Структуры идеальных систем

Особенности структуры идеальных объектов обусловлены, как уже было отмечено, тем, что последние существуют вне пространства, а нередко и вне времени. Это мешает многим исследователям видеть здесь различные структурные отношения^[1]. Между тем такие отношения необходимо возникают, когда понятия, представления, образы так или иначе связываются в целостные системы. Каков же характер этих связей?

Идеальное бытие проявляется двояко — содержательно, в виде разного рода способов отражения действительности, ее осмысления, духовного освоения (наука, идеология, проектирование, искусство), и формально, в виде различных знаковых систем, языков, обслуживающих духовные контакты между людьми. Соответственно, мы имеем здесь дело с двумя типами структур — концептуальными и знаковыми.

Концептуальной структурой мы называем строение интеллектуального содержания различных духовных систем: научно-теоретических, идеологических, художественно-образных. Законы их строения — это не что иное, как законы логики: формальной, диалектической и специфической логики художественного мышления. Близость логики и математики объясняется именно тем, что одна описывает структуры материальных объектов (согласно известному определению Бурбаки, математика — это «наука о структурах»), а другая — структуры интеллектуальных процессов.

Однако логика фиксирует самые общие закономерности концептуальных структур. Обращаясь к анализу различных разновидностей идеальных систем, мы видим более конкретные формы их структурной организации. Так, любая научная теория имеет определенное внутреннее строение, т. е. субординационно-координационные связи своих разделов, проблем, идей, категорий. Аналогичное положение имеет место и в любой сколько-нибудь последовательно развернутой идеологической концепции — политической, юридической, этической, теологической, философской. Специфические структуры есть в духовном содержании художественного произведения, творческого метода, стиля, наконец — искусства, взятого в целом. Поэтому научное изучение подобных систем требует выявления структурной организованности каждой из них. Проникновение науковедческой, искусствоведческой, культурологической мысли в «тайное тайных», в секрет своеобразия данной системы необходимо не в меньшей степени, чем при изучении молекулярной структуры химического вещества или анатомической структуры организма. Когда же наличие структуры в духовных системах игнорируется или даже принципиально отрицается, поскольку, по убеждению некоторых философов, духовная «субстанция» диффузно-текуча, нечленима и потому структурный анализ и соответствующие способы моделирования тут вообще неприменимы, тогда научное исследование обречено на поверхностное описание или просто на выражение чисто субъективного впечатления. Понимание структурности научного знания непосредственно связано поэтому с характернейшими процессами современной науки — с установлением контактов между естественными и гуманитарными дисциплинами, ведущими к математизации последних, с развитием интегративных тенденций во взаимоотношении между естествознанием и обществознанием^[2].

Чрезвычайно важно признание структурности идеальных объектов и для воспитания строго научного мышления ученого, ибо оно начинается с умения выявлять структуру решаемой проблемы, и для формирования мастерства художников, так как цельность произведения искусства обусловлена тем, что со времен Гегеля эстетика называет «внутренней формой», которая есть не что иное, как структура содержания художественного произведения.

Вместе с тем следует иметь в виду, что структура идеальных систем, будучи ее внутренней формой, имеет не реально-пространственную, а квазипространственную природу. Иначе говоря, отношения между духовными компонентами системы являются также духовными, но предстают перед нами, как если бы они имели материально-пространственный характер: мы говорим, например, об «основании» научной теории, «на котором строятся» те или иные выводы, мы вычленяем различные «стороны», «грани», «аспекты» решаемой проблемы, мы переносим в теории графов и в их практическом применении структурные отношения материальных систем на системы идеальные и т. д.

и т.п. Вместе с тем структуры идеальных объектов проще, чем структуры материальные, ибо далеко не все богатство реальных пространственных отношений может быть спроецировано в духовную сферу: мы можем, например, говорить о том, что некая научная проблема имеет две или три стороны, но вряд ли можно представить ее со структурой октаэдра.

Сложнее обстоит дело с временными параметрами идеальных структур. До тех пор, пока мы рассматриваем некое духовное образование как процесс — развитие мысли, смену представлений, переливы чувств и т. п., — этот процесс имеет ту же хроноструктуру, что и всякое материальное движение (экспериментальная психология исходит поэтому из изоморфизма психологических и физиологических процессов и судит о первых по замеряемым параметрам вторых), и у нас нет оснований считать эту структуру «квазивременной», потому что время в отличие от пространства характеризует жизнь духа в такой же мере, как и движение материи. Однако если мы анализируем продукты духовной деятельности как опредмеченные (хотя бы и чисто идеальные) процессы, то структура идеи, концепции, системы художественных образов оказывается и внепространственной, и вневременной; она — воображаемая структура системы, существующей вне времени и вне пространства, в «мире» идеальных конструктов.

Языковые структуры отличаются от структур концептуальных тем, что выражают способы организации знаковых средств, с помощью которых формулируется и транслируется та или иная концептуальная информация.

Особенности знаковых структур давно и успешно изучаются семиотикой, и мы можем высказать в этой связи только одно замечание методологического порядка. Общие законы синтактики, семантики и прагматики выводились обычно из особенностей строения обыденных языков и искусственных языков науки, тогда как круг знаковых систем, используемых культурой, значительно более широк. Дальнейший прогресс семиотики связан, на наш взгляд, с ее способностью найти диалектику общего, особенного и единичного при рассмотрении всего богатства языков культуры, включая все художественные языки, языки всех форм идеологии, языки человеческого общения, отличающиеся от языков коммуникации. Очевидно, например, как отличается структура музыкального языка от структуры языка живописи или архитектуры, не говоря уже о ее отличиях от структуры научных языков^[3]. За этими различиями стоят и некие структурные инварианты, в силу чего семиотика должна вскрыть законы модификации общих семиотических структур в конкретных структурах научных, художественных и т. п. типов знаковых систем.

В отличие от концептуальных структур знаковые структуры находятся на уровне внешней, а не внутренней, формы и потому занимают особое место в процессе материализации духовной информации. Знаки имеют материальное тело — звуковое, пластическое, графическое, мимическое, но сами они выражают связь этой телесности с опредмечиваемым в ней значением. Данная телесность выполняет функцию знака, когда она призвана аккумулировать и транслировать некое значение. Сами же языковые структуры не материальны, но воплощаются в материальности звучания, чертежей, скульптурных изображений, жестов и т. д. Такова природа грамматики и всех родственных ей структурных закономерностей в других невербальных знаковых системах; в искусстве таковы законы композиции.

Вопрос о наличии интегральных структур правомерен для идеальных систем в такой же мере, как и для материальных. Особенно ясно это видно на примере искусства, в котором внутренняя и внешняя формы охватываются общим и целостным понятием «форма». Как только искусствовед хочет осуществить анализ формы художественного произведения, он должен не только описать его внутреннюю и его внешнюю форму, но и показать их связь, их сцепления и переходы одной в другую, т. е. выявить структуру самой формы. Такие задачи исследования «структуры структур» — способов связи концептуальных и знаковых структур — стоят и перед учеными, изучающими различные научные, философские и идеологические тексты.

Завершая наш типологический анализ структур, следует выделить последний, сверхсложный, тип структуры — суперструктуру, интегрирующую идеальные и материальные структуры. Речь идет о строении таких систем, которые синтетически объединяют вещественно-телесные и духовные концептуально-знаковые подсистемы. Таков прежде всего сам человек.

В современной науке, как известно, утвердилось представление о биосоциальной природе человека. При этом подчеркивается, что биосоциальность не является механическим сложением двух субстанций или же психофизическим параллелизмом, а представляет собой системное единство. Это означает, что наряду с материальной суперструктурой бытия, функционирования и развития человека — биологической, химической, физической — и идеальной суперструктурой его духовной жизни (интеллектуальной и коммуникативной) должна существовать и суперструктура, выражающая связи этих двух суперструктур^[4]. Не подлежит никакому сомнению, что такая структура высшей степени сложности существует, — об этом говорят хотя бы закономерности онтогенеза, доказывающие наличие прямых связей между соматическим, анатомофизиологическим и психическим, духовным развитием индивидуума, равно как и выявленные наукой связи между типами конституции и психологическими типами. Изучение данной структуры — одна из важнейших и труднейших задач современной науки.

Существует еще и другой системный объект, обладающий суперструктурой подобной степени сложности, — мы имеем в виду искусство. Хотя единство духовного и материального свойственно не ему одному, а всей культуре, только в искусстве такое единство имеет столь же органический характер, как и в человеческом бытии, ибо в других культурных явлениях — научных, идеологических, технических и т. д. — между духовным содержанием и материальной формой не существует однозначных соответствий, поэтому одна и та же научная, идеологическая, инженерно-конструкторская информация может быть воплощена самыми разными материальными средствами. В искусстве же между духовным содержанием и материалом существуют отношения тождества, т. е. такие прочные структурные «скрепы», которые не позволяют перевести данное художественное содержание в какой-либо другой материал, кроме того, который был избран мастером. Выявление этой суперструктуры — ив масштабах общей эстетической теории, и в масштабах теории отдельного вида искусства, и в масштабах анализа отдельного художественного произведения, — необходимый аспект научного изучения искусства.

Резюмируя проведенный анализ, представим типологию структур в обобщающей табл. 2.

Таблица 2

Место структурного анализа в методологии системного исследования.

Из обосновываемого в данной статье понимания связи системы и структуры следует, что неправомерны как отождествление структурного анализа с системным, ведущее к более или менее последовательному структурализму, так и признание структурного анализа одним из аспектов системного подхода (ранее такой позиции придерживался наряду с другими исследователями и автор настоящей статьи).

Поскольку структурированы и бытие системы, и ее функционирование, и ее развитие и поскольку во всех этих формах существования системы структура связывает различные ее компоненты (подсистемы, а в них элементы), постольку в методологии системного исследования структурный анализ соотносим только с элементным (или, по терминологии А. И. Уемова, субстратным^[5]) анализом. Абсолютизация значения одного из них и игнорирование второго ошибочны: диалектическое мышление требует сопряжения этих двух аналитических позиций и в изучении бытия системы, и в изучении ее функционирования, и в изучении ее развития.

Для иллюстрации этого утверждения приведем два примера. Принцип изоморфизма проясняется при сопоставлении трех законов: закона Ома (1), закона теплопроводности Фурье (2) и закона фильтрующихся жидкостей Дарен (3):

Очевидно, что при существенном различии компонентов всех трех процессов их структура остается одной и той же. Не менее показателен пример из совершенно иной области: В. М. Жирмунский как-то заметил, что в «Евгении Онегине» и в басне Крылова о журавле и цапле, по сути дела, один и тот сюжет: сначала она его любит, а он ее отвергает, затем он признается ей в любви, но она неприступна. Несомненно, однако, что сюжетно-структурный изоморфизм должен быть сопряжен исследователями с анализом различия образных первоэлементов обеих художественных систем — характеров героев романа Пушена и басни Крылова.

Особое значение проблема изоморфизма и изофункционализма приобретает в связи с развитием интегративных тенденций в современной научной мысли, что весьма убедительно показано Э. С. Маркаряном. Без выявления структуры любой из систем самое детальное описание ее элементного состава не принесет нам знания ни природы данной системы, ни закономерности ее поведения, ни ее движения и развития. Это значит, что «принцип инвариантности» при сопоставлении разносубстратных систем, который предстает и как их изоморфизм, и как их изофункционализм, и как их, если так можно выразиться, изоэволюционизм, столь же существен и столь же односторонен, как «принцип уникальности», и только соединение исследовательских установок, направленных на выявление действия обоих этих принципов, способно привести к достаточно полной характеристике изучаемых системных объектов.

• [1] Der Strukturbegriff in den Geisteswissenschaften / Ed. Von H. Einem, К. E. Born, F. Schalk, W. P. Schalk, W. P. Schmid. — Mainz: Wiesbaden, 1973.
• [2] Маркарян Э. С. Интегративные тенденции во взаимодействии общественныхи естественных наук. — Ереван, 1977.
• [3] Strukture in art and in science / Ed. By G. Kipes. — New York, 1965.
• [4] В дальнейшем я пришел к выводу, что общая суперструктура человеческого бытияскладывается из взаимосвязи трех, а не двух, субструктур — биологической, социальнойи культурной (см. послесловие в наст. сб.).
• [5] Уемов А. И. Указ. соч. — С. 277—279.