Поединок с неизвестностью

У игры и маскарада (в отличие от бала) есть нечто общее: и в процесс игры, и в маскарадное действо входит элемент неизвестности. В маскараде можно набрести на удачу, на приключение («Что, князь?., не набрели еще на приключенье?» — спрашивает Арбенин Звездича.) Тем более заманчива непредвиденная удача в игре, сулящая обогащение, перемену судьбы.

И в маскараде и в игре борются друг с другом люди, однако — при посредстве случая. Присутствие случая и неизвестности располагает видеть в игре и маскараде, причем в игре в первую очередь, высшее участие, что неудержимо увлекает мысль к разгадке тайны — тайны судьбы:

«Иным игра сама по себе, независимо от выигрыша, доставляет странное неизъяснимое наслаждение, — писал Гофман в одном из рассказов „серапионовского цикла“. — Диковинное сплетение случайностей… выступает здесь с особенной ясностью, указывая на вмешательство некой высшей силы, и это побуждает наш дух неудержимо стремиться в го темное царство, где вершатся человеческие судьбы, дабы проникнуть в тайны его ремесла»^[1].

У Лермонтова сходную мысль очень лаконично высказывает Казарин (хотя игра не представляет для него интереса независимо от выигрыша"): «Рок мечет, я играю». Выигрыш доставляет невыразимое наслаждение, поскольку означает участие судьбы, победу над судьбой, превышающую даже победы Наполеона:

И если победишь противника уменьем, Судьбу заставишь пасть к ногам твоим с смиреньем —.

Тогда и сам Наполеон Тебе покажется и жалок и смешон.

В начале действия Арбенин, объясняя, почему он оставил карты, указывает на то, что игра уже не заключает для него элемент неизвестности: «О, счастия здесь нет!» Это сказано в том смысле, в каком отзывался о «счастье» известный игрок Толстой-Американец: «Только дураки играют на счастье».

«Проиграв несколько времени с человеком, — рассказывает мемуарист, — Толстой разгадывал его характер и игру, по лицу узнавал, к каким мастям или картам он прикупает, а сам тут был для всех загадкой, владея физиономией по произволу»^[2].

Это приводит на память ответ Арбенина на реплику князя: «Но проиграться вы могли»:

Я… нет!., те дни блаженные прошли.

Я вижу всё насквозь… все тонкости их знаю, И вот зачем я нынче не играю^[3].

Почему же к неизвестности и случаю имеют отношение столь противоположные образы, как маскарад и игра? Потому что, согласно Лермонтову, их автономность относительна перед лицом более общих особенностей мира. Ведь элемент неизвестности входит в круговорот жизни на всех ее ярусах: и в верхние этажи, и в преисподнюю; и в респектабельность светского этикета, и в вызывающую дерзость отпадения. Перед лицом еще не познанного и неизвестного любые корпорации вроде светского общества или круга шулеров должны ощутить и свою фрагментарность, и власть над собой чего-то более значительного и могущественного. Арбенин полагал, что для него уже не осталось тайн и в самой игре. Увы, неизвестное подстерегало его даже в маскараде^[4].

В развитии интриги огромную роль сыграло предостережение, услышанное Арбениным от маски: «Прощайте же, но берегитесь. / Несчастье с вами будет в эту ночь». Предостережение глубоко запало в сознание человека неробкого, не знавшего страха перед обстоятельствами и людьми («Кто этот злой пророк… / Он должен знать меня… и вряд ли это шутка»). И все последующее — пропажа браслета, позднее возвращение Нины с бала и т. д. легло на уже потревоженное недобрыми предчувствиями сознание. Если бы предостережение высказало знакомое Арбенину лицо, это не имело бы такого эффекта. Но тут предостережение сопряжено с тайной маскарада, произнесено как бы от лица самой неизвестности. После этого наименование персонажа — Неизвестный — не покажется нам простой случайностью или невинным каламбуром.

Арбенин является в маскарад сразу после игры, и там и здесь ощущая себя чужим, непричастным к общему действу. Приходит подчеркнуто без маски, ища в маскараде лишь рассеяние («Напрасно я ищу повсюду развлеченья…»). Но общее действо неудержимо втягивает его, и последствия событий далеко выходят за временные рамки маскарада. В маскараде возник мнимый соперник Арбенина — «любовник пламенный, игрушка маскерада», как говорит сам Арбенин. И Нина, чувствуя, что все ее беды начались с того вечера, говорит о маскарадах: «О, я их ненавижу; / Я заклялася в них не ездить никогда». Получилось так, что не участвующий в маскараде, смотрящий на него свысока как на детскую игру Арбенин сам был вовлечен в его круговорот. И ошибка, которую он заплатил маскараду, оказалась куда страшнее, чем простая мистификация или неузиавание.

Вернемся, однако, к Неизвестному. В нем есть своя глубина перспективы, завершающая глубокую перспективу драмы в целом. С одной стороны, это человек с индивидуальной (хотя и не конкретизированной) судьбой: некогда увлеченный Арбениным в бездну игры, познавший, как и его соблазнитель, «все сладости порока и злодейства», он посвящает всего себя свершению мести. Но, с другой стороны, он ли ее совершает?

Неизвестный выступает с активным действием дважды: в начале, предостерегая Арбенина, и в конце, подводя некий итог. Между этими двумя вехами роль Неизвестного пассивна. Он не участвует в самой интриге, не направляет против Арбенина ход событий. Он предоставляет им идти своим путем, сохраняя полную уверенность в их исходе: «Нет, пусть свершается судьбы определенье, / А действовать потом настанет мой черед». Однако и «потом» Неизвестный не столько мстит сам, сколько пожинает плоды действий других: решающий удар наносит письмо баронессы, переданное Арбенину князем.

Откуда такое всеведенье Неизвестного, такое проникновение в «судьбы определенье»? Не от его ли родства со стихией неизвестности, от имени которой он говорит и возможностям которой он предоставляет свершиться вполне?

Казнит злодея провиденье! Невинная погибла — жаль!

Ремарка гласит, что эту сентенцию Неизвестный произносит, «подняв глаза к небу лицемерно». Как человек, мстящий за личную обиду, он лицемерен в том, что отнюдь не стремится к восстановлению справедливости. Но, с другой стороны, как приговор судьбы разве сентенция не менее лицемерна? Ведь Арбенин — не только «злодей», а «невинная» могла бы и не погибать. Тут мы подошли к значению финала «Маскарада».

• [1] Гофман Э. Т. А. Счастье игрока // Гофман Э. Т. А. Избр. произведения: в 3 т. М., 1962.Т. 2. С. 85−86.
• [2] Толстой С. Л. Федор Толстой-Американец. М., 1926. С. 41, 39.
• [3] Сравним диалог другой (иронической) тональности. Чичиков отклоняет предложениеНоздрева: «Ну, решаться в банк, значит подвергаться неизвестности». Ноздрев: «Отчего жнеизвестности!.. Никакой неизвестности! Будь только на твоей стороне счастие, ты можешьвыиграть чертову пропасть» (Я. В. Гоголь, «Мертвые души». Гл. IV).
• [4] Вспомним также Демона, который, полюбив Тамару, познал «страх неизвестностисамой».