Социальное государство как политическая доктрина

Что же представляет собой политическая доктрина, в том числе доктрина социального государства, и чем она отличается от традиционных теоретических построений? Если свернуть обоснование до нескольких тезисов, то можно ограничиться следующими положениями.

Политическая доктрина—это идея, которая существует и проявляется в трёх формах, модусах. Первая и наиболее доступная форма «бытия» политической доктрины — система идеологем, т. е. политических знаний и представлений особого рода. Отличие идеологем от других форм знания заключается в их способности закладывать в сознание и подсознание многих людей, а иногда и многих миллионов, не только некоторую систему образов, но и единую для всех программу действий, общую установку на определённый тип политического поведения, а также универсальные критерии оценки прошлого, настоящего и будущего. Именно эти знания, от которых никто не в состоянии отказаться в политизированном мире, но которые требуют критического отношения, составляют ядро компетенции политиков и тех, кто пытается разобраться в хитросплетениях современной политики.

Политические доктрины взрывают изнутри единство любого сообщества, которое держится на гражданской, этнокультурной, языковой, конфессиональной или иной основе, но одновременно объединяют политиков-единомышленников в партии, превращают толпы в организованные массы. Доктрина социального государства также взрывоопасна: она дестабилизирует неограниченную власть капитала, многократно усиливает негативную реакцию общества на распространение хищнического первонакопительства, подрывает фундамент политического монополизма. В результате целенаправленного распространения политических доктрин самого широкого спектра — от радикальных до умеренных, от левых и национально-патриотических до либерально-демократических — их адептами становятся иногда целые народы, социальные и профессиональные группы. Этот процесс, усиленный использованием образовательных стратегий и возможностей масс-медиа, иногда называют индоктринацией — внедрением политических доктрин в массовое сознание.

Двадцатый век, открывший потенциал всеобщего образования и электронных СМИ, качественно изменил роль и степень влияния политических доктрин. Из послушного инструмента в руках политиков они, став достоянием индоктринированных масс, превратились в силу, подчиняющую волю политиков и политических партий, которые сами попадают в зависимость от господствующих доктрин. Для того чтобы сохраниться на политической сцене, политические деятели всех направлений и уровней (от местных депутатов до лидеров ведущих стран) вынуждены ориентироваться на определённые политические доктрины, которые конкурируют между собой, обостряя и «канализируя» и без того острое противоборство политических сил. Идея социального государства, зародившая в ряде европейских стран как альтернатива социал-демократическим движениям (вспомним известную позицию Бисмарка по поводу построения социального государства) и многоликой «марксистской доктрине», имеющей, кстати, мало общего с теориями самого К. Маркса, становится в наше время одной из наиболее влиятельных политических доктрин. Её уже невозможно игнорировать, но можно переосмыслить, «переформатировать», приспособить к нуждам отдельных групп. Такой «перелицовкой» заняты целые армии политтехнологов-интерпретаторов, деятельность которых иногда так же далека от политической науки, как мастерство гримёра от профессии врача.

Вторая форма «бытия», а точнее «инобытия» политической доктрины — это не что иное, как политический проект. Роль политических проектов и их влияние на политические процессы трудно переоценить, поскольку они представляют собой систему так называемого императивного знания. Чтобы понять природу этого знания, имеющего мало общего с научными теориями, можно воспользоваться приёмом, который использует известный политолог Жан-Франсуа Лиотар. Демонстрируя отличия политики от науки, он ссылается на крылатую фразу «Карфаген должен быть разрушен!». В этих словах звучит не гипотетическое предположение, а политическое воля, не стремление к истине, а лишь одно желание — обладать и пользоваться властью для достижения поставленных политических целей. Причём, в отличие от выдвигаемых гипотез, состоявшихся теорий и научных доктрин (т.е. учений или теорий, достойных изучения), политические доктрины принимаются без проверки на истинность.

Да и как их можно верифицировать, если для этого потребовалась бы вечность и полное единомыслие? Никто, никогда и никому не позволит поставить социальный эксперимент такого исторического масштаба над народами в «чистом виде». Все предпринимавшиеся ранее попытки подобного «экспериментирования» кончались политическим крушением, что, кстати, также не означает ошибочности доктринальных посылок. Поэтому политические доктрины принимаются не элитарным экспертно-научным сообществом, а голосованием в правительствах и парламентах, в котором участвуют люди, явно некомпетентные или недостаточно компетентные, как правило, в научном плане. Даже наличие степеней и званий у действую;

щих публичных политиков не служит и не может служить свидетельством их компетентности по всем вопросам. Да это и не достижимо в-принципе. Политики обладают иным качеством — политической компетенцией, т. е. правом принимать судьбоносные решения. Зазор между компетенцией и компетентностью — следствие неизбежного дефицита времени, полной и достоверной информации при принятии решений, а также неизбежная плата за право граждан участвовать в политике и избирать тех кандидатов, кому они доверяют, а следовательно, наделять вотумом доверия те доктрины, которых кандидаты или партии придерживаются.

Социальное государство как политическая доктрина — один из наиболее динамичных политических проекгов нашего времени, способных изменить политическую карту мира и образ России в глазах её граждан, соотечественников и всего мирового сообщества. Этот проект обладает огромной созидательной силой и опирается на волеизъявление подавляющей части населения. И здесь вопрос лишь в том, кто и с какой целью будет осуществлять столь значимый политический проект, насколько реальны или, напротив, утопичны заложенные в него цели и установки. В данном случае важна уже не только и не столько теоретическая составляющая доктрины-проекта, сколько мотивация, волевые и нравственные качества «проектантов», стратегов, их «политический вес» и, что не менее важно, чувство солидарности и ответственности. К этому списку качеств следует добавить готовность понять и просчитать сильные и слабые стороны конкретного проекта, среднесрочные, долгосрочные и свехдолгосрочные последствия его осуществления. Соответственно роль чисто теоретического компонента в этой ситуации подвергается серьёзному сомнению и испытанию, поскольку под уже задуманный, а тем более осуществлённый проект можно «подогнать» любые научные обоснования. По сути, речь идёт о теориях ad hoc, то есть теориях, созданных для конкретного случая, под заказ. Среди многочисленных концепций — научных и околонаучных, возникших после того, как принцип социального государства стал конституционным принципом России, подавляющее большинство создавались именно как теории по заказу.

По этой причине даже лучшие из них не следует переоценивать, ибо будущее политической доктрины далеко не всегда зависит от степени её научной обоснованности. Если серьёзные политики говорят о том, что готовы строить социальное государство не на словах, а наделе, то найдётся огромное количество теоретиков, которые докажут всё что угодно, и упакуют, и вложат в умы. Но напомню: Карфаген был разрушен не потому, что сторонники этого проекта были правы и опирались на доводы беспристрастной науки. Да и социализм в России был построен не из-за правоты большевиков. В этой связи на ум приходят пророческие слова Петра Чаадаева: «социализм в России победит не потому, что он прав, а потому, что не правы его противники». Поэтому слишком доверять теории не следует, а доверять политической воле лидеров очень сложно, но необходимо. Другого не дано. Только так создаются сильные партии, только так творится реальная политика, только так можно изменить мир к лучшему и посеять зерна социальной справедливости на благодатную почву, имя которой — воля народа. А глас народа — глас Божий.

Теперь несколько слов о третьей форме «инобытия» политической доктрины. Эта форма — ценностный ориентир в деятельности государства. Перефразируя известную пословицу, можно сказать: плоха гипотеза, не стремящаяся к статусу научной теории, и теория, которая не хочет стать научной доктриной —теорией, которую штудируют в школах и вузах. Плоха и та научная (политологическая) доктрина, которая не хочет стать политической доктриной, способной влиять на реальную власть. Ну, и, разумеется, плоха та идея социального государства, которая не хочет стать конституционным принципом. Высшая форма закрепления политической идеи — конституционный принцип, который выстраивает иерархию целей и, соответственно, социально значимых приоритетов развития. Политическая доктрина как конституционный принцип — это далеко не то же самое, что представляет собой доктрина как политический проект, и совсем не то же самое, чем является теория. Проект можно существенно изменять и корректировать в процессе реализации, а почти любая политическая теория, в том числе и теория социального государства, может иметь бесконечное количество конкурирующих версий. Конституционный принцип — это общее и согласованное видение будущего, ставшее, по сути, «политической заповедью» или законом законов и стратегическим ориентиром в деле государственного строительства.