Развитие естествознания в Японии

В отличие от европейской науки, воспринимаемой сейчас априорно основной, как комплекса дисциплин, образа мышления и направления формирования парадигмы знаний, базирующихся в основе своей на греческой философии, Япония, будучи изолированной от этого вида ментального описания мира и Бытия с его законами, правилами их составления и опровержения, создала основанную на иных системах определения истинности и ценности знаний парадигму мироописания она ныне утеряна в связи с практически полным переходом на европейскую парадигму знаний о мире, который начался в 1868 г. с открытием Японии императором Муцухито и был связан с желанием как можно быстрее перенять, изучить и использовать все полученные знания и технологии для установления Японии на мировой карте держав как страны, ничем не уступавшей остальным¹.

История формирования системы знаний — математических, астрономических, физических, медицинских, географических и многих других, что в нашем представлении формируют науку, — начала свое основное развитие в контексте японо-китайских торговых отношений.

В 646 г. благодаря реформам Тайка (в пер. с яп. «Великая перемена»), осуществленным императором Котоку, Япония приняла танскую модель Китайской государственности, что установило и место науки в общей системе^[1][2]. Ученый стал прежде всего чиновником, чья работа непосредственно вовлечена в жизнь народа.

Появление в конце VII в. Императорского Университета «Дайгаку-рё»^[3] под началом министра церемоний, «Оммёрё» — Отдела Темного и Светлого Начал (Управления натурфилософией / Института Предсказаний) и «Тэнъякурё» — Министерства здравоохранения / Института медицины, а также множества местных школ определили начальное направление познания, законодательно зафиксированное в 701 году, после принятия императором Монму (683—707) административно-гражданского кодекса «Тайхо Рицурё»^[4]. Основным языком обучения в Университете был введен китайский, что вместе с курсом конфуцианской классики давало возможность понимания привозимых исследований.

Курсы китайского законодательства, истории, юриспруденции, математики, каллиграфии, а также литературы, которая вызвала особенно большой интерес у учащихся в противовес более равнодушному восприятию чисто логического конфуцианского мышления, — все это постепенно перенималось и вводилось в преподавание в Японии.

В Университете могли учиться лишь дети крупных чиновников (начиная с V ранга введенной в 603 г. системы, делящей чиновничий аппарат на 12 рангов, и выше) в возрасте от 13 до 16 лет. Целью обучения была подготовка к экзамену на получение государственной должности¹.

Сферой созданного в то же время «Оммёрё», состоящего из трех учебных отделений — философии, астрономии и летоисчисления, — было преподавание и распространение древнекитайской религиозно-философской концепции мироздания. Она строилась на предположении, что все сущее есть результат взаимодействия светлого и темного, положительного и отрицательного, мужского и женского начал Инь и Ян, а также пяти ключевых элементов мироздания: воды, огня, дерева, металла и земли, взаимодействия которых порождают изменения в мире. В «Нихон сёки» есть упоминание о приезде в Японию корейского миссионера по имени Канроку из страны Кудара, который подарил правительнице Суйко ученые книги по летосчислению, географии и науке о небесных светилах. Обучение первых придворных считается официальным началом распространения этих наук в Японии. Задачей натурфилософии стало объяснение происхождения всего сущего на земле, а также законов превращения вещей. Знание этих правил означало возможность предсказания будущего, которое в видении тех лет было неразрывно связано со знанием небесных законов^[5][6].

Таким образом, «Оммёрё» занимался как обучением новых поколений, для которых в качестве учебных пособий использовались древние китайские тексты, к примеру, «Книга перемен», так и изучением астрологии, календарной астрономии и созданием основанных на них предсказаний. В первый день одиннадцатого месяца каждый год он выпускал альманах на будущий год, создаваемый для аристократии и правительственных чиновников. На базе астрономических исследований и их астрологической трактовки составлялись подробные описания, включающие в себя длины всех дней, даты равноденствия, солнцестояния, сроки лунных и солнечных затмений. Это были и дни, благоприятные для различной деятельности, и неблагоприятные дни, когда все общество следовало множеству табу и примет, неотделимых от их действенного мироощущения. Эта связь с астрологией всей жизни в Японии оказывалась необычайно сильна. Ее описание столь многоаспектно, что является предметом отдельной работы. Стоит, однако, отметить, что все множество «дней удаления от скверны», правил избегания несчастий и множество иных выражений этих свойств нашего бытия вытекали из восприятия Времени как неоднородного и анизотропного пространства в сознании человека.

Это иллюстрирует одну особенность японского менталитета, что повлияла на все становление японской науки как в ее принятии китайской парадигмы, так и в отходе от нее и устремлении к европейской. А принцип этот можно описать ориентацией в восприятии на «центр» человека — сердце. Чувственное ставилось над разумным. Так китайская система знаний была воспринята в большей степени внешне, в ее практическом значении, без погружения в саму систему определения ценности полученных знаний. Именно это свойство помогло японцам в определенный момент отказаться от имеющихся принципов и направить все силы на постижение европейской модели. Хотя и в случае с ней, экзистенциальность смысла науки как попытки понять Бытие, не была воспринята японцами, так как для них ответы на вопросы этой области лежали в сферах религии и искусства. Наука же воспринималась как необходимая практически деятельность либо эстетическая игра.

В 1720 г. Голландская торговая фактория, расположенная с 1571 г. на маленьком островке Дэдзима в гавани Нагасаки, стала местом основания Рангаку (с яп. «Голландские науки/Голландоведение»)¹. До того момента еще существовала монополия на информацию, приходящую оттуда, считавшуюся опасной — так, другое ее название было «Бангаку», что в переводе означает «Варварское учение», или «Ёгаку» — «Европейское учение». В итоге оно еще не одно поколение перерабатывалось на японский лад. Но с началом ослабления политики изоляции сёгуном Токугавой Ёсимунэ (1716—1745) западные знания и технологии ринулись в культуру японского общества, чему сильно способствовала практически всеобщая грамотность населения. Так появляется такое направление в истории становления науки в Японии, как «Голландоведение». Все еще не воспринимаемые как имеющие ценность, западные знания осваивались частями. Первыми творениями на их основе можно считать составление в 1750 г. Норо Гэндзё (получившим титул «Управляющего голландскими книгами»), «Японского разъяснения голландской ботаники», а также трактат «Дзоси» — книгу о внутренних органах, опубликованную киотским врачом Ямаваки Тоё в 1759 г. В необходимости подтверждения обретаемых моделей в 1774 г. Сугита Гэмпаку и Маэно Рётаку публикуют «Кайтай синсё» — перевод голландского издания «Анатомических таблиц» Иоганна Адама Кулмуса, впервые опубликованных в 1722 г.^[7][8] Уже к 1789 г. их ученик Оцуки Гэнтаку, написавший «Рангаку кайтэй» (в пер. «Учебник голландоведения») открыл в Эдо первую в Японии школу голландского языка, где за три десятилетия прошли обучение 94 человека^[9].

Интерес японцев постепенно распространялся с астрономии и медицины на все большее количество наук. Так Хонда Тосиаки попытался соединить географию и астрономию для создания руководства по навигации.

Начиная с 1803 г. постепенно создаются все новые и новые обсерватории, в которых, помимо наблюдений, активно занимались переводами книг. Однако при этом в 1829 г. сёгунатом был осужден и приговорен к смерти астроном Такахаси Кагеясу, а к 1842 г. правительство Эдо приказало подвергнуть переводы всех голландских книг цензуре перед публикацией¹, что являлось частью политики изоляции Японии от остального мира как по политическим и экономическим причинам^[10][11], так, в частности, и в попытке ограждения от влияния христианства, что становилось причиной ограничения роста развития физических наук^[12].

Несмотря на это процесс изучения и более массового преподавания европейских языков, таких как английский, французский, русский, постепенно охватывал Японию, что в условиях колониальной политики многих западных стран становилось необходимым инструментом для ее ускоренного развития. Более того, в связи с тем, что ни одна европейская страна не являлась абсолютным лидером в областях физики и химии, до появления единой системы обучения, реализованной в Токийском университете, курсы этих наук читались, изучались и заимствовались и на английском, и на французском, и на немецком языках^[13].

Одновременно с этим происходит постепенное перенимание привозимых западных технологий. Механические часы, микроскопы, телескопы, насосы — все это и многое другое стало предметом детальнейшего разбора и изучения японскими учеными. Так, первыми создаются «Вадокэй» — часы с боем. Отсчет времени в них велся в обратном направлении, по сохранившейся традиции использования японцами процесса горения благовоний для измерения времени, когда отсчитывалось количество оставшегося времени. Однако «Вадокэй» были весьма неточными механизмами, к тому же сложными в эксплуатации из-за необходимости ежедневной настройки. Стоимость же таких часов достигала 60 годовых зарплат простого рабочего, поэтому позволить их себе могли только очень богатые люди.

Однако лишь в 1873 г. согласно указу японского правительства в стране была введена западная система исчисления времени с постоянной величиной часа и 24-часовой день. Также был введен и григорианский календарь, пришедший на смену последнему классическому календарю 1844 г., опиравшегося уже на астрономические вычисления трактата «Астрономия» Жозефа Лаланда, переведенного к 1836 г. Сибукавой Кагесуки^[14].

Еще один аспект японского восприятия, определивший характер научного познания мира, — интерес не к поиску общих законов, создающих понятие нормы явлений, а к исследованию уникальности, аномальности этих явлений. Так, европейские исследователи, сравнивая разницу подходов, иллюстрировали ее тем, что-то, что с их точки зрения следовало поместить в одну ячейку знаний о явлении, японцы, переняв китайскую методику, распределяли в несколько ячеек, характеризующих как уникальность, гак и типичность явления. Этот подход рождался из наблюдений за выходящим за рамки обыденного: затмениями, рождением отличных от внешней нормы людей — все это воспринималось в мистическом смысле, как проявление воли Неба.

Примером этого может служить то, что до Лапласа никто в европейской астрономии не пытался усомниться в подсчитанных базовых параметрах небесных тел, таких как орбита, период вращения и т. д. В Японии же, как и в Китае, их изменчивость воспринималась как естественное свойство мира.

Японская медицина того периода в большей степени опирается на китайскую, чем на европейскую традицию. «Кампо Игаку», или по-иному «Кампо», являлось результатом изучения и дальнейшего развития китайской традиционной медицины, проникающей в Японию в VII—IX вв.^[15]. Это распространение во многом обязано путешествиям буддийских монахов в Китай и привозу ими оттуда трактатов по этой теме, которые имели в своей основе именно буддийское представление о человеке, кардинально отличное от европейского.

Так, считалось, что человек состоит из двух функциональных систем — 5 органов, отвечающих за баланс энергии Ян (в европейском варианте за обмен веществ — печень, сердце, селезенка, легкие, почки) и 6 «кишок» (желудок, толстая и тонкая кишка, мочевой пузырь, желчный пузырь и «Санчао», который координировал все энергетические потоки в теле человека), отвечавших за регуляцию энергии в организм и из него. Вместе эти системы создавали двадцать главных каналов движения энергии Инь и Ян, через которые та попадала в кровь человека. Кроме этого, в человеке выделяли 365 «живых точек», которые воспринимались как точки доступа в организм, а также воздействия на него.

Органы воспринимались как энергетическая система и выполняли одновременно как физиологические, так и психические функции — идея о расположении мышления и памяти человека в грудной клетке встречается вплоть до середины XIX в. Европейские же понятия, пришедшие с литературой, такие как «глупая» или «умная голова», воспринимались японцами как странность и до периода Токугава (1603—1868) не использовались. Созданный в то время Институт медицины включал в себя 5 курсов: медицинский, свойства трав, акупунктура, массаж, магические заклинания.

Это хорошо иллюстрирует тесную связь восточной медицины с мистикой, в отличие от европейского подхода к изучению человеческого строения. Так, анатомические вскрытия, популярные в Европе, в Японии практически не осуществлялись в связи с двумя позициями. Первая объясняется запретом конфуцианской этики на вскрытие тел родителей. Второе восходит к отсутствию идеи дуализма души и тела в человеке: живой и мертвый человек воспринимались как нечто совершенно различное, по мертвому человеку считалось невозможным судить о процессах, протекающих в живом организме. Поэтому первые составленные японцами анатомические карты («Кайтай синсё») были встречены яростным сопротивлением традиционной школы: утверждалось, что анатомическая карта неверна, так как получена путем анализа трупа, из которого ушла жизнь, а не живого организма. Работа всех органов связана с притоком и циркулированием по организму жизненной энергии, и они различаются функциями, а не строением. Говорить об органах вне связи с живым телом не имеет смысла.

В 1754 г. Ямаваки Тоё (1705—1762) удалось добиться официального разрешения и выполнить вскрытие казненного преступника. Его работа повергла медицинский мир Токугава в шок. Он стал объектом особого порицания и нападения, однако стойко отстаивал свои взгляды. Он писал:

Теория может быть опровергнута, но как обмануть реальный материальный мир? Когда теории возвышаются над реальностью, даже очень мудрый человек может ошибиться.

Когда же материальные вещи исследованы и теории основываются на этом, даже человек среднего ума сможет сделать правильно¹.

Параллельно с середины XVIII в. в наиболее богатых областях Японии начался процесс устройства отдельных академий медицинских исследований. Первой из областей, подавшей импульс остальным, стала провинция Хиго. В 1757 г. ее даймё Хосокава Сигэката (1718—1785) установил школу Сайсюнкан в Кумамото — специализированную школу для медицинских исследований. Его инициатива была поддержана провинциями Сацума (в 1774) и Айдзу (в 1801), городом Киото (в 1782) и другими. Таким образом, уже к середине XVIII в. европейский рационализм начал постепенно вытеснять «учение древних». Однако в последствии, несмотря на это, японская культура смогла внутри себя совместить опыт «голландских» ученых и знания «древних» в единую стремящуюся к непротиворечию систему.

Традиционная японская математика, а вместе с ней и храмовая геометрия, возникают в XVII в.^[16][17] Однако корни их стоит искать в формируемой математике Китая. За точку отсчета можно взять один из ранних китайских математических трактатов: «Чжоу Би Суан Цзинь» (в пер. «Классика арифметики гномона и круговой путь небес»), созданный в III в. до н.э. Дальнейшее развитие приводит к созданию во II—III вв. книги «Цзю Жаиь Суаншу», что означает «9 глав искусства математики». Ее 9 глав содержат около 246 задач, касающихся межевания, инженерии, сбора налогов и других тем, требующих знания дробей, геометрической и арифметической прогрессий и решения систем уравнений.

В главе 8, возможно (в зависимости от датировки), содержится первое в истории упоминание об отрицательных числах. Девятая же глава — «Гоу Гу» (в пер. «Ширина и высота прямоугольных треугольников») — предосгавляет 24 задачи, но теореме Пифагора и содержит раннюю формулировку квадратного уравнения и формулу для его решения.

Возвращаясь к Японии: преподавание математики там происходило в Университете, где она велась по трактатам, привезенным из Китая. Их свод включал в себя 9 томов, наиболее известным из которых и был «Цзю Жань Суаншу»¹.

Влияние же этих текстов стало ощутимым уже в 718 г. В этот год правительство издало свод законов «Ёро рицурё» (дословно — «Закон эры ёро»), по которому было создано ведомство Сан Хакасэ — ведомство «Арифметических сведений». Это ведомство состояло примерно из 70 функционеров среднего звена, в обязанности которых входило, по-видимому, измерение размеров полей и сбор налогов. Согласно утвержденному закону, они были обязаны выучить математику из китайских книг в объеме, достаточном для исчисления налогов.

Однако, хотя японцы и стали искусны в арифметических операциях, более серьезная математика на тот момент еще не развивалась.

Еще одним применением основных математических операций становится нумерология. В частности, популярна была идея нумерологических предсказаний, направленных на определение пола будущего ребенка, через прибавление к возрасту будущей матери числа 12 и последовательное вычитание чисел в их арифметической последовательности до тех пор, пока процедура не станет невозможной. Получение нечетного числа означало появление мальчика, четное же — девочки, что вновь указывает нам на влияние китайских традиций, где нечетность — проявление энергии Ян, связанной с мужским началом, четность же — проявление Инь, женского начала. В этом применении математических знаний достаточно знание 4 простейших арифметических операций.

Однако, помимо таких классических применений математики, ее развитие в Японии в том числе пошло неожиданным для науки путем. Так, в то время в городах становились популярны математические игры, которые скрашивали их жителям досуг. Как пример приведем игру, основанную на легенде о Иосифе Флавии. Отряд, защищавший город Йодфат, не пожелал сдаваться в плен осадившим пещеру превосходящим силам римлян. И тогда воины в составе сорока человек стали по кругу и договорились, что каждые два воина будут убивать третьего, пока не погибнут все. При этом двое воинов, оставшихся последними в живых, должны были убить друг друга. Иосиф Флавий, командовавший этим отрядом, якобы быстро рассчитал, где нужно встать ему и его товарищу, чтобы остаться последними, но не для того, чтобы убить друг друга, а чтобы сдать крепость римлянам^[18][19].

На основе игр аналогичных этой формируется независимый вид математики — «Вазан». В отличие от классической японской математики, он нс имел отношения к практической деятельности людей. Более глубоким началом этого направления можно считать появление традиции «Гидэй» — «Завещанных Вопросов». У ее истока стояли двенадцать вопросов, сформированных и опубликованных в 1614 г. Ёсидой Мицуоси (1598—1672). Лишь в 1653 г. Исомура Ёсинори нашел их решение и в продолжение опубликовал собственные 100 вопросов.

Исомура использовал как инструмент для вычислений счетную доску «Соробан», основанную на методе вычислений «Небесный Элемент», пришедшем в Японию из Китая, где к тому моменту он был уже утерян. Подобная счетная доска еще в V в. до н.э. была введена древними греками и известна нам под названием абака. Метод «Небесного Элемента» позволял решать на соробане уравнения с постоянным коэффициентом. Сформулированные в этих вопросах проблемы сводились к множеству задач и геометрических вопросов, связанных, в частности, с вписыванием многоугольника в круг, маленького круга в большой круг и т.н.

Такая постановка задач создала целый пласт математических школ, имевших свои собственные методологии решений. Представители их не выделялись в особый социальный класс исследователей, а были в основном торговцами или же самураями. Однако встречались и бродячие математики, что жили, преподавая свое искусство.

Математиком Сэки Такакадзу (1642—1708) был разработан метод решения уравнений третьей и более высоких степеней, позже повторно разработанный в Европе и вошедший в мировую историю как метод Горнера. Он ввел комплексные корни, создал теорию определителей. В 1686 году, опережая Лейбница, он разработал свой вариант дифференциального исчисления, основанный на вычислении площадей плоских фигур с помощью заполнения их кругами — «Принципе круга»¹. С помощью этого принципа уже ученики Сэки с точностью до 41 знака вычислили число к^[20][21] (так, Мурамацу Сигэкиё рассматривал и 32 768-угольник), вычислили объем шара, площадь сегмента, разработали систему вычисления длины дуги.

Среди японских математиков можно назвать еще много имен: это Такэбэ Катахиро (1664—1739), который впервые ввел в вычисления бесконечные ряды, Мацуиага Ёсисукэ (1692—1744), доведший выведение числа к до 52-го знака, что является рекордным на тот момент, Наканэ Гэндзюн, Адзима Наонобу, братья Фудзита Садаскэ и Фудзита Кагэн, Аида Ясуаки и многие другие. Мы не станем сейчас останавливаться на их работах конкретно. Ознакомиться с ними вы можете в исследованиях, специально посвященных этой геме, которые указаны в источниках к данной главе^[22]. Для нас же с вами рассмотренной информации достаточно для основного представления об отличиях от привычной для европейцев направленности исследований, что основаны на иных ценностях самого математического описания мира, как его знания.

В 1868 г. император Муцухито (1852—1912) полностью открывает границы Японии для европейцев, что ликвидирует существовавшие ранее запреты на всю накопленную к тому времени информацию из Европы. Практически тут же начинается введение этих знаний на уровне школьного обучения, которое приводит к необычайно быстрому освоению этих знаний, что позволило Японии совершенно неожиданно для мирового сообщества вырваться на качественно сравнимый с мировыми державами уровень технологий.

Близились Первая и Вторая мировые войны, и это во многом определило развитие событий. Но для развития японского естествознания как самобытной, уникальной системы методологии знаний реформация Мэйдзи стала финальным актом. В свете хлынувших потоком новых знаний собственные исследования, методы, ценности японцев и их уникальная, основанная не на логике древнегреческих философов, парадигма была полностью и безвозвратно утрачена за ненадобностью. Дальнейший же путь развития Японии в сфере естественных наук уже неотделим от общеевропейского.

* * *.

Рассмотрение темы Средневековья в развитии науки показывает, насколько ярким, насыщенным и плодотворным был данный период. Средневековье — особый тип культуры, в котором естественнонаучные и технические представления Античности претерпели столь значительные изменения, что о прямой преемственности и заимствовании говорить вряд ли целесообразно. Существенное значение для понимания ситуации в науке европейского Средневековья имеет проблема перевода — межкультурного взаимодействия трех мировых конфессий. Очевидно, раскрытие темы будет неполным, если не учитывать развитие естественнонаучных, гуманитарных и технических знаний в культуре Византии и затем Древней Руси.

• [1] Bartholomew, J. R. The Formation of Science in Japan: Building a Research Tradition. Yale U. P" 1993. P. 1.
• [2] Цит. по: Попов К. А. Законодательные акты средневековой Японии. М.: Наука, 1984.
• [3] Louis Frederic Japan Encyclopedia. Harvard University Press, 2002. P. 138.
• [4] Прасол А. Ф. Первые учебные заведения и становление образования в Японии // Россия и АТР. Владивосток: ИИАЭ ДВО РАН, 1998 (4). С. 73.
• [5] Прасол Л. Ф. Первые учебные заведения и становление образования в Японии. С. 73.
• [6] Там же. С. 80.
• [7] Дацышен В. Г. Новая история Японии. Красноярск: КГПУ им. В. II. Астафьева. 2007. С. 56.
• [8] Bartholomew, J. R. The Formation of Science in Japan: Building a Research Tradition. P. 14.
• [9] Дацышен В. Г. Новая история Японии. С. 57.
• [10] Bartholomew, J. R. The Formation of Science in Japan: Building a Research Tradition. P. 39.
• [11] Дацышен В. Г. Новая история Японии. С. 65—66.
• [12] Bartholomew,]. R. The Formation of Science in Japan: Building a Research Tradition. P. 39.
• [13] Ibid. P. 87.
• [14] Grant K. Goodman Japan: The Dutch Experience. — London; Dover, N. H.: AtlanticHighlands, N. J.: Athlone Press; distributed in the U.S.A. and Canada by Humanities Press, 1986.P. 108.
• [15] Subhuti Dharmananda Kampo medicine. The Practice of Chinese Herbal Medicine in Japan[Электронный ресурс] / Institute for Traditional Medicine, 2010. URL: http://www.itmonline.org/arts/kampo.htm (дата обращения: 10.08.2015).
• [16] The Cambridge History of Japan. Vol. 5: The Nineteenth Century (Volume 5) / by MariusB. Jansen. N. Y.: Cambridge University Press, 1989. P. 446—447.
• [17] Fukagawa H., Rothman T. Sacred Mathematics: Japanese Temple Geometry. PrincetonUniversity Press, 2008. P. 31.
• [18] Fukagawa Н., Rothman Т. Sacred Mathematics: Japanese Temple Geometry. PrincetonUniversity Press, 2008. P. 39.
• [19] History of Wasan [Электронный ресурс] / National Diet Library. Japan. URL: http://www.ndl.go.jp/math/e/sl/l.html (дата обращения: 10.08.2015).
• [20] History of Wasan [Электронный ресурс] / National Diet Library. Japan. URL: http://www.ndl.go.jp/math/e/sl/l.html (дата обращения: 10.08.2015). P. 99.
• [21] Ibid. P. 45.
• [22] Например: Fukagawa II., Rothman T. Sacred Mathematics: Japanese Temple Geometry. New Jersey: Princeton University Press, 2008.