Творчество 1870-1880-х годов

В 1877 г. Тургенев создает знаменитые «Стихотворения в прозе». Название это принадлежит не автору, а издателю журнала «Вестник Европы» М. М. Стасюлевичу; в нем с предельной ясностью обозначен результат тех поисков в области синтеза поэзии и прозы, над которым экспериментировал еще молодой Тургенев.

«Стихотворения в прозе» обладают особой ритмической природой. В своих «Senilia» («Старческое») Тургенев создает довольно жесткую модель новой прозаической конструкции, главной особенностью которой является все возрастающая (по сравнению с «обычной» прозой), ритмообразующая роль абзаца (прозаической строфы). По-видимому, наличие такой двойной мотивировки и оказывается в структуре стихотворений в прозе главным признаком «стихотворности».

«Стихотворения в прозе» — маленькие произведения разножанрового характера, своеобразные мысли вслух. Это лирические по своему содержанию размышления Тургенева о жизни. Однако и здесь встречаются отдельные сатирические зарисовки («Гад», «Корреспондент», «Дурак», «Эгоист», «Черепа»), в которых ярко и образно представлены типы разных слоев общества, никчемные и пустые. В 1883 г. Тургеневым написан рассказ «Конец», в центре которого — образ помещика Талагаева, крепостника и изувера. Перед нами тин Иудушки Головлева, страшный в своей парадоксальности. Спокойный тон повествования резко контрастирует с перечислением душегубств Талагаева, в которых и заключается смысл его существования: похищение 15-летней девочки и травля ее отца борзыми, продажа мужику краденой лошади и т. д.

Особенностью стихотворений в прозе является то, что это миниатюрный рассказ, насыщенный лирической эмоцией. Возникновение данного жанра в творчестве Тургенева закономерно, так как для его романов в высшей степени характерен принцип сложения целого из вполне законченных эпизодов. Например, романтическая повесть о роковой любви Павла Петровича в «Отцах и детях» отличается по своему стилю от остального повествования. Некоторые стихотворения в прозе представляют собой вариацию ключевых по своему лирическому содержанию эпизодов повестей и романов Тургенева. Стихотворение в прозе «Деревня» близко по содержанию и стилю главе XX романа «Дворянское гнездо», передающей настроения вернувшегося на родину Лаврецкого. В стихотворении «Без гнезда» воссозданы лирические темы повести «Дневник лишнего человека». Стихотворения «Порог» и «Чернорабочий и белоручка» связаны с сюжетной ситуацией романа «Новь».

В истории русской литературы Тургенев остается в первую очередь иисателем-прозаиком. Тем не менее новаторские для его времени опыты синтеза «пограничных» форм стиха и прозы в собственных произведениях, в переводах У. Уитмена, сцен из «Фауста» Гете позволяют рассматривать его как писателя, во многом определившего направление поисков русской литературы в этой области. Так, традицию «Стихотворений в прозе» поддержали В. М. Гаршин, А. Н. Толстой, в переосмысленном виде она отразилась в лирических миниатюрах М. М. Пришвина, традицию «строфической» прозы подхватили А. Белый и И. Э. Бабель.

В 1880-е гг. заметно усиливается интерес Тургенева к «таинственному источнику романтизма». Художественному исследованию тайн психики человека посвящены мистические произведения («Песнь торжествующей любви», «Клара Милич» («После смерти»), «Собака», «Стук… стук… стук»), в которых романтика не просто сочетается с реалистическим типом изображения — она становится одним из элементов стиля. Внутренний мир героев «Песни торжествующей любви» (1881) — Муция, Валерии — рисуется загадочным, таинственным, необъяснимым с точки зрения здравого смысла. Философские проблемы свободы воли, добра и зла, чувства и долга разрешаются в поздних произведениях Тургенева не в прямом столкновении мнений, как это было в «Рудине», «Отцах и детях», «Нови», а в художественной констатации факта относительности знания человека о самом себе и окружающем его мире. Тургенев не объясняет происхождение волшебной силы Муция, не дает разгадку появления пряди волос умершей Клары на подушке героя в запертой комнате: он оставляет простор для работы воображения читателя. Картина мира, созданная в «мистических» повестях Тургенева, свидетельствовала не о «деградации» идейного писателя, а о стремлении глубже понять истоки мироздания.

Фантастическое в поздних произведениях писателя — форма бытия реального мира, еще не понятого и не разъясненного человеком. Романтический гротеск Тургенева оказывается не менее действенным приемом характеристики человека, чем изображение «жизни в формах самой жизни».

В последнем прижизненном издании собрания сочинений Тургенева 1880 г. под общим заглавием «Литературные и житейские воспоминания» было опубликовано несколько мемуарных очерков и статей, в которых писатель предстает перед нами в новом облике — публициста и полемиста. В статье «Вместо вступления» (была написана еще к изданию сочинений 1869 г.) Тургенев, отвечая на многочисленные упреки критики в том, что он пишет о России, находясь вне ее пределов, высказывает главную мысль, определившую пафос его творчества: «Я полагаю… что нас хоть в семи водах мой, — нашей, русской сути из нас не вывести. Да и что бы мы были, в противном случае, за плохонький народец! Я сужу по собственному опыту…» Тургенев никогда не покидал русской почвы: достояние и судьба его земли, а о ней он говорил не как об отечестве вообще, а как «о нравственном и умственном достоянии каждого», всегда были важным ориентиром его творчества.