • логическое конструирование вероятностных моделей исследуемого факта;
• • аргументированное обоснование предложенной модели;
• • создание научной теории и методов, отражающих логику интерпретации источника;
• • формирование научной школы;
• • постановку научного эксперимента;
• • создание приборов, машин, механизмов;
• • предложение и реализацию технологии;
• • натурное моделирование;
• • хронологическое структурирование (датировку и периодизацию артефактов или текстов прошлого);
• • установление причинно-следственных связей.

Общей цели — реконструкции того или иного исторического факта, явления, события и восстановления картины прошлого — подчинены более частные задачи: датировка артефактов, связанных с тем или иным событием, оценка их качества и количества.

Процесс реконструкции начинается с анализа источниковой базы. Это может быть массив архивных документов (например, эпистолярное наследие И. Ньютона); музейная коллекция автомобилей или велосипедов, изучая которую, можно проследить эволюцию технических инноваций; артефакты, найденные в южноуральской степи, центральноамериканских джунглях или в пустыне, когда-то заселенной людьми и застроенной городами. И если для анализа архивных документов или работы с музейными экспонатами от исследователя требуется терпение, знание языка, на котором написан документ, представления об изучаемой области знания, то поиск и исследование материальных памятников древней истории подразумевает наличие специальных технических средств.

Работа с источниками при реконструкции распадается на две взаимообусловленные операции: собственно сбор материала и его осмысление. Работа в архивах и музеях, археологические раскопки, исследование объектов современными методами диагностики, разработанными в естественных науках — это практическая сторона дела. Но что именно искать, на что ориентироваться — это, конечно, определяет общая гипотеза, из которой исходит историк. Разумеется, открытие нового материального или текстового фрагмента может радикально изменить постановку задачи исследования, породить новую гипотезу, и тогда поиски примут новое направление, а ранее казавшиеся незначительными детали вдруг обретут главенствующую роль.

Таким образом, последовательность действий, стоящих перед исследователем при реконструкции факта прошлого, оказывается следующей:

• • постановка четкой задачи (проблемы) реконструкции;
• • выдвижение первичной гипотезы;
• • поиск и первичный отбор источников;
• • систематизация источников;
• • проверка достоверности источника и содержащейся в нем информации;
• • корректировка гипотезы;
• • корректировка и конкретизация задачи.

Особое место в исторической реконструкции занимает реконструкция смыслов текстов, поступков, а в итоге и смысла события (или их череды). Понимание, интерпретация, интеллектуальная реконструкция смысла составляют проблематику герменевтической методологии. Основатель герменевтической философии Г.-Г. Гадамер выделяет следующую последовательность дискурсивных операций при реконструкции смысла:

• • формируется реконструкционная гипотеза о смысле целого;
• • предлагается гипотеза о смысле некоторой части по отношению к смыслу целого с учетом ранее введенной реконструкционной гипотезы;
• • формулируется условие объяснения смысла непонимаемого остатка: смысл целого объясняет смысл непонимаемой части, если она становится частью единой системы целого, т. е. так входит в систему, что не противоречит целому и согласованию его частей^[1].

Реконструкция смысла была и остается предметом рефлексии различных философских направлений. Герменевтика за столетия выработала набор правил, позволяющих алгоритмизировать работу историка. Структурализм сформулировал принципы, позволяющие разглядеть содержание и динамику внутренних «каркасов смысла» и установок, управляющих жизнью и деятельностью человеческих сообществ. Когнитивизм пытается выяснить, как нейрофизиологические процессы и лингвистические закономерности обуславливают познавательные возможности человека, используя инструментарий философии, социологии, психологии и нейробиологии. Но каковы границы возможного в столь деликатном деле, как восстановление мысли прошлого? Действительно ли историк реконструирует факт, а не создает новые интерпретации? Герменевтика, структурализм и когнитивизм, хотя и пользуясь разными моделями, сходятся в том, что с абсолютной точностью воспроизвести смысл и дух прошлого невозможно. Выбор конкретной методологической позиции в конечном счете всегда за самим историком, а затем и за чередой его интерпретаторов, и все они привносят в факт прошлого собственные смыслы, по-своему истолковывают и описывают его — а значит, в каком-то смысле, создают новый факт… Но чем шире профессиональный кругозор и практика историка, тем выше вероятность услышать в себе голос Другого — человека прошлых эпох. И, несмотря на то, что этот голос искажен центрациями и очевидностями, а на его тему, как на основной тон, наложен букет обертонов-интерпретаций, однажды феноменологическая ясность, как просветление, вдруг накроет исследователя, он хлопнет себя по лбу и воскликнет: «Я понял его!».

…Задачи исторической реконструкции неожиданно приобретают другое измерение — это не просто предложение взглянуть на что-либо с другой точки зрения; ведь наша точка зрения — это мы сами. Речь идет о той очевидности, крушение которой чревато крушением всего привычного тебе мира. С точки зрения Фуко, это необходимо, потому что доказано, что ни одно из воззрений нс является совершенным. Поэтому историческая реконструкция — не самоцель; она показывает именно ограниченности нашего современного мышления, тем самым позволяя ему шагнуть за горизонт¹.

Ю. Д. Артамонова Возможности исторической реконструкции, к сожалению, не безграничны: часть смыслов время равнодушно стирает. Если для какого-либо явления нет культурного аналога в родной среде его интерпретатора или же явление было краткосрочным и быстро потеряло свой смысл, то интерпретатор нередко оказывается глух и слеп по отношению к содержанию написанного. Например, тексты Аристотеля о театре не были переведены арабскими переводчиками, так как они не понимали, о чем идет в них речь. Ничего подобного античному театру в культуре Халифата не встречалось, и даже поверхностное знакомство с китайским театром не внесло ясности в работу арабских ученых. Другой пример — споры о названии группы населения, указанной в Русской правде времен Киевской Руси — тиун. Название это быстро вышло из употребления, поэтому современные историки уже не могут точно определить границы той группы, к которой оно относилось — от холопа до управляющего, т. е. чиновника высокого ранга^[2][3].

Историк науки, — впрочем, как и любой историк, — анализируя причинно-следственные механизмы события, вникая в смысл текста или понятия, оказывается в роли играющего в «испорченный телефон»: он неизбежно фиксирует последовательность искажений (трансформаций) содержания этих событий, текстов, понятий в череде прошедших поколений. Есть некоторое множество смыслов, и внутри этого множества есть подмножество смысла, вкладываемого автором, и подмножество смыслов, услышанных адресатом сообщения. И не факт, что эти подмножества имеют область пересечений между собой и областью смыслов историка, — телефонист, как и все остальные, как умеет, так и слышит.

• [1] Использованы неопубликованные материалы рукописи: Кузнецов В. Г. // Современнаяфилософия науки: основные направления. М.: Философский факультет МГУ, 2014. URL:11ир://Я1о51'ак.ги/1ек2/современная-философия-науки-основны/ (дата обращения: 18.08.2015).
• [2] Использованы неопубликованные материалы рукописи: Артамонова Ю. Д. Эволюцияструктуральных методов анализа культуры // Философия науки. М.: Философский факультет МГУ, 2014.
• [3] Примеры предоставлены Л. И. Меерсон.