Модель психопатологии коммуникативных процессов

Специалисты по системной терапии часто отмечали, что ослабление психической патологии у одного члена семьи сопровождается ее усилением у других членов семейной системы. Однажды у доктора Д. Джексона была пациентка, лечившаяся от депрессии. По мере того как ее состояние улучшалось, муж пациентки стал звонить Джексону и жаловаться, что эмоциональное состояние жены ухудшается. Устойчивое улучшение состояния жены привело к тому, что муж лишился работы и в конце концов покончил жизнь самоубийством. Можно довольно просто справиться с энурезом ребенка, гораздо труднее помочь супругам, между которыми после выздоровления ребенка образуется вакуум.

По своей сути, психическая патология — процесс передачи информации между членами семьи, а не внутриличностная проблема одного члена семьи. Психиатрический симптом рассматривается как поведение, соответствующее происходящему взаимодействию. С этой точки зрения шизофрения может быть понята как единственно возможная реакция на абсурдную или непригодную для существования коммуникационную среду. Патология служит гомеостатическим механизмом, благодаря которому члены семьи поддерживают внутренний функциональный баланс своей системы. Когда перед семьей возникает внешняя угроза, она пытается восстановить баланс внутренних связей путем развития странного, спутанного или приводящего в замешательство поведения, путем психотических эпизодов или других патологических реакций. Бывает, что относительное семейное благополучие поддерживается за счет эпизодических драк между родителями; более частые драки уже опасны, так как насилие рискует выйти из-под контроля, и озабоченность ребенка действиями родителей может выразиться в симптомах нарушения его поведения. Симптомы дезорганизации детского поведения служат негативной обратной связью, приводящей к приостановке «боевых действий», поскольку у родителей возникает озабоченность появлением «идентифицируемого пациента» (ИП). Но на самом деле пациентом становится вся семейная система, а не только пациент, у которого развились психотические симптомы, направленные на спасение системы; он-то как раз выполняет роль спасателя.

Таким образом, симптом, болезнь или нарушение поведения здесь рассматриваются в качестве специфической коммуникации; иногда ее называют «трансакцией», имея в виду, что подобная коммуникация выполняет функции защитного маневра, прагматически «выгодного» всем участникам коммуникации.

Правила поддержания взаимоотношений обеспечивают семейной системе наличие стойкой организационной структуры. Кроме того, они регулируют способы и схемы сообщения информации. Модели взаимоотношений в семье устанавливаются в зависимости от того, кто и кому передает информацию, какую информацию и как ее передает. Например, в большинстве семей существует правило: когда родители общаются друг с другом на повышенных тонах, дети пребывают вне перепалки. У супружеской подсистемы четко очерченные границы, и дети не допускаются к спорам, имеющим двустороннюю направленность.

Когда схемы коммуникации в семье размыты, правила передачи информации становятся настолько неопределенными, что реакцией на столь невыносимую неопределенность коммуникативной среды становится развитие психопатологии. Так, в 1960;е гг. широко изучалась проблема коммуникативного происхождения шизофрении и, в частности, роль правила «двойной связи», благодаря которому коммуникация становится разрушительной и даже «шизофреногенной».

Классический пример ситуации, приводящей к появлению подобной коммуникации, описан Грегори Бейтсоном. К молодому человеку, достаточно основательно подлечившемуся после обострения шизофрении, пришла в больницу мать. Он рад был ее увидеть и импульсивно обнял за плечи. Она съежилась. Он убрал руку, а мать спросила: «Так ты меня больше не любишь?» Сын вспыхнул, мать сказала: «Дорогой, не надо так быстро раздражаться и бояться своих чувств». Пациент смог пробыть с ней только несколько минут. После ее ухода он набросился на медсестру, и его пришлось перевести в палату для буйных пациентов. Как понять проишедшее в терминах «двойной связи»? В процессе общения мать и сын обмениваются двумя несовместимыми сообщениями. Словесно мать сообщает сыну о своем желании быть к нему ближе, но на невербальном уровне тот факт, что она сжимается, сигнализирует сыну о желании матери быть подальше от него. Когда сын снимает с ее плеча руку, мать, противореча своему невербальному сообщению, спрашивает: «Так ты меня больше не любишь?» Какими должны быть мать и сын друг для друга — близкими людьми или далекими? Сын не может выиграть это сражение. Если он пытается приблизиться к ней, она съеживается; когда же он отстраняется, она огорчается. И нет ничего удивительного, что сын сначала приходит в замешательство, а потом становится враждебным.

В книге «Психология межличностных коммуникаций» [5], переведенной недавно на русский язык, П. Вацлавик, Дж. Бивин и Д. Джексон формулируют концепцию коммуникации в виде пяти аксиом. Первая аксиома уже была нами упомянута: избежать процесса общения невозможно. Отсутствие слов, молчание, конечно, тоже способ общения, хотя оно в силу своей многозначности часто неверно интерпретируется и понимается неосознанно или намеренно.

Аксиома вторая утверждает, что кроме передачи информации о содержании коммуникация предполагает передачу сообщения об отношении в виде воздействия на партнера путем неявного убеждения, установки, команды или метакоммуникативного послания, и именно они определяют характер взаимодействия членов системы, его параметры. В недавно еще шокировавшем отечественного зрителя фильме «Маленькая Вера» жена исправно поставляла своему доброму, слабовольному мужу чудесные огурчики собственного засола — вряд ли она осознавала садистически провокативный смысл своих действий; муж же исправно следовал жениному «посланию» и пил.

В. Сатир (1967) подчеркивала, что если содержание и установка совпадают, то отношения между людьми можно считать гармоничными, конгруэнтными. Если два уровня коммуникации неконгруэнтны, как в том случае, когда мать словесно выступает за близость к сыну, а на деле дает ему установку отдаляться, то отношения между людьми, скорее всего, будут отмечены дисгармонией и патологией.

Третья аксиома утверждает, что характер взаимоотношений зависит от пунктуации, т. е. от того, как «размечены» элементы в последовательностях коммуникационных сообщений и каков характер этой последовательности. Если коммуникация не заканчивается, пока пославший сообщение не скажет «последнее слово», и если давший посыл обязательно «оставляет последнее слово за собой», то такая «пунктуация» означает, что коммуникатор, чье слово всегда последнее, имеет большой вес в структуре взаимоотношений.

Четвертая аксиома гласит: люди общаются как вербально, так и невербально. Вербальная коммуникация наиболее ясна по содержанию, но не содержит информации о характере отношений между членами системы и о способе реализации этих отношений людьми, обменивающимися информацией. Невербальная коммуникация больше рассказывает нам о чувствах, самооценке и взаимной оценке коммуникаторов, чем о содержании посланий — ведь слезы могут быть знаком не только горя, но и радости. Таким образом, предлагается модель уровневой структуры коммуникации, где нарушения во взаимодействии понимаются как следствие смешения уровней содержания и отношения. Пример первый. Муж и жена живут в постоянных и исступленных спорах по любому поводу и ни в чем не могут достичь согласия. Когда однажды жене удается логически доказать мужу, что на самом деле он ошибается, он отвечает ей: «Ну, ты, возможно и права, но ты ошибаешься, потому что споришь со мной». Пример второй. На приеме у психотерапевта жена на протяжении всего сеанса рассказывает о супружеских разногласиях: кому выносить вечером мусорное ведро, кто должен забирать из сада дочку, кому гулять рано утром с собакой — муж сидит молча и отрешенно. В конце встречи терапевт осведомляется у обоих, не хотят ли они что-либо сказать напоследок. Муж, тяжело вздохнув, выдавливает из себя: «А что тут я могу добавить, она как говорит, так и есть… Только вот раньше она такой борщ для меня готовила, а теперь перестала». О чем они говорят и что их волнует, борщ или то, как муж и жена относятся друг к другу, какими видят себя и другого, нравится ли им все это или огорчает, вот в чем вопрос. Следовательно, основу межличностных конфликтов составляет конфликт на метакоммуникативном уровне.

Согласно пятой аксиоме обмен информацией может быть либо симметричным, либо комплиментарным, т. е. дополняющим в зависимости от типа взаимоотношений. Симметричность подразумевает партнерское равенство сторон: при равноправии любая из сторон может попеременно брать на себя роль лидера или подчиненного. Если же один все время поводырь, а другой — ведомый, то отношения комплиментарны. Развитие психической патологии не исключено ни при одном, ни при другом типе отношений. Решающим фактором является способность системы к удержанию гибкого баланса между стабильностью и необходимостью изменений сообразно с актуальными состояниями и циклами семейного развития; в противном случае возможно два патологических состояния системы: или распад, или злокачественный гомеостазис. При симметричности соперничество между членами системы может дойти до точки перегрева, так как каждый из членов семьи стремится доказать свое «право». Споры становятся бесконечными. Соревнование между родителями идет по любому поводу, хотя есть и традиционные направления — борьба за власть и влияние, за любовь детей, за контроль над распределением семейного бюджета. «Военные действия» разворачиваются открыто, шумно, демонстративно, с привлечением всех членов семьи, включая дальних родственников и соседей: сопровождаются угрозами развода, раздела имущества, детей и т. д. В рамках симметричности патология коммуникации приведет, вероятнее всего, к распаду в конце концов всех внутрисемейных связей и взаимоизоляции.

Комплиментарные взаимоотношения в качестве патологической коммуникации означают ригидную фиксацию на строго определенной и неизменной «наклонной» плоскости ролевого общения по принципу лидер — ведомый. Родитель, настаивающий на том, чтобы молодой, но уже взрослый член семьи, остался в статусе ребенка, содействует тем самым отношениям патологического симбиоза. Трудность самовыделения из семейного «мы» способна привести к деперсонализации, к спутанности самоощущения или же агрессивному, направленному утверждению собственного Я. Если в семейной системе прочно укореняется комплиментарность, один из супругов должен постоянно контролировать все происходящее и доминировать над остальными членами системы. Ощущается недостаток взаимности, отсутствие уступчивости, и весь комплекс супружеских и семейных взаимоотношений служит интересам и взглядам доминирующего супруга. Более слабый партнер позволяет более сильному партнеру доминировать, чтобы не ставить судьбу брака и семьи под угрозу, если даже доминирование партнера осуществляется с проявлением патологических форм поведения. Правило в таких семьях — примиряться со всем, несмотря на то, что примиренчество временами компрометирует человека в глазах других. Чрезвычайно распространенный и опознаваемый стереотип отношений: смиренная и всепрощающая жена мужа-алкоголика, которого уже выгнали с работы, позабыли друзья, дети устали нести пожизненный крест. Супруга терпит (детей ведь тоже не выбирают, а муж — еще один ребенок) и даже не делает попытки заставить его лечиться. Муж-алкоголик, таким образом, вручает себя членам семьи, тем самым организуя их жизнь вокруг опеки и заботы о себе (известная модель контроля отношений по типу «маленького деспота»); жена получает при создавшемся положении неоспоримую власть и контроль, дети — индульгенцию за любую делинквентность.

Всякая последовательность высказываний может быть понята под углом зрения предложенной коммуникативной модели. В практике семейного консультирования терапевту, как правило, вполне достаточно бывает попросить рассказать о самом банальном случае разногласия между членами семьи, а затем просто внимательно слушать и наблюдать, пока структура коммуникации проявится. В диагностических целях могут использоваться любые процедуры, сконструированные по принципу гомеостата и предполагающие принятие совместного решения после взаимного обмена мнениями. Одной из таких процедур является Совместный Тест Роршаха (СТР), применение которого позволило выявить метакоммуникативные паттерны, соответствующие им самооценки и взаимные перцепции партнеров (Е. Т. Соколова, 1989). Ниже приводится пример из наших исследований того времени.

Пример.

Супруги — клиенты семейной психологической консультации, обратившиеся в связи с частыми ссорами и сексуальными дисфункциями у мужа.

Таблица 2 Теста Роршаха.

Муж первым берет таблицу и молча ее рассматривает.

Жена. Ну, как ты смотрел?

Муж. Вот как…

Жена. Я ничего определенного не могла сказать… Вот так — мне это красное мешало… Если это убрать, то похоже на цветок… (смеясь и чуть не плача одновременно).

Муж (напряженно, тяжело дышит, ерзает на стуле). Трудно сказать…

Жена (заискивающе-раздраженно, слегка прильнула к мужу). Но неужели ты ничего не можешь сказать?..

Муж. Ну это… (Взглядом показывает на таблицу 1, ответ на которую был «половые органы».)

Жена. Ну что-то маленькое оттуда выглядывает, да?

Муж (решительно, прямолинейно и безапелляционно). Мне кажется, на половые органы смахивает.

Жена. Хм… (Застенчивый смешок.) Какой ты все-таки… У тебя все одно к одному. Я не могу согласиться. (Тон становится решительным.) Это скорее всего экзотический вид. (С назидательной интонацией.)

Повторяя здесь ранее данную этому примеру интерпретацию, отмечу самые яркие черты коммуникации супругов — трюковый трансактный маневр и безысходность парадокса. Очевидно, что и муж и жена оба испытывают сексуальное напряжение, между тем в этой паре с комплиментарным типом коммуникации действуют два взаимоисключающих правила: «Секс — дело грязное!» и «Муж должен сексуально вожделеть к жене!». Асимметричная атрибуция источника сексуального возбуждения призвана избавить жену от чувства стыда. Если она не будет поддерживать мужа, она будет чиста, но останется (и остается) без секса. Но именно отсутствие интимной жизни было поводом обращения в консультацию, инициатором которого была она. Муж готов проявлять практическую инициативу, он чувствует двусмысленность поведения жены, ее эмоциональную нестабильность, ее робкие попытки заигрывания он готов поддержать и пойти еще дальше. Наконец, он делает решительный шаг, но здесь его настигает решительное и немного презрительное отвержение — она действительно «не может согласиться»!

Муж обескуражен и на какое-то время выведен из строя. Стоит добавить, что супружеская пара не склонна замечать взаимные фрустрации и отсутствие подтверждающих самоценность каждого обратных связей. К тому же единственное, что могло бы придать подлинность их жизни, — чувственность (которая могла бы расцвести наподобие «экзотического вида цветка») заглушается.