Амбивалентность рационализации. 
Социология риска и безопасности

В своей работе «Человек и общество в эпоху преобразования» К. Маннгейм специально рассматривает проблематику рациональности и иррациональности в современном обществе. Ее методологические основания весьма важны для понимания рисков и уязвимостей, обусловленных процессами рационализации современного общества.

Социолог обосновывает принципиальный тезис о том, что процесс рационализации амбивалентен: с одной стороны, рационализация позволяет людям лучше и легче адаптироваться к динамике социальной жизни, однако, с другой — параллельно возникают иррациональные последствия, в частности, проявляющиеся в эффекте «одновременности неодновременного». В результате усложнения социальной динамики появляется несбалансированность развития отдельных людей и целых социальных групп, возникает диспропорциональность в человеческих способностях. «Она выражается в том, — отмечает социолог, — что в обществе техническое и естественно научное знание опережает моральные силы и осмысление общественного прогресса… Речь идет о том, что ни в одном более или менее сложном обществе разумность и моральность, необходимые для решения поставленных хозяйством и обществом задач, не достигают во всех группах и слоях равномерности»^[1]. В связи с этим перед современным обществом возникает принципиально новая проблема: оно длительно не может выносить «ни общий недостаток рациональности и моральности в духовном господстве над общим процессом, ни их неравномерное социальное распределение»^[2].

Кроме того, социолог как типы рациональности рассматривает ссторационализацию и рефлексивность. «Под саморационализацией я понимаю систематический контроль над влечениями, который индивид должен заранее произвести, если он хочет осуществить объективную функционально рациональную систему действий или включиться в нее»^[3]. А рефлексивность предполагает обращение наблюдения или действия на самого себя с целью самопреобразования. Социолог поясняет: «Человек направляет свою рефлексию на себя и свое действие большей частью для того, чтобы изменить и преобразовать себя»^[4].

Все типы рациональности определенным образом связаны друг с другом. Так, «действие функциональной рациональности парализует суждение». Более того, чем больше современное массовое общество рационализируется функционально, считает социолог, «тем больше в нем действует тенденция к нейтрализации субстанциальной моральности». В итоге может возникнуть парадокс утверждения толерантности, основанной на исключении идеалов или веры: «Идея толерантности, — пишет он, — не что иное, как мировоззренческая формулировка тенденции исключить из публичной дискуссии всякое субъективное или связанное с определенными группами содержание веры, т. е. субстанциональную иррациональность и утвердить оптимальное в функциональном отношении поведение»^[5].

Вместе с тем, Маннгейм замечает, что далеко не всегда иррациональность рискогенна для человека. В виде сублимаций она может действовать как мощный импульс для создания культурных ценностей или усиливать радость жизни. В этом качестве проявляются иррациональные функции спорта или празднеств. Некоторые религиозные чувства и нормы могут быть по своему качеству иррациональными, но при этом они вносят свой вклад в функционирование общества в целом.

Однако если иррациональность социально не структурирована, то она дисфункциональна для общества и производит уязвимости. Такое, в частности, может происходить с проникновением формальной иррациональности в политику: «Тогда средствами демократии достигается противоположное тому, что было первоначально смыслом демократизации». Возникает тем самым процесс «негативной демократизации»^[6].

В определенных случаях и рационализация может иметь дисфункциональное влияние на общество, порождая уязвимости для демократии, если, например, она подавляет духовные и моральные силы. «Демократизация, — отмечает Маннгейм, — подобно другим достижениям современной техники, радио и прессы в том, что она может служить в своем развитии средством усиления как позитивных, так и деструктивных сил… современные успехи демократизации могут содействовать и росту аморальных сил»^[7][8][9]. Эти соображения Маннгейма ныне обретают особую актуальность. Демократия, основанная на формальной рациональности, порождает уязвимости, обусловленные ослаблением этических принципов и традиций во взаимодействиях людей.

• [1] В переводах на русский язык фамилии немецкого социолога — Mannheim — мы встречались со следующими вариантами: Маннгейм, Мангейм, Манхейм, остановившись на первом из них. При ссылке на конкретные работы сохранено написание, содержащееся в издании. Манхейм К. Человек и общество в эпоху преобразования // Манхейм К. Диагноз нашеговремени: пер. с нем. М.: Юрист, 1994. С. 287.
• [2] Манхейм К. Человек и общество в эпоху преобразования. С. 290.
• [3] Там же. С. 296.
• [4] Там же. С. 297.
• [5] Там же. С. 304.
• [6] Матейм К. Человек и общество в эпоху преобразования. С. 301.
• [7] Там же. С. 307.
• [8] См.: Emerson R. М. Exchange Theory. Part I: A Psychological Basis for Social Exchange //
• [9] Sociological Theories in Progress. Vol. 2. Boston, MA: Houghton-Mifflin, 1972.