Предисловие. 
Принцип личности в неоклассической гешталы-теории

Конструктивный подход в изучении психологии человека в качестве Homo sapiens основан на принципе единства активности, деятельности и личности. Реализация этого принципа осуществляется в развитии классического и неоклассического человекознания. Личность занимает в этом комплексе социогуманитарных и естественных наук центральное место, сообразно возрастающей мере ответственности человека в управлении собственной эволюцией. В современной неоклассической психологии личности впервые раскрываются возможности упрочения ее творческого потенциала на основе интеграции с гештальт-теорией конструктивного восприятия и познания объектов природы.

Классики гештальт-теории В. Келер, К. Коффка, К. Левин и М. Вертгеймер исходили из того, что психология основывается прежде всего на принципе целостности восприятия человеком любых природных процессов. Согласно первому и важнейшему принципу Gestalt-meopuu, познавательная, то есть социокультурная активность человека обладает структурной упорядоченностью на одном только основании, что любые природные процессы, включая и психические, изначально являются целостными («Gestalt» (нем.) есть одновременно и «форма», и «структура»). Следовательно, жизненно необходимое человеку адекватное восприятие и понимание действительности определяется широким полем действующих на организм раздражителей, то есть структурой воспринимаемой ситуации в целом.

Если по второму, дополнительному, гештальт-принципу динамичности допускается возможность соотносительного изменения познавательных процессов человека, то структурная их организация не перестает существовать как таковая: «…существуют связи, при которых то, что происходит в целом, не выводится из элементов, существующих якобы в виде отдельных кусков, связанных потом вместе, а, напротив, то, что проявляется в отдельной части этого целого, определяется внутренним структурным законом этого целого. Гештальт-теория есть это, не больше и не меньше» [60, с. 7]. Четкая формулировка авторской позиции, отличающая не только М. Вертгеймера, но и его сподвижников, не могла не привести к ясным и привлекательным для широкого круга читателей универсальным положениям гештальт-теории.

Вместе с тем последовательный монизм, выраженный доминированием принципа структуры и в статике, и в динамике любых процессов, то есть именно достоинство универсальности, с одной стороны, придало гештальт-теории статус системно-структурной философии и методологии классической науки. С другой стороны, изоморфистская редукция истоков культуры человека к процессам природы стала коренным недостатком гештальт-подхода, распространившегося во всей классической науке. Всеобщность гештальт-подхода наиболее ярко обнаружила самые основы кризиса классической науки на тернистом пути человеческого самопознания.

Фундаментальное достижение классической методологии состояло в утверждении человека в качестве объекта науки. Но классическая наука, связывающая человека с природой, одновременно пренебрегает его культурой. В результате классическая гештальт-теория по существу оказывалась абстрактной, безличной и беспомощной, как только требовалось ответить на конкретные вопросы о том, каким образом осуществляется восхождение от структуры познавательного процесса к структуре личности. Еще более трудной для классической гештальтпсихологии стала проблема построения метацелостной структуры активности, деятельности и личности, что было бы вполне адекватно реальной психологии человека, отличающейся несомненым единством организации и функционирования.

В классической гештальт-теории слова «восприятие структуры» читаются с логическим ударением на втором из них; в неоклассической гештальт-психологии следовало бы сказать: «восприятие структуры». Как именно осуществляется становление конструктивного восприятия предмета познания при одновременном саморазвитии личности человека в условиях преемственной сохранности структурно-динамических основ классической гештальт-теории, — вот главный вопрос конструктивной, неоклассической гештальт-психологии личности.

При этом невозможно отрицать вклад классической гештальттеории в развитие общей теории систем, в психологию профессиональной деятельности, в когнитивную психологию и психотерапию, не говоря о многих других позитивных гештальт-интенциях мировой культуры. Но, как отмечает В. П. Зинченко, «…никакая методологическая концептуальная схема, будь то принцип целостности, структурности, системности, не может непосредственно накладываться на исследуемую реальность. Необходима серьезная теоретическая работа, связанная с осмыслением и конструированием предмета научного исследования. Этой-то необходимой работы представители гештальт-психологии не проделали. Они понимали психику как данность сознанию. И не вышли при этом за пределы адаптационногомеостатического подхода, существовавшего в естественных науках…».

Вместе с тем, как справедливо отмечает В. П. Зинченко, именно М. Вертгеймер «выходит заграницы гештальт-теории, пытаясь понять реальные механизмы учебной и творческой мыслительной деятельности» [60, с. 10]. Той же справедливости ради, нужно особенно подчеркнуть, что не только М. Вертгеймер, но и многие его коллеги стремились по крайней мере наметить культурную и личностную перспективу развития гештальт-теории. Труден был сам переход от структуры объективистского видения реальности классической наукой к предметному неоклассическому пониманию этой реальности. Казалось бы, при классическом объективном подходе исследуются и внешние, и внутренние связи и отношения между элементами, фиксируется даже интуитивное их «усмотрение», включая мистические моменты «инсайта», вплоть до введения понятий «продуктивность», «конструктивность» и «визуальное» мышление". Гностические действия становятся непременными условиями конструктивного гештальт-анализа.

Отсутствует одно главное условие неоклассического подхода-конструктивная и продуктивная активность субъекта познания, предполагающая фундаментальное различие связей, объективно устанавливаемых в природе и отношений, присущих лишь социуму и культуре и одухотворенных личностью человека.

Было бы упрощением считать, что постулат активности некритически, в рабочем порядке должен быть введен конструктивной неоклассической наукой, как если бы не существовало исторически длительной традиции определения активности в качестве важнейшей категории субъективного идеализма, этого неустранимого антипода классического объективного материализма.

Правда, современные попытки отрицания классического подхода, в формах постмодернистского человекознания, независимо от их специфики, по-прежнему могут быть объединены единой тенденцией ремейка аристотелевской идеи возвышения первичного и активного сознания по отношению к материи, — вторичной и пассивной. Далее вполне логично предполагается, что активностью обладают свойственные всем вещам идеальные их формы, образующие эти вещи путем воздействий на пассивную материю.

Как замечает Гегель: «Сила как объективная всеобщность и как насилие над объектом есть то, что называют судьбой… Просто как объекты, живые существа подобно остальным вещам, стоящим на низшей ступени, и не имеют судьбы; все, что с ними происходит, — случайность… Судьбу в собственном смысле имеет лишь самосознание, так как оно обладает свободой…» [73, с. 813].

Активность человека, отвлеченная от его деятельности, объективировалась в античной философии в формах категорий и систем объективного и субъективного идеализма. Хотя природа и сущность активности рассматриваются Гегелем лишь в самом общем виде, он разграничивает следующие ее формы: практическая активность, активность мышления, активность сознания и активность самосознания. Эти формы различаются по предмету направленности, по качеству развития, по функциям и структурам, хотя содержательно они, как «формы», не раскрываются и, более того, не нуждаются в этом с точки зрения последовательного объективного идеализма, утверждающего «чистую пассивность» материи, не одухотворенной сознанием.

По существу, все различия эволюционирующих форм движения материи есть прежде всего различия форм активности этого движения, причем активность теоретически и практически неотделима от движения, как структурирующая его сторона. Вопрос о природе активности как в живой, так и в неживой природе оказывается связанным с единой проблемой регулируемой эволюции и системно-структурной реи организации любых открытых систем. Иначе говоря, речь идет о том, что активная эволюция и активность — это понятия, отображающие идеальную и, главное, конструктивно-регулятивную сторону развития природы, общества и психологии человека.

При такой расстановке акцентов в понимании активности предполагается наличие ее субъекта, который один только и обнаруживает указанные отношения в эволюционных процессах и явлениях материальной действительности. Отрицая разумность животных, К. Маркс и Ф. Энгельс подчеркивают: «Там, где существует отношение, оно существует для меня; животное не „относится“ ни к чему и вообще не „относится“; для животного его отношение к другим не существует как отношение» [202, т. 3, с. 30]. Активность животных, лишенная их собственных отношений, — бессознательна. Более того, некорректно обсуждение терминов «сознание» и «бессознательное» при отсутствии субъекта отношений в окружении объектов живой и неживой природы. Те закономерные отношения, что составляют систему и структуру их активности, осознаваемы только человеком, так же как и в целом, активность природы и общества, — это предмет сугубо человеческого познания.

Порядок функционирования системы отношений, изнутри и с необходимостью регулирующей самодвижение объектов, отображается человеком в форме закономерностей, из которых подавляющее большинство прямо включают в себя понятия «отношение», «переход», «перенос», «преобразование», «превращение» и, в конце концов, — «снятие». Всякое отношение есть фиксация качества, преобразуемого посредством снятия, вследствие чего «отношение» как понятие глубоко диалектично по своей природе, репрезентируя собой диалектичность активного, творческого мышления в осознании человеком мира.

Указывая, что одной из наиболее сложных в психологии является именно проблема «явлений активности», А. Н. Леонтьев, подчеркивал, что именно они образуют трудно улавливаемые в эксперименте, и, вместе с тем, вполне реальные моменты человеческой деятельности, составляющие внутреннюю предпосылку самодвижения деятельности и ее самовыражение: «Но эта проблема, на которую мы постоянно наталкиваемся в живой человеческой жизни, остается сейчас едва затронутой экспериментальным исследованием, и ее разработка в огромной степени остается делом будущего» [185, с. 13].

В решении вопроса о корнях практического интеллекта и речи подход Л. С. Выготского в интерпретации А. Н. Леонтьева состоял в том, что практический интеллект предков человека приобретает активное начало посредством его «оречевления». Следует подчеркнуть, что различное понимание активности весьма существенно в судьбе психологии и в определении роли личности психолога именно потому, что активность является фундаментальной характеристикой антропогенеза, а не только отдельной психологической науки. Поэтому понятен пафос, с которым А. Н. Леонтьев излагает существо интерактивации интеллекта: «Наступает чрезвычайное событие в истории эволюции, которое состоит в том, что, с одной стороны, действия, прежде происходившие независимо от речи, общения индивида с другими индивидами… и, с другой стороны, общение, существовавшее независимо, вне связи с действием, перекрещиваются… действие становится оречевленным, а речь — предметно-отнесенной, включенной в действие… Практические действия, осуществляемые животным в связях его с предметным миром, превращаются в действия, обязательным условием и конституиирующим началом которых является общение… У животных это разъединено» [185, с. 111; 68, т. 2; 89, с. 118].

В результате благодаря активности «деятельность входит в психологию, как-то, что порождает, что имеет психологическую сторону». При этом, по образному сравнению А. Н. Леонтьева, полная картина строения или природы активности человека напоминает пейзажи земной природы: «…ветер эмоций движет облако мысли, истекающее каплями слов», — вследствие того, что «за интеллектом» находится аффект" [185, с. 117]. Как уточнял Л. С. Выготский: «Мысль совершается в слове, а не живет просто в слове» [68, т. 2, с. 115].

В дальнейших исследованиях было действительно обнаружено, что значение орудий обнаруживается в том, каким образом ими опосредствуется, снимается натуральная, биологическая логика, вследствие чего орудия становятся орудиями не столько деятельности, сколько активности, ибо они «детерминируют деятельность» [184, с. 120]. Таким образом, человеческая деятельность в современной психологии вполне может рассматриваться именно как активная деятельность, поскольку активностью снимается элементарное действование животных [184, с. 120].

Формулируя принцип единства сознания и активной деятельности, С. Л. Рубинштейн подчеркивает антропогенетическое значение активности в формировании человека как субъекта деятельности: «Итак, субъект в своих деяниях, в актах своей творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется; он в них созидается и определяется. Поэтому тем, что он делает, можно определять то, что он есть; направлением его деятельности можно определять и формировать его самого… В творчестве созидается и сам творец. Лишь в созидании этического, социального целого созидается нравственная личность. Лишь в организации мира мыслей формируется мыслитель; в духовном творчестве вырастает духовная личность» [273, с. 106].

По мнению С. Л. Рубинштейна, различного рода явления психологизация научного и философского познания, так же как вообще идеализм (объективный или субъективный) возникают вследствие абсолютизации противоположности объективного познания и познания, осуществляемого субъектом. Но никакое познание невозможно вне субъекта познания, что не противоречит, тем не менее, объективности этого познания. Поэтому, считает С. Л. Рубинштейн, необходимо различать субъективность психического как принадлежащего субъекту и субъективность как неполную адекватность объекту познания, имея в виду, что вся психика человека и его познание-всегда субъективны: «всякое научное понятие есть и конструкция мысли и отражение бытия» [273, с. 108].

Известно также фундаментальное положение С. Л. Рубинштейна: «Человек — не пассивное существо в системе влияния на него внешних факторов, а субъект активности-личность, оказывающая влияние на внешний мир… Внешнее воздействие дает тот или иной психический эффект, лишь преломляясь через внутреннее психическое состояние» [273, с. 226].

За истекшие полвека это положение не стало менее актуальным, поскольку оно подтверждается не только С. Л. Рубинштейном, но и современными его единомышленниками, ставящими во главу угла «идею о самодвижении деятельности, об активности субъекта как необходимом внутреннем моменте его саморазвития» [275, с. 40]. Статус адекватного, диалектического понимания активности защищен не только именами А. Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна.

На самом деле в передовой отечественной психофизиологии и психологии второй половины XX века понятие активности уже рассматривалось с философским профессионализмом. Например, по мнению В. Д. Небылицына, «понятием общей активности объединяется группа личностных качеств, обуславливающих внутреннюю потребность, тенденцию индивида к эффективному освоению внешней действительности, внешнего мира». Такая потребность может быть реализована, например, в умственном, двигательном и социальном планах, вследствие чего «может быть выделено несколько видов общей активности» [212, с. 251].

Методологически и теоретически трудно разрешимая проблема содержательного определения категории активности не могла не привлечь внимание отечественных философов XX века. Так, Э. В. Ильенков утверждает: «Биологически человек приспособлен к любой экологической нише именно в силу того, что не приспособлен ни к одной из них в частности». Вот почему, «когда речь идет о высших психичею ских функциях… именно биологию следует рассматривать как нечто существенно недифференцированное, а социально организованную жизнедеятельность в конкретно-исторических формах ее культурной эволюции-как действительную причину возникновения психических различий» [137, с. 371, 373].

По Э. В. Ильенкову, возникающее на основе биологического равенства социальное неравенство индивидуумов есть одновременно отрицание естественного равенства, и форма его осуществления. В отличие от вышеупомянутых примеров непосредственного вывода активности из деятельности мозга, Ильенков напоминает, что «в функциях мозга проявляет себя, свою активность совсем иной феномен, нежели сам мозг, а именно личность… Личность не только существует, но и впервые рождается именно как „узелок“, завязывающийся в сети взаимных отношений, которые возникают между индивидами в процессе коллективной деятельности (труда) по поводу вещей, созданных и создаваемых трудом» [137, с. 374, 392].

Таким образом, мозг как орган, непосредственно реализующий личность, проявляет себя таковым лишь при выполнении им функции обработки информации, связанной с управлением личностью «ансамблем» отношений человека к человеку. С этой точки зрения мозг превращается в орган активности человека, в орган отношений человека к человеку, или, другими словами, — человека к самому себе: «Личность и есть совокупность отношений человека к самому себе как к некоему „другому“ — отношений „Я“ к самому себе как к некоторому „Не-Я“.. Человеческое отношение всегда предполагает, с одной стороны, созданную человеком для человека вещь, а с другой стороны, другого человека, который относится по-человечески к этой вещи, а через нее — к другому человеку» [137, с. 392, 393].

Чтобы это определение активности стало более аргументированным, Э. В. Ильенков движется к началу человеческой истории в онтоифилогенезе, замечая: «…предоставленный самому себе… человеческий индивид не предназначен даже для прямохождения… К прямохождению ребенка принуждают именно для того (и только для того), чтобы освободить его передние конечности от „недостойной“ работы для труда, т. е. для функций, навязываемых условиями культуры… В этом смысле процесс возникновения личности выступает как процесс преобразования биологически заданного материала силами социальной действительности, существующей до, вне и совершенно независимо от этого материала» [137, с. 393, 396, 397].

Основываясь на этом примере процесса активного становления человека, Э. В. Ильенков заключает, что материалистический подход к психической деятельности состоит в том, что она определяется в своем течении не структурой мозга, а системой социальных отношений человека к человеку. Личность, как принципиально отличное от тела и мозга человека социальное образование, посредством тела индивида осуществляет себя в качестве «сущности» или совокупности и.

(«ансамбля») реальных, чувственно-предметных отношений данного индивида к другим индивидам: «Эти отношения могут быть только отношениями деятельности, отношениями активного взаимодействия индивидов… Личность не только возникает, но и сохраняет себя лишь в постоянном расширении своей активности, в расширении сферы своих взаимоотношений с другими людьми и вещами, эти отношения опосредствующими» [137, с. 399, 413].

Солидарно взглядам Э. В. Ильенкова, Б. Ф. Ломов считал, что продуктом общения, как особой формы активности становится «…не преобразованный предмет (материальный или идеальный), а отношения с другим человеком, с другими людьми» [193, с. 248].

Д. А. Леонтьев также особенно подчеркивал значение того факта, что активность субъекта выявляется в «движении смыслов», понимаемом как изменение его жизненно важных отношений: «Смысл выступает в сознании человека как-то, что непосредственно отражает и несет в себе его собственные жизненные отношения» [187, с. 75].

По мнению А. А. Бодалева, «под отношением… понимается психологический феномен, сутью которого является возникновение у человека психического образования, аккумулирующего в себе результаты познания конкретного объекта действительности… Все составляющие психической организации человека, — от самых низших до высших ее подструктур, — связываются так или иначе отношениями… причем функциональные возможности человека в организации деятельности могут быть определены лишь на уровне активно положительного отношения к ее задаче» [41, с. 68, 225].

Позитивная неоклассическая концепция активной эволюции человека в особенности привлекательна тем, что в ней раскрывается как природа, так и содержание социально-исторической и личностной активности человека, материалом которой являются его общественные отношения. Именно отношениями культуры, а не только непосредственными связями продуктивного труда и познавательной деятельности предопределяется содержательность и методологическая обоснованность конструктивного потенциала активности человека в неоклассической гештальт-психологии личности.

Интегрированное в компетентностной модели личностного самопознания содержание учебника «Гештальт-психология личности» предполагает, что в результате обучения бакалавры, магистры и аспиранты устремляются к идеалу самостоятельного, талантливого и тактичного профессионала, способного к развитию гуманистических традиций отечественного и мирового человекознания.

Выпускники университетов, приобретая умения конструктивного и продуктивного гештальт-подхода, в сотрудничестве с представителями смежных профессий, осваивают профессиональные роли не только психолога, но и социального терапевта.

Развитие личностных качеств практического гештальт-психолога связывается с открытым списком множества профессиональных компетенций, согласно которым бакалавры, магистры и аспиранты, в результате изучения основных разделов учебника, должны:

знать

• • цели, задачи, функции и методы современных образовательных процессов, ориентированных на конструктивное становление развивающейся личности в условиях естественных психолого-педагогических экспериментов;
• • цели и содержание непрерывного инновационного образования и самообразования личности;
• • историю, логику и тенденции развития классической и неоклассической психологии личности на основе становления культурно-исторической парадигмы гештальт-психологии личности;
• • взаимоотношение комплексного и системного подходов в отечественной и мировой гештальт-психологии личности;
• • особенности развития сознания, самосознания и самооценки личности по мере возрастания свободы и ответственности субъекта социокультурной активности, характер и содержание которой является предметом экспериментального изучения;

уметь

• • обобщать и систематизировать знания, представляющие:
• • опытно-экспериментальные сведения о развитии культуры, цивилизации и гештальт-кодов личности в системах общественных ценностей, норм и традиций;
• • определение принципов, методов и методик психологических исследований личности в условиях лабораторных и естественных психолого-педагогических экспериментов;
• • экспериментально установленные особенности аккультурации, социализации, индивидуации, индивидуализации, самоактуализации и персонализации;
• • экспериментально определяемый статус личности в качестве гештальта социокультурной общности в психологических исследованиях малых групп и массовидных явлений психики;
• • возможности экспериментального определения конструктивности, продуктивности познавательной деятельности на основе гештальтподхода;
• • экспериментальный гештальт-подход к изучению одаренности, творческого статуса и научного потенциала личности в контексте изменений волевых процессов и структуры мотивации, определяющей высшие уровни личностной саморегуляции;

владеть

• • методами и современными технологиями психологических исследований конструктивного саморазвития личности в социокультурных ситуациях, представляющих:
• • экспериментально установленные факторы, движущие силы и условия саморазвития личности при отрицании однозначной детерминации психического и личностного развития от ребенка к взрослому;
• • необходимость экспериментального установления общих и специальных закономерностей конструктивного и продуктивного развития активности и деятельности, общения и межличностного взаимодействия;
• • гештальт-подход к разрешению проблем развития современного образования, воспитания и обучения человека;
• • гештальт-терапия межличностного взаимодействия в семье и в социокультурной среде воспитания и развития личности;
• • конструктивные пути поиска и обработки информации о возможностях саморазвития личности в различных социокультурных условиях, а также в условиях депривации и в иных, особых условиях;
• • планирование и осуществление гештальт-подхода в разрешении проблем информационной безопасности личности, общества и государства.