Мишель Фуко: археология знания и власть дискурса

Творчество Мишеля Фуко (1926;1984 гг.) является весьма авторитетным для мыслителей постмодернистской ориентации, хотя воззрения этого философа не были последовательно постмодернистскими или постструктуралистскими. Нельзя сказать, что М. Фуко был логически безупречным в изложении своей философской программы, нельзя сказать даже, что эта программа у него была. Его работы, частично пересекаясь, в каких-то важных моментах противоречили друг другу. Обладая ярким ассоциативным мышлением, он был занят чистым поиском, свободным от какого бы то ни было предвзятого отношения, сверхидси, заранее сформированного «мессиджа». Более того, как мы увидим, философская деятельность М. Фуко была направлена на подрыв, демонтаж самого.

понятия «сверхидея». Именно такой свободный, самоопровергающий стиль и был близок многим философам, ученым и художникам-постмодернистам. Такая парадоксальность письма была также свойственна Ф. Ницше.

Первой большой работой М. Фуко, которая принесла ему мировую известность и славу, стало сочинение «Слова и вещи» (1966 г.), в котором автор выступает на вполне структуралистских позициях. В этой своей программной ранней работе философ предложил оригинальный взгляд на историю европейской культуры.

Основные идеи, изложенные в «Словах и вещах», таковы. Помимо традиционного взгляда на историю, согласно которому исторический процесс неделим, целен и является единой линией непрерывного развития, в которой борются друг с другом мнения, установки, мировоззрения, практические потребности людей и т. д., возможен и иной взгляд. В соответствии с этим взглядом смена исторических эпох не есть линейный прогрессирующий рост, не есть результат того, что одни, более современные, прогрессивные мнения сменяют другие, реакционные или устаревшие. Традиционный подход к истории М. Фуко называет докслогическим (от гр. doxa — мнение и logos — учение) и старается отмежеваться от него.

История, по М. Фуко, лишена целостности. Ее нельзя рассматривать как единую разворачивающуюся ленту, она, скорее, похожа на грубо пришиваемые один к другому куски материи. Историю, считает автор «Слов и вещей», характеризует радикальная прерывность. Каждая эпоха никак не зависит от предыдущей. И ровным счетом ничего не передает следующей эпохе. Она неожиданно «открывается» и так же неожиданно «закрывается». Без понимания этой «радикальной прерывности» истории невозможно адекватно понять и оценить многие исторические события и тексты. Внутренняя логика и целостность эпохи, таким образом, оказываются гораздо важнее, чем «скрепы» эпох друг с другом и взгляд на историю с «высоты птичьего полета».

Но как же понять внутреннюю логику и смысл сменяющих друг друга эпох? М. Фуко предлагает от эволюционистской доксологии, исследования борющихся «новых» и «старых» мнений, якобы двигающих историю, перейти к археологии знания, т. е. постараться понять по сохранившимся вещам и текстам особенности мышления людей в каждую эпоху. Нужно, полагает он, заглянуть в каждую ушедшую эпоху и понять глубинную взаимосвязь того, что объединяет внешние следы деятельности ее представителей — язык, сохранившиеся вещи и памятники — с принятыми стандартами мысли внутри эпохи.

Такое соотношение, корреляцию духовного, языкового и вещественного внутри эпохи М. Фуко называет эпистемой (греч. episteme — знание).

Находясь внутри эпохи, люди вряд ли осознают эпистемологическую диспозицию, связь мышления и языка с вещами и артефактами деятельности. Но историк обладает соответствующей вненаходимостью. Исследование эпистемы каждой эпохи и является, говорит М. Фуко, целью историка. Применительно к истории Нового времени в «Словах и вещах» описываются три эпистемы — эпистема эпохи Возрождения (XIV-XVI вв.), эпистема классицизма (XVII-XVIII вв.) и эпистема Новейшего времени (XIX-XX вв.). В первой эпистеме мышление и вещи связываются друг с другом принципом подобия (мыслимое подобно природным объектам). Во второй эпистеме, эпистеме представления, язык становится «великой автономной системой знаков», отделяется от природы и живет по закону театрального действа. В третьей эпистеме язык опирается на принцип систем и организаций и вообще утрачивает взаимосвязь с природой. Эпистема каждой эпохи влияет на ее традиции, обычаи и образ действий, общественные явления и памятники мысли.

В последующих работах М. Фуко переносит фокус своих исследований с истории и языка в сферу власти, доминирования. Соответственно его ранние воззрения существенно изменяются. Философ пишет о медицине, психиатрии, отношении к безумию, власти, сексуальности.

Начиная с «Археологии знания» (1969 г.) М. Фуко оперирует понятием дискурс (фр. discourse — речь). Это понятие является сегодня одним из самых сложных, его используют представители.

разных научных дисциплин. Однако в «Словах и вещах» оно употребляется в своем изначальном, самом простом смысле. Термин «дискурс» означает «речь», а «дискурсивный» — «речевой». М. Фуко лишь акцентирует внимание читателя на том, что речь человека всегда выдает его претензии на власть. Говоря несколько упрощенно, под дискурсом в текстах М. Фуко можно понимать бессознательный властный аспект говорения и знаковой деятельности вообще. Высказываясь, говорящий всегда (чаще всего — бессознательно) преследует некоторые цели, которые утвердят его господствующее положение среди других людей. Любое знание и речение, таким образом, оказываются претензией на власть.

Дискурсивные практики и дискурсивные события порождают объективные, значимые для всех правила и законы, которые влияют на общественное мнение и управляют им. Создание архива таких правил в любой деятельности и любом сообществе — вот новый достойный объект для археологии знания. В конце концов, именно дискурсивные практики придают целостность наукам, искусствам и прикладным дисциплинам, и, следовательно, разница между наукой и идеологией невелика. Эти идеи развиваются в ставших классическими работах М. Фуко «Порядок дискурса» (1971 г.) и «Надзирать и наказывать» (1975 г.). Здесь дискурс открыто называется философом «насилием, которое мы совершаем над вещами».

Концепция знания-власти, разрабатывавшаяся М. Фуко, противопоставлялась им как либерально-буржуазной, так и марксистской идеологической программе. Власть понимается философом в контексте «воли к мощи» Ф. Ницше, с той поправкой, что она постоянно присутствует в языковой деятельности. Власть не может быть прерогативой одного класса, одной партии или одного сословия, вирусом власти заражены все человеческие субъекты, владеющие языком и сознанием. Такая концепция расходится с концепцией гуманизма Нового времени и поэтому берется на вооружение многими философами-постмодернистами.