Цели и средства

Интересно, что функциональный, коммуникативный взгляд на перевод возник в XX в. также на почве библейских переводов. В 1960;е гг. стали публиковаться труды Ю. Найды (1914—2011), который с начала 1940;х гг. работал в библеистских обществах над «миссионерскими» переводами Библии. Именно Найда впервые предложил стройную теорию, которая обсуждала не как лучше сохранить верность оригиналу, а как вернее произвести нужное впечатление на читателя. Найда предложил различать два вида эквивалентности оригинального и переводного текста — формальную и динамическую. Понятно, что это был некоторый аналог старого противостояния дословного и смыслового перевода, «буквы и духа», однако динамическая эквивалентность связана именно с конкретным контекстом, конкретной целевой аудиторией и конкретной целью перевода. Критерием успешности такого перевода полагается отклик, который он находит у аудитории. Позднее, в 1980;е гг., Найда отказался от понятия «динамическая эквивалентность» в пользу эквивалентности функциональной. Во главу угла при этом ставится коммуникативная ситуация — контекст и особенности принимающей культуры.

Лингвистические теории перевода, бурно развивавшиеся в XX в., часто шли по пути сравнения нары языков и установления соответствий между теми или иными языковыми единицами. Найда шагнул за пределы языковых соответствий, указав на то, что соответствие зависит от ситуации; он остался, впрочем, в рамках прескриптивного подхода, который подразумевает наличие одного правильного перевода для каждой конкретной ситуации. В середине 1980;х гг. разработки Найды получили развитие в так называемой теории скопоса («скопос» по-гречески — цель), которую выдвинули К. Райс и X. Фермеер. Согласно этой теории, перевод следует судить по тому, насколько успешно он достигает поставленной цели. Эта на первый взгляд несложная мысль стала своего рода открытием — вопрос о цели перевода долго считался самоочевидным.

Казалось бы: как можно ставить вопрос о цели перевода священного текста? Разве может быть иная цель, кроме достижения максимальной верности, точности, полноты? Однако и верность, и точность, и полнота могут быть поняты совершенно по-разному. Различные цели перевода глубоко влияли на понимание его верности, что хорошо видно в том числе и на примере переводов Библии.

Католическая церковь, сопротивляясь переводам Библии, выдвигала различного рода «филологические» препятствия (например, отсутствие в национальных языках нужной лексики), но на самом деле старалась сохранить монополию на понимание библейского текста и, тем самым, собственное господствующее положение. Начавшаяся в XVI в. Реформация сделала переводы Библии на национальные языки основным инструментом освобождения от главенства католической церкви. Вождь Реформации в Германии Мартин Лютер перевел Библию на немецкий язык, заложив основы немецкого литературного языка. В спорах с «ослами-папистами», как он именовал своих оппонентов, он также приводил как будто бы чисто «филологические» аргументы: «…Нет нужды спрашивать у букв латинских, как но-немецки говорить надлежит, как эти ослы делают, а спрашивать о том у матери в доме, у детей на улице, у простого человека на рынке надобно, и примечать, что у них с уст слетает, да в согласии с этим и переводить, тогда и они поймут да заметят, что с ними по-немецки говорят»^[1]. Легко заметить, что Лютер — как позже и Найда — ориентируется на коммуникативную ситуацию и вполне конкретную целевую аудиторию: «мать в доме и простого человека на рынке». Таким образом он противостоит католической монополии на понимание священного текста.

Должна ли Библия быть понятной или загадочной и возвышенной? Будут ли перевод читать вслух в церкви, или же он предназначается для вдумчивого чтения дома? Конкретная цель перевода влияет на выбор переводческой стратегии, из чего выводимы по крайней мере два следствия. Во-первых, какая-то особенность текста всегда неизбежно в любом переводе окажется потеряна. Во-вторых, один и тот же текст может быть переведен но-разному в разных обстоятельствах, а значит, «правильных» переводов может быть бесконечно много. В русле этих посылок осуществился поворот к переводческому релятивизму и к дескриптивной (описательной) теории перевода, получающей развитие во второй половине XX в.

• [1] Luther М. Sendbrief vom Dolmetschen / Hrsg von К. Bischoff. Halle, 1957. C. 17.