Иерархия ценностей в культуре Московского царства

К середине XVI в. в Московском царстве усиливается тенденция тщательного сохранения традиционного характера культуры, ориентированной на утверждение незыблемых ценностей, которыми стали государство и государь, православие и церковь. В традиционной культуре Московской Руси XVI в. доминировало стремление соблюдать обычаи, изменение обычая представлялось катастрофой. «А которая земля обычаи переменяет, — писал боярин Беклемишев, — та земля недолго стоит».

Закрепление ценностей традиционного общества. Желание отгородиться от влияния западноевропейского Возрождения активизировало деятельность церкви и власти, которые выступили единой силой, предприняв довольно агрессивные действия по «консервации» традиции. Важную роль в этом сыграл Стоглавый собор 1551 г. Его решения, записанные в специальной книге «Стоглаве» (отсюда и название — Стоглавый собор), надолго стали своеобразным кодексом церковного права. Была завершена борьба против еретических учений, начатая церковью при помощи государства в конце XV в., канонизация святых русской православной земли. Стоглавый собор окончательно утвердил, во что должна верить национальная церковь и во что не должна. В документах Собора было завершено оформление союза церкви и государства.

Сам же самодержец в своих сочинениях, посланиях и письмах декларирует, что условием этого союза будет являться его «самовластие», ибо взаимодействие человека и Бога осуществляется через православного государя. Иван IV нарушает заповеди и законы, демонстрируя, что в иерархии ценностей после Бога он главный и для подданных, и для отцов церкви. Самодержец позволяет себе глумливые выходки, позерствует и лицедействует, страшится гнева свыше, но при этом грешит страшно. Его опричники ходят в монашеских облачениях, не будучи монахами. Во время постов устраиваются пьяные разгулы. Вопреки заповедям казнят и грабят. А царь смиренно отправляется к митрополиту Филиппу в Успенский собор… просить благословения на свои злодеяния! И когда митрополит требует прекратить проливать кровь невинных людей, царь Иван свергает его с митрополии, ссылает в Тверской Отрочь монастырь и приказывает задушить.

Иван IV уверен, что судьей ему может быть только Бог и больше никто. По образному выражению А. К. Толстого, царь хотел стоять над порабощенной землей один «аки дуб в чистом поле*.

Ценности традиционного общества были закреплены в знаменитом «Домострое», автором которого был протопоп Сильвестр, воспитатель и влиятельный советник Ивана IV.

В этом памятнике культуры сосредоточены главные нормы и правила, в рамках которых должна была существовать культура Московского царства. «Домострой» давал представление о «духовном», «мирском» и «домовом» строении. Он стал своеобразным уставом образцового поведения подданного Московского царства.

По образу и подобию государственной иерархии создается «домовое строение» семейной жизни: «А служили бы государем своим верою и правдою, и добрыми делы и труды, а государь и государыни людей своих жаловали бы, и кормили, и поили, и одевали…» Как самодержец — отец подданных, так и глава семьи — отец домочадцев своих. Он заботится о них, наказывает за непослушание. На всем печать церковности, обряда, традиции. Рассуждая о воспитании детей, Сильвестр советовал: «Любя сына своего, увеличивай раны ему и потом не нахвалишься им. Содержи его в запретах, не улыбайся ему, играя: в малом послабишь — в большом пострадаешь».

Мужьям следует поучать жен своих, но с любовью. А жены должны вопрошать мужей «о всяком благочинии, како душа спасти. Богу и мужу угодити».

?Домострой" в огромной степени повлиял на процесс «консервации» идеалов традиционного общества. Он стал своеобразным уставом образцового поведения подданного Московского государства.

Как и Стоглавый собор, «Домострой» способствовал унификации культуры, осуждая любую возможность инакомыслия, проявления индивидуальности.

Переходность культуры Московского царства. В то же самое время, когда в Московии усиливается стремление к «консервации» традиций, в Западной Европе наивысшего расцвета достигает культура Возрождения. Традиционная культура Московского царства не могла полностью изолироваться от общеевропейских культурных процессов. Имена Леонардо да Винчи, Рафаэля, Микеланджело были известны и русским людям. В XVI в. в Московском царстве появляется своя печатная книга. В 1564 г. И. Федоров и П. Мстиславец выпускают «Апостол». Но к этому времени русским людям уже были известны произведения светской литературы Возрождения.

С развитием городов менялись нравы и обычаи как знатных, так и простых людей. Иван Грозный с тревогой писал: «…обычаи в прежние времена после отца моего… и до настоя щего времени поистощалися».

Постепенно вырабатывался новый стиль жизни, стиль мышления. Формировался интерес к знанию, к книге, к «своей античности». Живопись и литература XVI в. одинаково отмечены историзмом. В центре этого процесса продолжала оставаться проблема самоценности человека, ?страстно дебатировавшаяся представителями всех общественных кругов" (А.И. Клибанов).

Тема самовластия так или иначе нашла свое выражение в духовной литературе Федора Карпова, Ермолая-Еразма, Феодосия Косого, Максима Грека, Матвея Башкина, Зиновия Отенского, в светской публицистике Андрея Курбского, Ивана Пересветова.

В 1518 г. в Москву приехал ученый грек Михаил Триволис, в монашестве Максим, прозванный на Руси Греком. Он был одним из образованнейших людей своего времени. Максим Грек получил образование в Италии. Он слушал знаменитого флорентийского монаха Савонаролу, по свидетельству современников, «мужа замечательной учености и благочестия*, блистательного проповедника божественного учения, но в то же время гневного обличителя язычества и аристократизма Возрождения. Слушал Триволис и других выдающихся флорентийцев.

В Москву Максим Грек был приглашен для исправления богослужебных книг. Келья Максима превратилась в своеобразный «литературный клуб», где собирались любители книжного знания. Максим Грек оставил после себя один из самых человечных документов эпохи — «Исповедание веры». Этот документ по стилю напоминал страстные речи Савонаролы, а по форме — ораторскую прозу гуманистов (А. И. Клибанов). По мнению А. И. Клибанова, значение Максима Грека состояло в том, что он вписал в русскую общественную мысль поступательное развитие западноевропейской культуры. Но, как многие инакомыслящие, Максим Грек был арестован, обвинен в ереси и государственной измене. Он прожил еще достаточно и был свидетелем торжества своих противников на Стоглавом соборе.

Тему «самовластия» человека не обошли даже сам царь Иван IV и его неустанный обличитель А. Курбский. Рядом с этой темой разрабатывается еще одна — тема мирской справедливости. Поиск царства Правды как символа справедливости находит свое воплощение в сочинениях Федора Карпова и Ивана Пересветова. Исследователи их творчества подчеркивают гуманистический образ мысли обоих публицистов.

Среди всех сочинений этого времени исследователи единодушно выделяют «Послание митрополиту Даниилу» Федора Карпова. Оно не датировано, но из текста следует, что государственная карьера Карпова ровной не была, что ему пришлось вкусить горечь опалы, вызванной конфликтом с высшей властью. Послание попало к Даниилу до января 1539 г., когда сам митрополит был отстранен от кафедры.

Федор Карпов был знатоком не только Священного Писания, но и произведений античных авторов, в частности «Этики» Аристотеля, «Метаморфоз» Овидия, произведений Гомера. В своем «Послании» он обращается к митрополиту Даниилу с вопросом: «Что есть дело народное? «Из текста следует, что по мнению автора, это само православное царство, стремящееся к спасению.

Автор страстно рассуждает о том, что «лучший мир» — это не небесная, а земная отчизна— «гражданское» государство, которое в лице своего монарха печется о своих православных подданных.

Сложные, эмоциональные рассуждения автора, впавшего в немилость у власти, пронизаны чувством «правды» — справедливости.

Особенно ярко высвечивается противоречивость эпохи в трудах И. Пересветова.

Русский историк А. А. Зимин писал, что в его (Пересветова) проектах преобразования социально-политического строя России слышался голос переломного времени. О чем же рассуждал И. Пересветов? В центре его внимания — отношения между Правдой и Верой. Публицист обличает формальную, обрядовую, лицемерную Веру, равнодушную к страданиям человека. Пересветов не еретик. Он видит Правду в борьбе с авторитарной церковной идеологией, в осуществлении справедливости через социальное освобождение человека (А.И. Клибанов). В «Большой челобитной» И. Пересветов утверждает: «Которая земля порабощена, в той земле зло сотворяется: татьба, разбой, обида, всему царству оскужение великое; всем Бога гневят, дьяволу угождают». То есть зло обусловлено существованием насилия. Порабощенный человек *срама не боится, а чести себе не добывает". Публицист не пользуется термином «самовластие», он вводит понятие «сердце». Виновников несвободы он называет людьми с «окаменелыми сердцами», забывшими Бога. Пересветов предлагает Ивану IV проект государства — Правды, как образец «жития света всего». Во главе такого государства стоит царь, которому принадлежит вся власть, а вокруг него, как у Царя Небесного, служители (дворяне) — стражи Правды. И все население трудовое, и все органы управления, и церковь построены по принципу Правды.

В своих сочинениях Пересветов не выходит за рамки традиционной культуры, однако он довольно близко подходит к трактовке человека с позиций, характерных для христианского гуманизма: «Бог не велел друг друга порабощать; Бог творил человека самовластным и повелел ему быть самому себе владыкой, а не рабом*.

Ростки Предвозрождения не прошли бесследно. Элементы рационализма проявлялись не только в литературе, архитектуре и живописи. XVI в. вошел в историю русской культуры развитием книжной мудрости и книгопечатного дела. Просветительская деятельность Ивана Федорова и Петра Мстиславца, географические сочинения Афанасия Никитина (в конце XVXVI вв.), появление и развитие картографии, составление словарей иностранных языков — все это так или иначе свидетельства новых черт русской культуры.

Кризис средневековой системы ценностей, неестественность попыток затормозить робкое, но все же состоявшееся движение культуры к новому историческому времени нашли свое отражение в таком явлении культуры XVI в., как юродивые. Образ юродивого пришел на Русь из Византии и получил наибольшее развитие, начиная с XVI в., когда страна и ее народ начинали медленно и порою неосознанно менять «культурную походку». Юродивый на Руси традиционно воплощал образ времени с его грехами и пороками. «Божий человек» нетипичен, парадоксален. В кризисное время доминирующими чертами образа юродивого становятся безумство, пророчество и обличительство сильных мира сего.

В XVI в. юродствование в народном сознании тесно связывалось с образом власти, представленной самодержцем всея Руси Иваном IV. ?Духовная нищета в лице юродивого являлась ходячей мирской совестью, «лицевым» в живом образе обличением людских страстей и пороков и пользовалась в обществе большими правами, полной свободой слова: сильные мира сего, вельможи и цари, сам Грозный терпеливо выслушивали смелые, насмешливые и бранчливые речи блаженного уличного бродяги, не смея дотронуться до него пальцем" (В.О. Ключевский).

Своим поведением юродивый показывал, что этот мир не настоящий, лицемерный, не соответствующий христианским нормам. «В этом, — замечает Д. С. Лихачев, — великое созида тельное начало смехового мира. Юродивый — часть смехового мира русской культуры XVI в. Его мир состоит их двух планов: для невежд — смешной, для понимающих — особо значительный. Поэтому-то, никого не слушавший Иван Грозный слушал и боялся Василия Блаженного. Увидел как-то блаженный Василий, что царь стоит на Божественной литургии, но не молится, а о строительстве дворца думает, и говорит царю без страха и опасения, что на Богослужении надо не только телом находиться, но и всеми мыслями к Богу обращаться, иначе нет пользы пребывания в храме. Царь не разгневался, а лишь удивился, что юродивому не только поступки людей видны, но и мысли».

И сам Иван Грозный не брезговал образом юродивого в сложные минуты своей жизни, избрав псевдоним Парфений Уродивый. Этим псевдонимом он подписал «Канон» и «Молитву» Ангелу Грозному воеводе — архангелу Михаилу. У него Иван IV просит заступничества в своих далеко не праведных делах, страшась смерти: «запрети всем врагам, борющимся со мною». В сознании народа образ юродивого стал воплощением мечты о справедливом царе.

Таким образом, культура XVI в. сумела лишь приблизиться к Ренессансу и определяющей ее чертой была традиционность, но она уже была полна «предчувствием нового времени».