Анализ рассказа Л. Толстого «После бала»

Рассказ «После бала» — одно из поздних произведений Л. Толстого, написавшего к тому времени свои основные романы, получившие мировую известность. Рассказ был написан в 1903 году, но при жизни автора не был опубликован. Впервые он Напечатан в «Посмертных художественных произведениях» (Т. 1, 1911).

В основе рассказа действительное событие из жизни С. Н. Толстого — брата писателя.

Поздний Л. Толстой — это иной Толстой. В 80—90-е годы он уже не пишет многоплановые полотна с множеством действующих лиц и сюжетных линий. На первый план выходят небольшие повести и рассказы с отчетливо оформленным сюжетом. Меняется и тип литературного героя. Если прежде это были исключительные личности, обладающие высоким интеллектом, ищущие разгадки тайн бытия, то теперь атмосферу его произведений определяют средние, «обыкновенные» люди — студент университета (как в анализируемом рассказе).

Основной пафос рассказа — утверждение идеи личного совершенствования, сопротивление автоматизму жизни, утверждение ее нравственности.

Импульсом перелома, изменения всей судьбы рассказчика, его отказа от любви, от службы в армии является «случай», в результате которого рассказчик засомневался в совершенстве «жизнеустройства». В фокусе рассказа — сцена чудовищного, бесчеловечного по своей жестокости наказания сначала беглого татарина, а потом солдата. Это вызывает духовный кризис героя: «…на сердце была почти физическая, доходившая до тошноты, тоска, такая, что я несколько раз останавливался, и мне казалось, что вот-вот меня вырвет всем тем ужасом, который вошел в меня от этого зрелища». Его решение о «неучастии во зле» оправдано и приобретает в рассказе высокий гуманистический смысл.

Таким образом, небольшой по объему рассказ позднего Л. Толстого «После бала» содержит в концентрированной форме все черты, свойственные мудрому, тонкому, взыскательному художнику слова.

В рассказе «После бала» наблюдается четкая структурная завершенность, в основе которой лежит совмещение двух повествовательных планов: настоящего — беседа Ивана Васильевича с друзьями и прошедшего — рассказ Ивана Васильевича о его любви к Вареньке. Каждый повествовательный план имеет временные рамки: настоящее (беседа) ограничено высказываниями рассказчика по поводу роли случая в перемене жизни, прошедшее — начало и конец любви к Вареньке.

Эти два наложенные друг на друга повествовательных плана строят весь текст. Так, его композиция представляет собой совмещение двух возможностей изложения событий: хронологического (рассказ Ивана Васильевича о своей любви к Вареньке) и ахронологического (беседа рассказчика с друзьями). Наложение этих событий создает эффект непринужденной беседы, в ходе которой раскрывается история любви. Однако такое наложение прослеживается не по всей канве рассказа; оно только обрамляет его; основные же события рассказа (конец бала и следующие потом события) выдержаны в четкой хронологии. Л. Толстой здесь использует следующий прием: варьированием на уровне композиции внимание читателя приковывается к событиям, важность которых для рассказа подчеркнута его названием. Композиционная рамка как бы подчеркивает главное в тексте.

Используя повествовательные планы, автор реализует еще один прием: монолог и диалог в рассказе соотносим с данными планами — хронология представлена монологом Ивана Васильевича, ахронологический план — диалогом рассказчика и его собеседников, совмещенным с речью автора (Льва Толстого).

Усиливает композиционную рамку и прямая речь, начинающая и заканчивающая произведение. Формально здесь использован кольцевой охват: «Вот вы говорите…» (начало) и «А вы говорите.» (конец).

Важную роль для понимания этого текста играют многочисленные повторы. Л. Толстой (часто устами своего героя) повторяет важное для него слово в одном и том же предложении, либо в рядом стоящих предложениях, что является дополнительным средством создания образности и экспрессивности. Но чаще всего в данном рассказе автор использует недословный повтор, а усиление, подчеркивание важной мысли через синонимы, структурный параллелизм, частичный повтор: «Я был не только весел и доволен, я был счастлив, блажен, я был добр, я был не я, а какое-то неземное существо, не знающее зла и способное на одно добро».

Использует Л. Толстой в данном рассказе и повтор с более сложными функциями, например, повтор, выполняющий одновременно и функцию семантического объединения далеко стоящих друг от друга высказываний, и функцию подчеркивания, усиления рамки для различных повествовательных планов. Так, открывает рассказ предложение: «Вот вы говорите, что человек не может сам по себе понять… Я вот про себя скажу…» Далее, после абзаца, содержащего характеристику Ивана Васильевича, повествование продолжается как будто бы без перерыва. Здесь автор использует повтор-подхват: «Я про себя скажу… Вся моя жизнь сложилась так, а не иначе…» Страницей спустя, автор снова вводит повтор-подхват: «Вся жизнь переменилась от одной ночи…» Обрамляет весь текст аналогичная фраза: «Так вот какие бывают дела… А вы говорите».

Чрезвычайно важную роль и в композиции рассказа, и в выражении его идеи играют противопоставления. Они как бы скрепляют текст внутри рамки, которая позволяет лучше противопоставить два важнейших эпизода — «Мазурка» и «Экзекуция».

Верхней границей в этих эпизодах являются фразы: «Когда мы подойти к дверям…» и «Когда я вышел на поле…», в основе которых лежат параллельные синтаксические структуры с близким значением. Нижняя граница обоих эпизодов — использование специального экспрессивного средства, содержащего оценку увиденного в соответствии с внутренним состоянием рассказчика. Эпизод «Мазурка» завершается образным сравнением, усиленным метафорической гиперболой: «Как бывает, что вслед за одной вьтившейся из бутьтки каплей содержимое ее вьтивается большими струями, так и в душе моей любовь к Вареньке освободила всю скрытую в моей душе способность любви. Я обнимал в то время весь мир своей любовью».

Эпизод «Экзекуция» завершается необразным сравнением, усиленным гиперболической метафорой: «Мне же бьто до такой степени стыдно, что, не зная, куда смотреть, как будто я бьт уличен в самом постыдном поступке, я опустил глаза… И мне казалось, что вот-вот меня вырвет всем тем ужасом, который вошел в меня от этого зрелища».

Это единственный в рассказе случай использования образных, экспрессивных средств, он как раз и дает возможность предположить, что, помимо основной функции — выразить отношение автора к происходящему, — эти средства выполняют еще и роль границ рамки, создающей композицию и структуру рассказа.

Как же реализует Л. Толстой противопоставление данных эпизодов, с помощью каких языковых средств создает антитезу? Для ответа на этот вопрос проследим за использованием, например, качественных прилагательных в рассказе:

«Мазурка» — грациозная (фигура Вареньки); красивые и быстрые (па); восторженное и нежное (чувство); маленькие, белые (ножки Вареньки); хорошие (сапоги) и т. д.

«Экзекуция» — жестокая, нехорошая (музыка); неприятная, визгливая (мелодия); что-то страшное; оттопыренная (губа); мокрое, красное, неестественное (что-то); испуганный, малорослый (солдат); засаленный (полушубок) и др.

Противоположно описание полковника в этих двух эпизодах. «Мазурка»: «он бойко топнул одной ногой», «фигура его то тихо и плавно, то шумно и бурно… задвигалась вокруг залы»; «он ловко прошел два круга»; «он нежно, мило обхватил дочь руками за уши и, поцеловав в лоб, подвел ее ко мне» и т. д.

«Экзекуция»: «шел… подрагивающей походкой»; «втягивал в себя воздух, раздувая щеки, и медленно выпускал его через оттопыренную губу»; «сильной рукой в замшевой перчатке бил по лицу», «злобно нахмурился» и т. д.

Здесь Л. Толстой представляет нам как бы два разных человека: один из них вызывает симпатию и добрую улыбку, другой — омерзение. Это противопоставление усиливает антитезу двух главных эпизодов рассказа.

Умело использует Л. Толстой в своем рассказе еще один прием, который был назван в свое время Ираклием Андронниковым кинематографическим. Он состоит в совмещении разных восприятий одного и того же события, в котором по аналогии с кино можно выделить три плана: крупный, средний и общий. Крупным планом показаны в тексте сапоги полковника, носки сапог, спину наказываемого и т. д. Средний план — это Варенька, полковник, кузнец и др. Общий план — зала, ряды солдат на плацу. Совмещение данных планов создает динамический эффект. Напряженность эпизода «Экзекуция» также передана чередованием различных планов описания, причем доминирующим является средний план. Здесь параллельно дан план полковника и его жертвы. Это создает параллелизм, на фоне которого еще одиознее предстает контраст между полковником «с своим румяным лицом и белыми усами и бакенбардами» и наказываемым, который, «дергаясь всем телом, шлепая ногами по талому снегу… под сыпавшимися с обеих сторон на него ударами», двигался сквозь строй солдат.

Приведенный анализ позволяет заключить, что Л. Толстой для создания рассказа, обладающего большой воздействующей силой на читателя, большой экспрессивностью, использует различные языковые средства и приемы, причем главными можно назвать следующие: рамка, с помощью которой не только разграничены два повествовательных плана (настоящее и прошлое), но и подчеркнуты два важнейших для понимания рассказа эпизода («мазурка» и «экзекуция»); повтор и противопоставление (антитеза).

Тщательный анализ языковых средств в рассказе позволяет отметить огромный художественный талант Л. Толстого, который полно проявился в умении слить языковые формы произведения с его содержанием (см. анализ качественных прилагательных).

Рассказ «После бала», отличаясь от двух ранее проанализированных текстов тем, что был написан зрелым Толстым, убеждает нас, что автор не только стремится, но и почти достигает предельной экономии изобразительных и украшательных средств, описывая необыкновенное богатство впечатлений. У Л. Толстого в этом рассказе нет расцвечен ности фразы, хотя она порою сложна: «Шествие стало удаляться, все так же падали с двух сторон удары…» (4 предикативные единицы); «Мне было до такой степени стыдно…» (5 предикативных единиц) и др.; нередки перебои в строе предложения.