Отношение экономического материализма к объективизму и субъективизму

Экономический материализм, конечно, не отвергает субъективной стороны общественного процесса. Он только рассматривает эту сторону как простое отражение в сознании нашем объективного общественного процесса, понятого притом исключительно в смысле процесса экономического. Выше не раз уже отмечалась историческая связь этого учения с гегельянством: эта связь существует и для данного вопроса. По философии Гегеля, весь объективный процесс истории был не чем иным, как внешнею оболочкою настоящего внутреннего содержания, каковым признавался процесс субъективный. Вместо того чтобы в корне разрушить ошибочность такого представления, экономический материализм только переменил места обоих процессов, признав реальное значение лишь за процессом объективным и объявив, что процесс субъективный есть лишь простое отражение процесса объективного. Весьма естественно, что когда это учение нашло последователей в русской литературе, то они должны были выступить противниками господствовавшего субъективного направления и противопоставить ему свое направление как объективное по преимуществу. Они, если можно так выразиться, стали даже гордиться своим объективизмом, своею особою научностью и особенно тем, что личность, которою так много занимаются субъективисты, их мало интересует.

Однако этот объективизм при ближайшем изучении дела оказывается призрачным. Прежде всего экономический материализм, имея чисто партийное происхождение, носит на себе и следы именно такого происхождения. В Германии, родине этого учения, даже прямо проповедуется та мысль, что теория экономического материализма создана для оправдания стремлений социальной демократии. В этом отношении весьма любопытна работа Меринга «Об историческом материализме» (1893). Вполне разделяя учение школы о том, что всякая идеология (в том числе и научная) зависит от объективного экономического процесса, автор провозглашает экономический материализм философией рабочего пролетариата. Как раз в том, что это философия рабочего пролетариата, он и видит основание, по которому следует принимать положения экономического материализма и отвергать все несогласные с ним теории как порождения «буржуазной лженауки». «Исторический идеализм, — говорит он, — есть историческое миросозерцание буржуазии, как исторический материализм есть историческое миросозерцание рабочего класса». Такое утверждение, однако, вдвойне неверно. С одной стороны, экономический материализм принимается многими лицами, которые в социальном отношении должны быть причислены к буржуазии, и, наоборот, существуют защитники интересов рабочего класса и социалисты, которые, по терминологии Меринга, должны быть отнесены к представителям исторического идеализма. Во-вторых, Меринг ставит в упрек идеологам буржуазии, что они смотрят на историю с своей классовой точки зрения, не замечая сам противоречия, в которое он при этом впадает. Если классовые интересы способны искажать объективную истину, то вина в данном отношении должна падать не на то, что это — интересы буржуазии, а то, что это интересы вообще классовые. Таким образом, у Меринга, да и у других немецких представителей того же направления, экономический материализм является учением, имеющим несомненный и даже прямо признаваемый оттенок классового или партийного субъективизма. Меринг объявляет, что научная истина доступна не всякому мыслящему уму, ибо признание истины может быть лишь результатом принадлежности человека к известному классу или к известной социальной партии. И нужно сказать, что все это весьма последовательно, раз всякая идеология, будучи только отражением в сознании известных объективных отношений, тем самым утрачивает всякую объективную самостоятельность.

Русские представители экономического материализма стараются, наоборот, представить дело так, что их учение имеет строго объективное основание, и за последнее время обратились для его теоретического оправдания к «теории познания», хотя сомнительно, чтобы можно было найти гносеологические основания для того положения школы, по которому идеология общества и, следовательно, все знания его членов суть только отражения в сознании известных объективных экономических отношений: Кант, к коему обратились экономические материалисты, конечно, не будет на их стороне. На самом деле, однако, и у нас теоретики этого учения выступили под знаменем партийного субъективизма. С народниками, против коих направлена их полемика, они расходятся по вопросам капитализма, общины, кустарного производства и артели в практическом применении их к России, и хотя их противники весьма часто сами являются в теории экономическими материалистами (В. В. Николайон и др.), но марксисты всем народникам приписывают субъективный идеализм, а в число народников записывают Лаврова, Михайловского, Южакова и других представителей субъективного направления. П. Б. Струве в книге «Критические заметки по вопросу об экономическом развитии России» прямо и притом не раз заявляет, что экономический материализм дает научное познание и что «игнорирование личности в социологии или, вернее, ее устранение из социологии есть, в сущности, только частный случай стремления к научному познанию». Автор упрекает теорию Михайловского об отношениях между личностью и обществом в том, что на ней «лежит нескрываемая печать субъективных идеалов». Между тем критик «субъективной социологии» сам проповедует учение, на котором тоже ведь «лежит нескрываемая печать субъективных идеалов». Он упрекает народников за идеализацию, но это не есть упрек за идеализацию вообще, а за идеализацию того, к чему сам критик «относится холодно», по собственному его признанию, не замечая, что ведь и он идеализирует победное шествие капитализма как силы, которая одна в состоянии осуществить «планомерную организацию народного хозяйства». Во всяком случае, подробный анализ названной книги приводит к тому заключению, что учение, излагаемое автором, изгоняя из социологии этический субъективизм (без коего, однако, нельзя понять общественного идеала представителей школы), оказывается само учением с сильною окраскою партийного субъективизма. Это, пожалуй, может быть источником силы этого учения в смысле его внешнего успеха; но это — несомненный признак его слабости как чистой теории. И если в Германии эта партийность была связана с классовою борьбою буржуазии и пролетариата, то у нас распря шла между двумя литературными партиями, одинаково стремящимися защищать народные интересы и только неодинаково их понимающими, хотя часто и вполне сходящимися между собою на почве одной и той же теории экономического материализма. Таким образом, экономический материализм не так уж чужд «субъективного метода» и притом как раз в том его понимании, против которого весьма справедливо восставал Южаков.