Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Предмет поэзии — духовно-душевный мир художника. 
Способы его словесного претворения. «Видно, рождено для огня.. .» Слово поэта на рубеже XX—XXI веков

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

И. Ильин, размышляя об особенностях творчества И. Шмелева, говорит, что для прозаика И. С. Шмелева писать — значило молиться, а в молитве искренней и чистосердечной светится всегда поэтический Божий дар. Так что сразу скажу: указанием на образный строй православной веры, воспринятый поэтом, можно лишь констатировать факты, видимые всякому, но никаких собственно филологических наблюдений это… Читать ещё >

Предмет поэзии — духовно-душевный мир художника. Способы его словесного претворения. «Видно, рождено для огня.. .» Слово поэта на рубеже XX—XXI веков (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Песенная традиция и современная поэзия. Гражданская лирика. Патриотическая лирика. Образ любви в лирике. Традиция и современность.

Родная речь — Отечеству основа. Не замути Божественный родник, Храни себя: душа рождает слово — Великий, Святорусский наш язык!

Иеромонах Роман (А. Матюшин, 2001 г.)

Велик соблазн, прежде чем начать говорить о стихах и песнях иеромонаха Романа, объяснить его поэтический дар «жизненным путем», но в двух словах не расскажешь, что-то из уст самого поэта можно узнать[1], что-то есть в предисловиях к его сборникам стихов[2], в статьях современных исследователей о нем[3], но самое сокровенное сказано стихами, пропето в песнях.

На рубеже столетий и даже тысячелетий, когда на человека обрушилось столько соблазнов, преодолеть которые стократ тяжелее, чем это бывает во времена стагнации, когда и всегда-то дремлющий в поэтах эгоцентризм, вопиет, кажется, желая выразить самость и только, зазвучал тихий голос иеромонаха Романа, и этот голос расслышали тысячи и тысячи среди воплей рокпоэтов и упражнений постмодернистов, потому что этот голос выразил и боль, и страдание, и покаянную молитву, и благодарение Богу, — казалось, все, чем жила и живет душа русского человека сегодня. Вневременное и вечное столь же проникновенно в его творчестве, как и «невидимая брань» современности.

Сегодня мы держим в руках одну из важных книг иеромонаха Романа «Радоваться небу», вышедшую в Минске и как нельзя более точно соответствующую определению — книга" «. В ней все органично, как в храме, взаимообусловлено и взаимоусилено: цветные иллюстрации — фотографии отца Романа — будто свидетельствуют о благодати Божьей, разлитой в мире: в цветах, закатах и рассветах, в осенних рощах; репродукции икон, написанных тоже отцом Романом, указывают читателю Посредников между словом его и Господом, свидетелей Промыслительности его творчества'02. Книга не просто приглашает к соразмышлению или к сопереживанию, что было бы естественно для книги стихов, она побуждает открыть в себе самого себя лучшего, светлого, несущего сорадование небесам, кажется, точнее и нельзя назвать книгу, но она приглашает к радостному труду во Славу Божию. Нет среди современных поэтов равного иеромонаху Роману в постижении трагичности мира и в стремлении служить Богу и Отечеству в простоте, бесхитростности, прямоте. Как и предшествующие его книги и следующие, эту отличает проникновенность в самом глубоком, корневом значении этого слова.

Эта проникновенность особой природы, слово его песен и стихов, кажется, сказано «как на духу», в нем органично чувство живого слова, сегодня вообще не такое частое в поэте. Легко было бы объяснить его успех у слушателей и читателей тем, что в своем творчестве он обращается к слову Священного писания, к Евангельским притчам, Литургии. Но, согласитесь, сегодня поэт зачастую обращается к ним как неофит, видя в святом и священном новую игрушку, которой можно побряцать перед перед толпой, жаждущей зрелищ. Успех поэта иеромонаха Романа в том, что в его пении нет желания «потешить публику», нет ни малейшей тени того, что естественно и даже кажется прости;

Иеромонах Роман (Л. Матюшин). Радоваться небу. Минск, 2004.

102 Минералова И. Г. Библия как книга книг и книга как художественносемантическое целое //И Пасхальные чтения. Гуманитарные науки и православная культура. М., 2004. С. 3 и далее.

тельным — желания «покрасоваться» перед публикой, стремления «завоевать сердца, покорить сердца» слушателей, как нет проблемы «быть» и «казаться» слову в его стихах.

И. Ильин, размышляя об особенностях творчества И. Шмелева, говорит, что для прозаика И. С. Шмелева писать — значило молиться, а в молитве искренней и чистосердечной светится всегда поэтический Божий дар. Так что сразу скажу: указанием на образный строй православной веры, воспринятый поэтом, можно лишь констатировать факты, видимые всякому, но никаких собственно филологических наблюдений это не несет. Всякий большой художник осознает себя призванным для искоренения зла. Так осознает предназначение поэта пушкинский пророк, в облике которого угадываются черты ветхозаветного пророка Исайи, в осознании своего служения как деяния, борьбы открытой:

Восстань пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей, И обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей…

Покажутся совершенно не в духе времени стихи иеромонаха Романа, опубликованные в «Избранном». В 1974 г. он пишет так:

Я хочу стать влагой, Пусть болотной жижей.

Только б эта жижа Умерщвляла зло.

Выпейте по капле — Я уйду из жизни.

Выпейте, не бойтесь, Я уйду без слов.

Вряд ли поэт так отчетливо осознавал полемический тон по отношению к своему великому предшественнику, но в обозначенной иеромонахом Романом позиции есть характерная черта русского православного юродства: приять смиренно на себя зло, тем самым умалить его, разоблачить. Но в этой жизненной позиции слышится голос стольких смиренных свящеиномученников во Славу Божию! В этих строчках обозначены и отношение к слову, и адресат всей лирики, и даже образ служения. Так при всей парадоксальности поэт исповедует традицию, обозначенную и житием Иоанна Дамаскина, и знаменитой поэмой А. К. Толстого «Иоанн Дамаскин». Вообще вопрос о традициях А. К. Толстого в лирике иеромонаха Романа — отдельный разговор.

Адресатом поэта и лирического героя будут и друг, и собственная душа, и Господь, и Богородица, так что, действительно, молитвенное обозначено его стилем, с одной стороны, исповедальное — с другой. В стихотворении 1981 г., которое так и названо «Молитва», последние два четверостишия создают образ церковной службы, отраженный душой лирического героя:

И я, перебирая листья,

Шептал раскаянья слова:

— Очисти, Господи, очисти!

Душе моя, почто мертва?

И моему настрою слитно Со всех сторон, со всех концов Пел «Да исправится молитва…»

Хор придорожных чернецов.

Так, парафразис канона Андрея Критского метонимически восстанавливает в сознании и душе читателя и слушателя образ соборный строй литургии, когда каждый возносит свою молитву Богу и все вместе, соборно молятся о спасении души. Традиции русской поэзии ощутимы и в переложении псалмов, например псалма 41, в переложении евангельских притч, как в песне «Это знают все наверняка…».

Притча о смоковнице в его песне приобретает тот глубочайший смысл, который не всегда постижим даже теми, кто воцерковлен и осведомлен в символике сакрального в ней. Дело в том, что для поэта сила живого слова не просто слова, он знает эту силу, кажется, так, как Господь ему дал, иногда даже понимаешь, что произведения эти не «сочинены» обычным талантливым человеком, но отозвались небесами на его молитву глубоко:

Не найдя среди листвы плода, таковое слово Он изрек.

— Да не вкусит больше никогда От тебя плодов никто вовек.

Горы, падите на меня!

Слышишь приговор^ душе моя?!

Видно, рождено для огня Проклятое дерево — я.

Евангельская притча приобретает глубоко личный смысл, рождает обобщения, на которые не может не отозваться душа всякого русского — верующего-неверующего, неважно:

О душе, оставим прежний нрав, Сколько раз сходили мы с Креста?

Заповеди Божии поправ,.

Оставляли алчущим Христа.

Для чего забыли смертный час И не проливаем горьких слез?

Иль насытит оправданьем нас Нами не насыщенный Христос?

Этот путь от всеобщего, почти «стертого до степени штампа» (Ю. Тынянов), образа смоковницы к лирически-интимным значениям, а от них уже к соборно-личным, встающим перед каждым, вопросам, как сегодня любят говорить, риторически экзистенциальным, заставляющим задуматься «о коренном и важном» (М. Горький). Здесь философское не абстрагируется от личного, оно, напротив, актуализируется поэтическими ассоциациями, а обобщенный, почти эпический смысл организуется соположением лирического (личного) и соборного (личновсеобщего). Слово поэта кажется важнее суетных словопрений о том, что содеяно с русским народом, с Родиной-матерью и нами, ее детьми, не осознающими часто своей вины.

Особое место в лирике иеромонаха Романа принадлежит многоликому образу воды (в нем и тщета человеческих упований — слез), и радость очистительных молитв (святая вода), а

между этими антиномичными образами множество других, наполненных символическими значениями. Другой очень важный мотив творчества: слово — молчание.

Уроки нравственности иеромонахом Романом преподаны не резонерски-назидательно, но через сомолитвенное служение, сострадание и сорадование (совершенно неожиданно в его в стихах-песне предстает образ осени):

Радость моя, эта суетность грешная

Даже на паперть швыряет листы.

По возжелали покоя нездешнего

Белые Церкви, Святые Кресты.

Их не прельщают купюры фальшивые,

Не привлекает поток золотой.

Нужно ли Вам это золото лживое,

Вам, лобызающим вечный покой?]

(Радость моя, наступает пора покаянная…)

Расхожий конфликт Возвышенно-духовного, Человеческого, а значит, аскетически-жертвенного, с одной стороны, и пошлого, сребролюбивового, похотливо-плотского, греховного, — с другой, обретает черты узнаваемые для верующего человека (безгрешное, вечности принадлежащее, святое и священное, с одной стороны, и — суетное, тщетное, сиюминутно-земное — с другой). Но не только благодаря этой оппозиции кажется неординарным стихотворение: тут всегдашнее золото осени, воспринимаемое превыше золота настоящего, вписано в нравственную систему координат современного человека и уподоблено тому золоту, которое так для современного человека искусительно.

Вас не касаются запахи тленные,

Этот октябрьский отчаянный пир.

Белые Церкви — Твердыни Вселенныя,

Не устоите — развалится мир.

Самыми разными ассоциациями насыщены эти строки, написанные в сентябре 1987 г., сегодня осознающиеся почти пророческими. Но в стихах 90-х годов уже вызревает тональность.

не только исповедническая и молитвенная, многие стихи приобретают очертания гражданской лирики, в которой дистанция между согражданами и поэтом становится короче, а голос поэта содержит не только соборно-молитвенное, как мы уже сказали, но пророчески обличительное. Этот путь от исповеди к проповеди и естествен, и труден для иеромонаха Романа, но грех и победа над ним не разводятся на полюса: победитель-обличитель, проповедник, по одну сторону, грешники-предатели Родины и самих себя, по другую. Иеромонах Роман убедителен потому, что он не самоустраняется в ответе за деяния соотечественников, он один из нас:

Сеем рожь, а косим лебеду, Непрестанно ищем виноватых.

Строим рай, а вертимся в аду, Узнавая в ближнем супостата.

Сл о вобл ульем залита земля, Каждый норовит в Евангелисты И к кормушке, дабы опосля Самому свернуть с тропы тернистой.

Плоть ликует. Дух уничижен, Суета перечеркнула Вечность.

И страну десницею чужой Волокут куда-то на увечья.

Наши души от тоскливых дум Обессилев, примирились с ложью…

Потому и сеем лебеду, Называя всеянное рожыо.

31 января 1993 г.

Глаголы настоящего времени передают не сиюминутное, а, кажется, ахронное, вневременное, «всегдашнее» в наших душах, отсюда и семантика антиномий, композиционного кольца, и семантика причинно-следственных соответствий. Со временем крепнет гражданский пафос в его лирике. Книга «Русский куколь» по преимуществу свидетельствует о брани невидимой,

приобретающей черты видимой распри, осознанной борьбы с искусами времени, соблазнами, мнящимися невинными и потому неподсудными. К концу 1990;х — началу 2000;х годов афористичнее становится стих поэта, все нужнее его стихи молодости, которая жаждет искреннего и жизнестроительного слова в поэзии. Каждому бы вписать в сердце стихотворение «Родная речь», которое мы взяли эпиграфом своей статьи, столь созвучное тургеневскому «Русский язык», или другое — не для красного словца, а в долгий жизненный путь, чтобы сверять по нему координаты своей дороги:

Что суесловить? Не стезя плоха, Все, как один, о небесах забыли.

Кто возлюбил — тому не до греха.

А мы грешим — еще не возлюбили.

13 июля 2001 г.

  • [1] О богоугодности — не нам судить (Встреча с иеромонахом Романом (Матюшиным) 16.11.2004)//http://wwv.rusk.ru/st.php?idar=414 010.
  • [2] Корольков А. Высшая поэзия — моление // Иеромонах Роман. Русский куколь. Минск, 2002; Дрогунова Е. От составителя // Иеромонах Роман. Избранное. Минск, 1995.
  • [3] 109 Минералов Ю. И. Иеромонах Роман // Литературная Россия от12 марта 2004 г., № 10; Барышникова И. Ю. Образ природы в лирике иеромонаха Романа// II Пасхальные чтения. М., 2004.
Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой