Неспособность увидеть уже проявившуюся проблему

Еще один фактор, влияющий на принятие управленческой элитой неверного решения, — неспособность увидеть уже проявившуюся проблему. Это связано по меньшей мере с тремя причинами.

Во-первых, зачастую источники происхождения социальных проблем в прямом смысле скрыты. Наглядный бытовой пример — внешне чистая, но на деле плохая вода, содержащая в себе токсичные соединения, вещества и соли. Люди их не замечают, пьют воду, а результат (болезни, отложения солей и т. д.) проявляется не сразу, отложен во времени. То же самое и с городским воздухом. Находящиеся в нем вредные примеси чаще всего не замечаются жителями крупных городов.

Возьмем пример из сферы управления социальными отношениями.

6 декабря 2010 года болельщик футбольного клуба «Спартак» 27-летний Егор Свиридов погиб от выстрелов уроженца Кабардино-Балкарии из травматического оружия. В Москве начались беспорядки после того, как правоохранительные органы отпустили его сообщников. Перекрывшие Ленинградский проспект болельщики вынудили власть обратить внимание на очевидную несправедливость и возбудить уголовное дело, а не тихо спустить его на тормозах. 11 декабря в центре Москвы на Манежной площади собралось более 5 тысяч человек. Несколько сот из них принимали непосредственное участие в столкновениях с бойцами ОМОНа^[1]. В тот же день массовые акции прошли в других городах России. Повод событий очевиден, причины — далеко не на виду.

Анализ показывает, что у этих событий — комплекс причин: а) отсутствие у властей всех уровней концептуального понимания таких ключевых феноменов, как нация, гражданское общество, социальная солидарность и согласие, будущее страны; б) социальная неустроенность значительной части общества, прежде всего молодежи, которая не видит для себя перспектив; в) коррупция, бесправие, избирательность правосудия, беззаконие, невозможность добиться справедливости законным путем, что провоцирует бунт и самосуд; г) этническая преступность, вызывающая межнациональную напряженность; д) отсутствие в стране политики здорового просвещенного национализма и патриотизма, и т. д.

Не надо быть семи пядей во лбу или ходить к гадалке, чтобы понять — этот комплекс причин в российском социуме может «выстрелить» в любой другой момент в любом другом уязвимом месте и по другому поводу.

Это заставляет вспомнить известный императив, согласно которому властно-управленческая элита призвана вырабатывать в себе умение мыслить концептуально, абстрактными категориями, которые обозначают глубинные тенденции, проблемы, смыслы и ценности общества. Среди этих категорий такие, как «интересы страны», «социальное согласие», «солидарность», «доверие», «взаимопомощь», «право», «справедливость», «ответственность», «профессионализм», «долг», «честь», «патриотизм», а также «любовь», «семья», «дети» и т. д. Без этих смыслов и ценностей любой социум превращается в совокупность атомизированных индивидов, удел которых — «война всех против всех», а не гармонизированное общество.

К сожалению, российская (и не только российская) политико-управленческая элита плохо понимает смысл этих категорий, поэтому стоящие за ними реальности и практики часто неадекватны вызовам времени и интересам России.

Во-вторых, причиной неверных управленческих решений и действий может быть «удаленное» управление, в принципе свойственное каждому обществу. Обычно в любой стране вертикаль власти охватывает всю территорию. Однако, как правило, вершина властной пирамиды менее информирована о проблемах мест, удаленных за сотни и тем более тысячи километров, чем о проблемах всей страны или территории, прилегающей к столице. Что естественно. В самом деле, так ли уж важны проблемы загрязнения Байкала целлюлозно-бумажным комбинатом, который снабжает бумагой всю страну (к счастью, уже закрыт)? И кого в Кремле волнует, есть ли в какойнибудь деревне Ивановке любой российской области аптека, детский сад или школа? Особенно такой подход был характерен для гипертрофированно централизованной советской системы госуправления.

Любая власть имеет на местах своих представителей — губернаторов, полномочных представителей, депутатов, конгрессменов, сенаторов, мэров, наместников, воевод и т. д., которые с разной степенью эффективности «разруливают» проблемы по мере их возникновения. Трудность для российской властной элиты заключается в том, что все социальные проблемы отражаются на всех регионах и территориях, но по-разному. Понятно, что есть и общее в том, что беспокоит Калининградскую область и Камчатку, Северный Кавказ и Забайкальский край и т. д. — рабочие места, заработные платы, инвестиции, уровень и качество жизни, образование, медицина и т. д. Однако каждая территория специфична и имеет массу собственных проблем, что всякий раз требует специального анализа и дифференцированных решений.

Трудность удаленного управления в России усугубляется системными пороками российской бюрократии — непрофессионализмом, коррумпированностью, кумовством, клановостью, безответственностью, неповоротливостью, бездушием и т. д.

В-третьих, часто политико-управленческая элита не замечает возникшую проблему из-за нерегулярности ее симптомов, незаметного нарастания. Это аналогично восприятию глобального потепления. Известно, что в последние десятилетия температура на планете медленно повышалась. Однако это было трудно установить, поскольку скачки температуры происходят ежегодно и довольно хаотично — то на два градуса выше одним летом, то на один градус выше другим, затем на три градуса ниже следующим летом, далее — снова ниже, затем на четыре градуса выше и т. д. При столь многочисленных флуктуациях и их непредсказуемости требуется много усилий и времени, чтобы зафиксировать рост температуры на несколько сотых градуса.

Общество, политико-управленческая элита, бизнес практически всех стран воспринимают эту информацию как такую, последствия которой еще неизвестно когда и неизвестно как скажутся. А раз так, то пока можно двигаться обычным курсом и не слишком беспокоиться. Лишь ничтожно малая часть общества, элиты, бизнеса занимает противоположную позицию.

Для описания подобного, скрытого нерегулярностью симптомов нарастания проблемы, а также снижения стандартов используются два близких по смыслу термина — «ползучая норма» и «социальная амнезия». Если состояние экономики, образования, здравоохранения, дорожного движения или другого сегмента общества ухудшается медленно, то такое изменение трудно заметить в рамках, например, одного или двух лет. Понятие нормы трансформируется в сознании постепенно и незаметно. Такие изменения могут происходить десятилетиями, прежде чем люди вдруг понимают, что когда-то условия жизни были куда лучше и что стандарты снизились.

Автомобильное движение в Москве в 1970—1980;е гг. медленно нарастало, но было вполне приемлемым. Старые художественные и документальные киноленты это прекрасно демонстрируют, вызывая нескрываемую зависть и ностальгию у зрителя, видящего свободное передвижение автомобилей. Интенсивность этого движения усилилась в разы в 1990— 2000;е гг., когда резко увеличилось количество автомобилей у жителей мегаполиса. При этом количество и качество дорог практически не возрастало, развязки строились медленно, метро практически совсем прекратили строить (удивительно, но оно строилось даже в годы Великой Отечественной войны!). Настал момент, когда город практически встал, превратившись в большую пробку. Потребовались и требуются гигантские (и даже героические) усилия и пересмотр всей дорожно-транспортной стратегии, чтобы ситуация изменилась к лучшему.

30—40 лет назад в стране обязательны были профилактические медицинские осмотры населения. Большинство людей имели возможность проходить осмотры у врачей разного профиля. И хотя такая профилактика чаще всего проводилась формально, она позволяла выявить многие болезни на ранних стадиях развития. Этот опыт, к слову, был взят на вооружение в ряде стран Запада и Японии. После перехода страны к новым социальным и экономическим отношениям эта система полностью разрушилась, что привело к ухудшению состояния здоровья населения, высокой смертности населения, низкой продолжительности жизни.

В обоих случаях (а можно привести и множество других, например, состояние футбола и футбольного хозяйства, качество образования в СССР и России и т. д.) ползучая норма и социальная амнезия не позволили населению и властям запомнить и сохранить лучшее из прежнего опыта. Эти и другие социальные факты (они бесконечны) показывают, почему люди и элиты не могут обнаружить многие надвигающиеся проблемы прежде, чем становится слишком поздно.

Но если население испытывает последствия таких изменений на себе, расплачиваясь здоровьем, временем, нервами и т. д., то бездействие властно-управленческих элит лишний раз свидетельствует о низком качестве и эффективности управления, поскольку совершенно очевидно отсутствие у них превентивностратегического мышления, ответственности, а часто и желания что-либо делать. Когда сами элиты имеют все возможности ездить с «мигалками», а об их здоровье беспокоятся спецполиклиники, у них неизменно ощущение, что не так уж все плохо и жизнь не просто «налаживается», а уже давно в полном порядке.

Это тем более трудно объяснимо, что сегодня существуют все возможности для самого глубокого мониторинга любых ситуаций и имеются критерии оценки (либо их вполне можно разработать) их критических (пороговых) состояний, за которыми они выходят из-под контроля.

Однако самый глубинный и драматичный пример «ползучей нормы» и «социальной амнезии» в России — изменение ценностной системы практически во всех слоях обществе. В 1960— 1970;е гг. понятия «доверие», «совесть», «справедливость», «солидарность», «согласие», «Родина», «патриотизм» при всех издержках времени и неискренности власти не были пустым звуком. В деревнях двери могли не закрываться на замки, в городах ключи часто оставляли под ковриком у двери. Да и сами двери были не железными, а обычными, стандартными. Дети, даже первоклассники, ходили в школу без сопровождения и охраны, спокойно играли во дворах и на улице.

Постепенно, однако, ценностная ткань общества разъедалась нормами, привносимыми, к сожалению, именно элитой (карьера, «делавшаяся» благодаря связям, блату, а не профессионализму; «теплые» местечки, распределявшиеся среди своих, распространение принципа «Ты — мне, я — тебе», нарастающий культ материального потребления, новые представления об «успешности» и т. д., и т. п.), а также некоторыми национальными традициями (кланы, клиентелы, подношения, коррупция), криминальными сообществами (силовое решение проблем) и т. д.

И вот уже ценности потребления доминируют над ценностями производства и творчества, материальные — над духовными, население делится на «успешных» (олигархи, завсегдатам тусовок, чиновники и т. д.) и «лохов» (учителя, врачи, военнослужащие, бюджетники и т. д.). Поскольку атомизация общества привела к тотальному недоверию, вокруг загородных домов возведены огромные заборы, установлены железные ворота и двери, окна на решетках, поставлена охрана (в масштабах страны — миллионы молодых и здоровых мужчин, не занятых производительным трудом), чиновники требуют для подстраховки (а вдруг их обманывают!) огромное количество бумаг и справок, которые никто и никогда на читает, и т. д.

Одни мошенники сменяют других, финансовые и строительные пирамиды высасывают деньги из карманов миллионов людей. Целая проблема — купить качественные продукты, лекарства. Общество превратилось постепенно из доверчивого и во многом открытого в отношениях между людьми во фрагментированное, разрозненное и с высокой степенью недоверия всех ко всем.

Поскольку такие ценностные изменения коснулись прежде всего и элиты, в том числе управленческой, ожидать от нее эффективного управления не приходится до той поры, пока она не сменится людьми, ценностная шкала которых по крайней мере не будет противоречить интересам страны.

Впрочем, о самой элите и ее ценностях должен быть особый разговор.

• [1] 'ОМОН — отряд милиции особого назначения.