Основные программы современной философии науки

С конца XIX — начала XX в. в связи с научными открытиями и революциями в разных областях знания, глубоким влиянием науки на многие сферы жизни общества философия науки становится одним из ведущих направлений философии. Примерно до середины XX в. в философии науки доминировал неопозитивизм, хотя концепции науки других направлений (неокантианство, феноменология, французская историческая эпистемология и др.), которые подвергали критике основные положения неопозитивизма — эмпиризм, индуктивизм, логицизм, его неприятие метафизики, сциентизм и антиисторизм, конкурировали с ним уже в период его наибольшего влияния. После краха неопозитивизма эти и иные конкурирующие концепции, создаваемые в продолжение континентальных традиций рационализма, историзма, анализа философских предпосылок, экономических, социальных, нравственных, политических аспектов науки, стали занимать его место на авансцене философии науки.

Французская историческая эпистемология

Во французской философии, где позитивизм на рубеже XIX—XX вв. был практически разрушен благодаря критике логицизма в работах А. Пуанкаре, критике эмпиризма и индуктивизма — Пуанкаре и II. Дюэмом, где была сильна рационалистическая и историческая, идущая еще от О. Конта, традиция, возникла в 1920;е гг. неорационалистическая историческая эпистемология. К ней относятся те представители неорационализма, включая структурализм и феноменологическую эпистемологию, которые в обосновании науки обращаются к истории, в том числе неорационалистические историки знания: Ж. Кавайес, Г. Башляр, Э. Мецжср, А. Койре, Ж. Кангийем, М. Фуко, С. Башляр, Ж.-Т. Дезанти, Д. Лекур и др. Данная эпистемология продолжает существовать до настоящего времени, хотя начиная с двух последних десятилетий XX в. ее существенно потеснили постмодернистская, когнитивная и аналитическая философия, социальная эпистемология.

В этой неклассической эпистемологии историческая и неорационалистическая составляющие взаимосвязаны. «Разум» — не абсолют классическоего мышления, а зависимые от внутренних и внешних факторов, изменяющиеся внеэмпирические посылки знания. Неорационалистический историзм апеллирует не к метафизической идее высшего разума, направляющего развитие науки, но признает изменчивость рациональных детерминант наук. Эпистемология приобретает форму исторического исследования, в котором выявляются особенности научной или мыслительной диалектики, специфицические конфигурации знания, связи наук с социокультурным окружением, особенности постановки проблем и решений в разные периоды знания, характер конституирования и динамики смысловых структур науки.

Жан Кавайес (1903—1944) формулирует программу диалектической эпистемологии математики как «философии понятия», которая должна отразить открытый характер, историческую изменчивость этой дисциплины. Он критикует трансцендентальную философию И. Канта и Э. Гуссерля, которая видит в истории знания развертывание содержания из посылок, абсолютная достоверность которых удостоверена трансцендентальным сознанием и не может учесть прогресс как «вечный пересмотр содержания». Критикуя также логицизм и формализм в философии математики, Кавайес полагает, что «воинствующий», динамический характер этой науки невозможно учесть на языке логики. Следует отметить, что получившая в это время развитие новая алгебра и аксиоматический метод давали общий язык для исследования различных областей математического знания, выявляли общие структуры (понятия). Однако, полагает Кавайес, эти алгебраические структуры не априорны, они связаны с конкретными процедурами прикладной математики, обнаруживаются и формулируются в связи с решением прикладных вопросов.

Аналогичные идеи «открытой» философии отстаивал швейцарский философ Фердинанд Гонсет (1890—1975), выступавший против априоризма «философии сознания» и конвенционализма в философии математики. В философии физики философ защищал идеи диалектики рационального и эмпирического, теории и эксперимента, критиковал релятивизм и видел в истории естествознания прогрессивное приближение к реальности.

Гастон Башляр (1884—1962) — главный представитель исторической эпистемологии. Он отстаивал мысль о взаимосвязи философии и науки и видел свою задачу в создании новой, «сверхрационалистической», эпистемологии, которая соответствовала бы неклассическому естествознанию (физике и химии) и математике. Эпистемология должна быть «региональной», специфической для каждой науки, для каждого этапа развития знания. В этой связи он обратился к историческому процессу развития наук и выделил в нем три главных периода. На первом, донаучном, «теории» строятся как некритическое обобщение чувственного знания, при этом достоверность такого опыта является мнимой. В предмете чувственного восприятия «ученый» фактически видит не реальный предмет, а отражение комплексов бессознательного — Башляр критикует эмпиризм с позиций психоанализа. На втором этапе классической науки, когда возникает математическое естествознание, математика используется для изучения обыденного опыта. Башляр показывает противоречивость такой философской установки: абстрактный математический закон считают истинным, когда он объясняет явления качественного чувственного опыта — возникает парадоксальное представление об «образном количестве».

Этого противоречия лишена неклассическая паука (третий этап), «абстрактное сознание», которое апеллирует только к достоверности математики и конструирует собственную реальность научного эксперимента, не имеющую ничего общего с реальностью здравого смысла. В истории познания философ видел прогресс, который связывал с математизаций знания, обеспечивающей рациональную достоверность. Он был сторонником идеи научных революций и ввел понятие эпистемологического разрыва — между обыденным и научным знанием, классической и неклассической наукой. Вместе с Ф. Гонсетом Башляр создал журнал «Диалектика» в Лозаннском университете, отстаивая идеи «научной диалектики» — взаимосвязи рационального и эмпирического познании. Однако он был противником спекулятивной диалектики вроде гегелевской, полагая, что современной науке больше соответствует «диалектика дополнительности», где, как в квантово-волновом дуализме, противоположные определения не снимаются, а сохраняются, дополняя друг друга.

Концепции научных революций Элен Мецжер (1889—1944) и Александра Койре (1892—1964) были созданы на основе неорационалистического представления о том, что в истории науки нельзя ограничиваться анализом связи теорий с опытом, но следует прояснить роль внутренних мыслительных, в частности философских, диспозиций наук, формирующих лежащие в их основании теоретические посылки. При этом у Мецжер присутствует также учет социальных факторов развития знания. Исследуя историю химии XVII—XVIII вв., от алхимии до возникновения, эволюции и крушения механистических доктрин, она создает «историю теорий», полагая, что именно вокруг теории структурированы остальные элементы науки. Смена теорий определяется прежде всего метафизической концепцией, а также состоянием смежных научных дисциплин, экспериментальных исследований, социальными и социально-психологическими причинами (особенности научной коммуникации, образования, научной «моды» и г. д.). С релятивистских позиций историк рассматривает алхимию и механистическую химию как равноценные науки, одинаково демонстрирующие работу человеческого разума с природой. История Мецжер стала прообразом концепции научных революций Т. Куна.

Глава интерналистского направления в истории и философии науки Койре видел свою цель в выявлении «скрытой аксиоматики» науки, философских представлений о пространстве, времени, движении, материи и т. д., которые лежат в основании научной теории. Развитие науки — результат внутренней диалектики основных сфер мышления — философии, теологии, науки, на которые внешние, социальные и психологические, факторы не влияют. Антипозитивистское идеалистическое положение Койре о единстве и имманентности мышления легло в основу его концепции научной революции Г. Галилея и Р. Декарта как ниспровержения аристотелизма и создания «новой науки» благодаря обращению к пифагорейско-платоновской традиции. Работы Койре, выявлявшие философские, теологические и мифологические предподпосылки в науке, использовались западной философией в критике позитивистского эмпиризма. Он внес ощутимый вклад в разрушение кумулятивистских представлений об истории науки.

Во второй половине XX в. продолжателем башляровской эпистемологии стал Жорж Кангийем (1904—1994), историк медицины и наук о жизни.

Он показал, что нельзя отождествлять историю и логику развития знания, необходима критическая и рациональная историография, которая сводит счеты с позитивизмом и кумулятивизмом. Историк критиковал эмпиризм, полагая, что понятие (постановка теоретической проблемы) предшествует опытному исследованию и его определяет, а получаемая в результате их взаимодействия теория дает лишь временное, историческое решение проблемы. Таким образом, существует «поливалентность» понятий, постоянство проблем, которые получают разные решения в истории науки. Кангийем полагал необходимым учитывать «культурное обрамление» науки, влияние на нее философских и социальных факторов. Выступая против эмпиристского объяснения генезиса науки и полагая, что она начинается с переработки уже существующего знания в форме идеологически нагруженных знаний, для определения донаучных представлений он предложил понятие «научная идеология». Наука преодолевает идеологическое знание, поскольку начинает с критического отношения к своему предмету.

Работы по истории знания Мишеля Фуко (1926—1984), последователя Кангийема, включают его в традицию исторической эпистемологии. Это обнаруживается в понимании формы знания в рамках мыслительной атмосферы своего времени; в представлении об объекте познания как историческом конструкте; в анализе знания в контексте социальных, политических, экономических, юридических, моральных обстоятельств; в принятии дискретной модели истории и анализе специфических для каждой эпохи эпистемологических оснований знания. «Археология знания», как предложенная Фуко новая дисциплина, нацелена на выявление начала (архе), которое делает возможным появление понятия или социального института (человек, безумие, клиника), дает возможность чему-то быть «увиденным» или «сказанным». Обращение Фуко в 1960;е гг. к структурализму, полагание, что объективные структуры языка являются априорными детерминантами наличных дискурсивных смыслов, позволяет трактовать концепцию Фуко как новую форму трансцендентализма. При этом классический трансцендентальный субъект заменяется «историческим априори», или эпистемой, предписывающей эмпирические значения дискурса. Однако понимание истории как «критики в форме возможного преодоления», которая не столько определяет границы рациональности, сколько указывает на возможность преодоления того, что в конкретной ситуации дано как всеобщее и необходимое, свидетельствует о большем влиянии Ф. Ницше, чем И. Канта. Но в отличие от исторической эпистемологии Г. Башляра и Ж. Кангийема, требовавших от историка оценочных суждений, Фуко писал о нейтральности археолога и «объективном» описании эиистем. Поэтому его археология не обсуждает проблемы, существенные для этих представителей исторической эпистемологии («научности», «прогресса» и т. д.).