Действие по кругу лиц (ratio personae)

Согласно действующему международному уголовному праву субъектом уголовной ответственности, в том числе в связи с совершением военного преступления, может быть исключительно физическое (но не юридическое) лицо, вменяемое и достигшее возраста наступления уголовной ответственности (при этом, вопрос о данном возрасте может быть определен применительно к юрисдикции конкретного института международного уголовного правосудия в международном договоре, на основании которого он создан и действует).

Так, в соответствии со ст. 26 Римского статута Международный уголовный суд не обладает юрисдикцией в отношении лица, не достигшего 18-летнего возраста на момент предполагаемого совершения преступления. Однако данное положение не препятствует уголовному преследованию таких лиц в соответствии с национальным уголовным и уголовно-процессуальным законодательством государств.

Принцип неотвратимости наказания за преступления против мира и безопасности человечества (включая военные преступления) обусловливает распространение сферы действия МУЛ на всех лиц, причастных к их совершению, независимо от должностного положения и наличия соответствующих иммунитетов. Положение о недопустимости ссылки на официальный статус лица, в связи с совершением им преступления против мира и безопасности человечества, впервые закрепленное в ст. 7 Устава Нюрнбергского МВТ и реализованное в его приговоре, отражено в современных международно-правовых актах¹. Римский статут (п. 2 ст. 27) закрепляет также положение о том, что иммунитеты или специальные процессуальные нормы, которые могут быть связаны с должностным положением лица согласно национальному или международному праву, не должны препятствовать осуществлению Судом его юрисдикции в отношении такого лица.

Высшим должностным лицам государства по международному праву предоставлен иммунитет rationepersonae (персональный) и иммунитет ratione materiae (материальный). При этом иммунитет ratione materiae защищает глав государств и других высокопоставленных лиц от уголовного преследования за деяния, которые они совершили в официальном качестве в течение срока своих полномочий. Иммунитет ratione personae имеет процессуальную природу и налагает запрет на любое уголовное преследование в то время, когда лицо занимает соответствующую должность^[1][2].

В целом, как обоснованно полагает проанализировавшая соответствующую национальную и международную практику А. Ю. Скуратова, наблюдаются следующие подходы к решению вопроса об иммунитете высших должностных лиц^[3]:

• — высшие должностные лица государства (глава государства, глава правительства, министр иностранных дел) пользуются абсолютным иммунитетом от уголовной юрисдикции другого государства в отношении любых действий;
• — высшие должностные лица государства (как бывшие, так и действующие) не обладают иммунитетом от юрисдикции органов международной уголовной юстиции;
• — при рассмотрении органами международной уголовной юстиции дел о совершении международных преступлений должностное положение обвиняемого не является основанием для освобождения его от ответственности и смягчения приговора.

Вместе с тем в специальной литературе указаны факторы юридического и политического свойства, оказывающие влияние на правоприменительную практику в данном вопросе¹.

Заметим также, что в договорных источниках МГП (права вооруженных конфликтов)^[4][5] отсутствует какое-либо упоминание об иммунитетах высших должностных лиц.

Следует также иметь в виду, что темпоральные, пространственные и персональные границы юрисдикции институтов международного уголовного правосудия определяются нормами международных договоров (иных актов международного права), на основании которых они создаются и действуют. В частности, юрисдикция МУС по общему правилу ограничена преступлениями (перечень которых приведен в ст. 5 Римского статута, включает в себя военные преступления), совершенными на территории или гражданином государства — участника Римского статута или государства, принявшего юрисдикцию Суда в конкретном случае (п. 2, 3 ст. 12 Статута МУС). Кроме того, возможны и некоторые другие (экстраординарные) ситуации, когда юрисдикция МУС осуществляется в порядке передачи на его рассмотрение ситуации СБ ООН в соответствии с гл. VII Устава ООН (п. «Ь» ст. 13 Статута), либо когда Суд принимает к производству дело, подлежащее расследованию и рассмотрению в рамках соответствующей национальной уголовной юрисдикции, если представляющие ее органы и лица не желают или не способны осуществлять расследование, уголовное преследование и судебное разбирательство по таким делам (ст. 17 Статута)^[6].

Так, СБ ООН передал 31 марта 2005 г. на рассмотрение Суда ситуацию в Судане, не участвующем в Статуте, в соответствии с Резолюцией 1593 (UN Doc. S/RES/1593 (2005). Следует отметить, что ч. 6 Резолюции 1593 исключает из сферы юрисдикции МУС граждан или персонал государств, не участвующих в Статуте МУС, кроме Судана, в отношении любых действий или бездействия, вытекающих из операций в Судане, учрежденных или санкционированных Советом Безопасности или Африканским Союзом, или из связанных с ними операций. В специальной литературе по этому поводу были высказаны обоснованные суждения о том, что Совет Безопасности в данном случае оставил за собой право уточнять подробности материальной или личной юрисдикции МУС в отношении государств, не участвующих в Статуте; причиной принятия ч. б явилось опасение США, что служащие их вооруженных сил могут попасть под юрисдикцию МУС^[7].

Таким образом, авторская позиция по вопросу о МУП и его нормах об уголовной ответственности за военные преступления сводится к следующему.

• 1. Международное уголовное право следует рассматривать как динамично формирующуюся отрасль современного международного права, нормы и принципы которой регулируют сотрудничество государств в установлении оснований и форм международной уголовной ответственности физических лиц за совершение международных преступлений (преступлений против мира и безопасности человечества, в том числе военных преступлений) и преступлений международного характера (конвенционных преступлений).
• 2. Следует отличать источники МУП в формально-юридическом смысле как формы существования нормы международного права, придающие ей юридическую силу и отражающие способ ее создания, от других правовых регуляторов, средств познания, толкования и развития МУП, иначе говоря, источников познания и развития международного права. Ключевое значение в этом плане имеет теория согласования воль государств, объясняющая механизм создания норм международного права (договорных и обычных), а также правовую природу последних.
• 3. Особое значение в МУП, в том числе в части установления оснований и форм уголовной ответственности за военные преступления, принадлежит международному договору и содержащимся в нем нормам, что, в свою очередь, связано с необходимостью нормативно-правового определения признаков деяния, рассматриваемого в качестве преступления (в том числе военного преступления), а также форм и объема уголовно-правового воздействия за его совершение (общепризнанный принцип уголовного права nullum crimen sine lege — nulla poena sine lege); способностью именно международного договора и его норм, обладающих преимуществами писаного права (jus scriptum), связанными с конкретикой и стабильностью их содержания, обеспечить режим законности для правоприменителя; потребностями развития систематизации и кодификации договорных и обычных норм об уголовной ответственности за военные преступления в рамках международной правовой системы и национальных правовых систем, потенциалом международного договора в связи с этим.
• 4. К источникам международно-правовых норм об уголовной ответственности за военные преступления не относятся:
  • — решения международных судов (в том числе органов международного уголовного правосудия): при всей значимости практики международных органов уголовного правосудия и сформулированных ими правовых позиций следует учитывать, что, как общее правило, международные суды своими учредительными документами не наделены правом создавать международно-правовые нормы; судебные решения в международном праве не имеют характера прецедента; воля суда, выносящего решение по конкретному делу, ни с чьей волей не согласуется, и государства не придают решению юридической силы международно-правовой нормы^[8]. Указанные правовые позиции представляют собой официальное толкование норм международного права, а не прецеденты, вследствие чего они могут учитываться в дальнейшем международным или национальным правоприменителем, но не обладают свойствами норм международного права, не содержат их элементов, не создают международно-правовые обязательства для государств и представляющих их органов применять их;
  • — доктрина международного права, поскольку она носит рекомендательный, а не юридически обязывающий характер, при этом она является важным средством его познания и прогрессивного развития (в том числе в рассматриваемой сфере);
  • — акты национального законодательства и решения национальных судов, поскольку они имманентно принадлежат соответствующей национальной правовой системе.
• 5. Специфика действия норм МУП об уголовной ответственности за военные преступления обусловлена: во-первых, их системной принадлежностью, международно-правовой природой; во-вторых, потребностями создать посредством введения их в действие и реализации эффективный правовой режим борьбы с военными преступлениями и другими преступлениями против мира и безопасности человечества; в-третьих, возможностью их применения как международным, так и национальным правоприменителем. При этом определяющее значение для действия указанных норм имеет принцип неотвратимости наказания лиц, совершивших военные преступления. Данный принцип, получивший наиболее четкое закрепление в Уставе Нюрнбергского МВТ, сохраняет свое значение в современных условиях, обеспечивается сложившимися и действующими в международной и национальных правовых системах нормативными установлениями и институтами правоприменения. В свою очередь, это проявляется:
  • — в возможности неограниченного во времени действия указанных норм, связанного с пресечением преступлений против мира и безопасности человечества (в том числе военных преступлений), неприменимости к лицам, совершившим указанные преступления, сроков давности уголовного преследования и наказания;
  • — возможности применения органами международного уголовного правосудия обычных норм международного права при квалификации указанных деяний;
  • — нераспространении на лиц, в отношении которых есть серьезные основания полагать, что они совершили указанные деяния, права убежища;
  • — действии в отношении указанных деяний и лиц, их совершивших, принципа универсальной юрисдикции;
  • — действии положения о недопустимости ссылки на официальный статус лица в связи с совершением им преступления против мира и безопасности человечества (в том числе военного преступления).

• [1] См.: п. 2 ст. 7 Устава МТБЮ, п. 2 ст. 6 Устава Международного трибунала по Руанде;п. 2 ст. 6 Устава Специального суда по Сьерра-Леоне; ст. 27 Римского статута МУС.
• [2] См.: Русинова В. Н. Международные иммунитеты высокопоставленных должностных лиц и уголовное преследование международных преступлений [Электронныйресурс] // Международное публичное и частное право. 2006. № 3 // Доступ из СПС"КонсультантПлюс".
• [3] Скуратова А. Ю. Международные преступления. С. 80—81.
• [4] См. подробнее об этом: Скуратова А. Ю. Международные преступления. С. 80—81;Русинова В. Н. Международные иммунитеты высокопоставленных должностных лици уголовное преследование международных преступлений.
• [5] В частности, в Женевских конвенциях 1949 г., Дополнительных протоколах к ним1977 г.
• [6] См. об этом: Трикоз Е. Н. Специфика координационных норм в международномуголовном праве // Государство и право. 2011. № 7. С. 64—65. Вопросы конкретизациии реализации уголовной ответственности за военные преступления в рамках международной и национальной юрисдикции будут рассмотрены в гл. 3 пособия.
• [7] См.: Верле Г. Указ. соч. С. 115.
• [8] По этому вопросу автор солидаризируется с рядом отечественных ученых в области международного права (И. И. Лукашук, П. Н. Бирюков, Р. А. Каламкарян и другие), о чем было сказано выше.