Андрей Юрьевич Мельвиль (Andrey Melvil) (род. в 1950 году)

Андрей Юрьевич Мельвиль родился в Москве. В 1972 году окончил философский факультет МГУ и аспирантуру Института философии АН СССР. С 1975 по 1989 годы — сотрудник Института США и Канады АН СССР, с 1989 года — профессор МГИМО, заведующий кафедрой политологии/сравнительной политологии. Основатель и первый декан (до 2004 года) факультета политологии МГИМО. В 2004;2009 годах — проректор по научной работе МГИМО. С 2009 года — профессор факультета прикладной политологии НИУ «Высшая школа экономики», с 2010 по 2014 годы — декан факультета прикладной политологии, а затем — декан факультета социальных наук НИУ «ВШЭ «.

Кандидат философских наук (Институт философии АН СССР, 1975 год), доктор философских наук (МГУ, 1986 год), заслуженный деятель науки РФ .

В своих исследованиях А. Ю. Мельвиль уделяет внимание проблеме становления транснациональной политической среды и «волнам» демократизации. Он отмечает, что происходящее во многом под влиянием глобализации становление транснациональной среды мировой политики получает сегодня различные воплощения. Среди них:

• 1) закрепление де-факто (частично де-юре) в качестве легитимных участников международных отношений негосударственных и надгосударственных акторов со своими специфическими интересами и позициями — от транснациональных корпораций (ТНК), неправительственных организаций (НПО) до общественно-политических и иных движений, некоторых групп интересов, индивидов. Этих нетрадиционных участников международных отношений нередко называют транснациональными акторами (ТНА);
• 2) формирование и развитие самостоятельной сферы активных транснациональных взаимодействий и взаимосвязей, обладающей собственными закономерностями. Такие взаимодействия и взаимосвязи новых международных акторов осуществляются в экономической, политической, культурной, информационной средах;
• 3) становление и большее разнообразие собственно транснациональной повестки дня мировой политики, находящейся «по ту сторону» традиционной проблематики межгосударственных взаимодействий и обладающей глобальным по охвату форматом;
• 4) появление новых, нетрадиционных каналов и инструментов транснациональных взаимодействий, таких как: новые информационные и коммуникационные технологии; сверхсовременные сетевые каналы взаимоотношений прежде всего НПО, но также ТНК и других участников мировой политики; внешние, международные воздействия на внутреннюю политику отдельных государств, в частности, в соответствии с нормативными критериями соблюдения прав человека и демократических свобод; выход внутренних регионов государств на международный уровень^[1].

А.Ю. Мельвиль отмечает, что сейчас происходит глобальная «волна» демократизации — уже третья по счету. Первая стартовала в США в начале XIX века и длилась до окончания Первой мировой войны, в которую президент В. Вильсон вступил с обещанием сделать мир «безопасным для демократии». Затем последовала антидемократическая реакция — становление фашизма в Италии, нацизма в Германии, сталинизма в СССР. Вторая «волна» демократизации началась с победы над Японией и последующего утверждения демократических институтов и процедур в ряде развивающихся стран в результате их деколонизации. Она продолжалась примерно до середины 1960;х годов, после чего произошел ее очередной откат, и в мире вновь возникла авторитарная реакция на нее (в Греции, Нигерии, на Филиппинах и ряде других стран).

Третья «волна», в отличие от двух предшествующих, обладает своими особенностями, прежде всего, гораздо более широким (почти глобальным) охватом: вне ее влияния лишь мусульманские страны и «коммунистические анклавы», в первую очередь Северная Корея и Куба^[2].

А.Ю. Мельвиль критически относится к транзитологической парадигме. Транзитология (лат. transitus — переход, прохождение) как субдисциплина сравнительной политологии (компаративистики), развивающаяся на стыке с мировой политикой и изучающая закономерности многообразных и разнонаправленных политических трансформаций современности, никогда не ставила своей целью определение одной общеприменимой и универсальной матрицы демократизации. Центральное для этой субдисциплины понятие демократического транзита объединяет всевозможные по содержанию и форме процессы перехода от прежнего недемократического общественного и политического состояния к иному. В качестве конечного результата обычно предлагается та либо другая разновидность демократического устройства, хотя в действительности она редко достижима.

Вместе с тем в политическом анализе получила распространение облегченная версия «транзитологической парадигмы» — идеализированная и упрощенная модель перехода от авторитаризма к демократии, применимая, как предполагалось, ко всему реальному многообразию современных политических изменений.

Опираясь на выводы американского исследователя Альфреда Степана, А. Ю. Мельвиль называет отличия либерализации и демократизации и анализирует категорию «консолидированная демократия» по формуле Хуана Линца и А. Степана. Ее принято определять как политический режим, при котором соблюдаются следующие условия.

• 1. Отсутствуют сколько-нибудь влиятельные, распоряжающиеся значительными ресурсами акторы, представленные этническими, социальными, экономическими, политическими и другими группами, которые добиваются своих целей путем создания недемократического режима, применения насилия или отделения от государства.
• 2. Большинство граждан убеждено, что демократические процедуры и институты — самые наилучшие способы организации политической жизни их общества. Соответственно, доля выступающих людей против демократического порядка невелика и невлиятельна, такие антисистемные силы маргинальны и не пользуются существенной поддержкой населения.
• 3. Государственные и негосударственные акторы согласны разрешать любые конфликты на основании законов или в рамках сложившихся демократических политических институтов и согласно установленным процедурам^[3].

Надо заметить, что в этом своем целостном качестве консолидация демократии — весьма нечастый исход демократических транзитов.

В связи с описанной моделью успешных демократизаций третьей «волны» вполне обоснован вопрос о том, в какой степени она приложима к многочисленным посткоммунистическим и постсоветским трансформациям, которые привели к различным и не укладывающимся в общую «транзитологическую парадигму» результатам. С одной стороны, распад и трансформация коммунистических режимов в странах Восточной Европы и в бывших советских республиках можно рассматривать как частные случаи общей логики демократизации третьей «волны». Просто, быть может, менее успешные (особенно в том, что касается бывшего СССР), внутренне разнородные, но все же компоненты одного и то же глобального процесса демократизации. Согласно другому взгляду, посткоммунизм — настолько специфический (по исходным условиям, задачам, политическим акторам) феномен, что нет никаких оснований сравнивать его с поставторитарными демократизациями в Южной Европе и Латинской Америке.

Обобщение обстоятельств посткоммунистических преобразований не дает оснований для категорического вывода о том, что анализ их разнообразных траекторий в период третьей «волны» предполагает какую-либо одну универсальную «транзитологическую парадигму», которая могла бы претендовать на концептуализацию последовательности и закономерности режимных изменений и демократических трансформаций в отдельных странах.

• [1] Мельвиль А. Ю. Становление транснациональной политической среды и «волны» демократизации //Современные международные отношения и мировая политика / Отв. ред. А. В. Торкунов. М.: Просвещение, 2004, стр. 107−108.
• [2] Там же, стр. 113.
• [3] Там же, стр. 119.