Культура и природа
Вплоть до середины XX в. данный вопрос не вызывал беспокойства. Рассматривая существование культуры во времени и пространстве, мы уже отмечали, что еще с Античности получили широкое распространение идеи географического детерминизма, достаточно убедительно показавшие влияние природных факторов на возникновение и развитие отдельных цивилизаций. Так или иначе, человечество осознавало и обратную… Читать ещё >
Культура и природа (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Общая постановка вопроса
Если признать, что Homo sapiens начинается там, где кончается животное, а определяющим признаком культуры выступает ее извечное стремление преодолеть и поставить на службу человеку «стихийное» начало не только в нем самом, но и в окружающем его мире, то возникает вопрос: в каком соотношении находятся люди и их естественная среда или, иными словами, как взаимодействуют человеческая культура и «божественная» природа?
Вплоть до середины XX в. данный вопрос не вызывал беспокойства. Рассматривая существование культуры во времени и пространстве, мы уже отмечали, что еще с Античности получили широкое распространение идеи географического детерминизма, достаточно убедительно показавшие влияние природных факторов на возникновение и развитие отдельных цивилизаций. Так или иначе, человечество осознавало и обратную связь — преобразующую и «облагораживающую» роль культуры по отношению к «дикой», «непокоренной» природе. Правда, еще в прошлом (Руссо) по этому поводу возникали сомнения и достаточно тревожные пророчества. Едва ли не самые известные из них — хотя обыденное сознание до сих пор склонно их отвергать — принадлежали Марксу и Энгельсу. Первый писал: «…культура, если она развивается стихийно, а не направляется сознательно… оставляет после себя пустыню…»1 Второй высказывался в том же духе: «Не будем, однако, слишком обольщаться относительно побед человека над природой. За каждую такую победу она мстит нам. Это верно, что, вопервых, каждая такая победа приносит ожидаемые результаты, но также верно, что, во-вторых и в-третьих, она оказывает различные непредсказуемые эффекты, перечеркивающие зачастую все положительное»[1].
Очень долго, по крайней мере на Западе, преобладал взгляд, согласно которому человек после длительного периода первобытной дикости и бесприютности вправе претендовать если не на «покорение», то хотя бы на подчинение природы своим стремительно растущим материальным потребностям — скрытому двигателю всякой культуры. Говоря о ее «великой обшей задаче самосохранения в борьбе против подавляющей мощи природы», 3. Фрейд, например, писал: «Именно из-за опасностей, которыми нам грозит природа, мы ведь и объединились и создали культуру, которая, среди прочего, призвана сделать возможной нашу общественную жизнь. В конце концов, главная задача культуры, ее подлинное обоснование — зашита нас от природы»[2].
Вышеприведенные слова Фрейда представляются совершенно справедливыми, но относящимися лишь к определенному этапу существования на Земле биологического вида Homo sapiens. По весьма приблизительным данным антропологии, человек как живое существо появился многие миллионы лет тому назад, а его первые зафиксированные и более или менее внятные «культурные» проявления имеют возраст не более полумиллиона лет. На этом огромном отрезке времени Н. А. Бердяев выделяет «четыре периода в отношении человека к природе: 1) погружение человека в природу, 2) выделение из природы, противопоставление природы и борьба с ней, 3) обращение к природе для овладения ею, 4) восстановление связи человека с душой природы и духовное овладение природой»[3]. Слова Фрейда, несомненно, могут относиться лишь к 2 и 3 периодам бердяевской схемы и представляют собой всю известную нам историю творческого существования человечества от «язычества» и до современной и далеко не совершенной «цивилизации».
С философско-антропологической точки зрения созданная трудом и мыслью человека искусственная среда, своеобразная система внебиологических механизмов, или так называемый культурный слой на поверхности Земли, в ее недрах, глубинах Мирового океана, в атмосфере, а ныне и в ближайшем космосе, может рассматриваться как «вторая природа».
В прояснении неразрывной связи между Культурой и Природой поистине революционная роль принадлежит российскому естествоиспытателю и мыслителю В. И. Вернадскому (1863—1945). Его главная заслуга перед потомками заключается в том, что он органически соединил в своем обширном творчестве естественнонаучное и гуманитарное видение мира, науки о земле и «живом веществе» с науками о человеке и обществе, способствуя превращению культурологии во всеобъемлющее учение будущего, рассматривающее судьбы человечества в неразрывном единстве с природой и космосом (антропокосмизм).
Пофамильным корням и национальному мироощущению Вернадский — сын либерального петербургского профессора родом из-под Полтавы и родственник известного писателя В. Г. Короленко — в равной степени принадлежал двум славянским народам — русскому и украинскому. Закончив физико-математический факультет Московского университета, он с 1890 г. работал там профессором минералогии, кристаллографии и геохимии, а в 1911 г. переселился в Петербург и через год был избран академиком. В 1918 г. Вернадский — первый ректор основанной им Украинской академии наук, а позднее, вновь вернувшись в Россию, он основал Радиевый институт и первую в мире биогеохимическую лабораторию. Несмотря на то что до 1917 г. Вернадский был активным общественным деятелем, членом ЦК кадетской партии и даже заместителем министра просвещения во Временном правительстве, в первые годы советской власти большевики «терпели» ученого, учитывая его огромный научный потенциал и международный авторитет. Однако с 1930;х гг. его творчество замалчивалось и дискредитировалось, а сам он находился в скрытой оппозиции к сталинским порядкам с их «исключительным моральным и умственным гнетом», по определению самого ученого. Характеризуя В. И. Вернадского как блестящего представителя российской духовной элиты, нельзя не упомянуть и о том, что дело отца так или иначе продолжил и его сын — Г. В. Вернадский, видный ученый-историк, живший в эмиграции и ставший одним из создателей геополитической доктрины евразийства, согласно которой важнейшим фактором формирования культуры является природно-географическая среда.
Для современной культурологии определяющее значение имеет учение В. И. Вернадского о ноосфере (от грен, noos — разум и sphaira — шар). Хотя термин «ноосфера» впервые ввел в научный обиход не Вернадский, а французские ученые Э. Леруа и П. Тейяр де Шарден, они сделали это, опираясь на лекции русского академика по биогеохимии, прочитанные им в Париже в 1922—1926 гг. Считая ноосферу, т. е. сферу разума, продолжением и высшей формой биосферы, Вернадский, по существу, говорил о мировой духовной и материальной культуре, которая возникла из растительного и животного мира (живое вещество) и в течение многих миллионов лет существования человека превратилась в геологический фактор, изменяющий и одухотворяющий лик нашей планеты и ближайшего космоса. Вернадский выдвинул гипотезу о том, что наряду с другими видами энергии и биохимической энергией живого вещества с появлением на Земле человека начал действовать новый вид энергии, связанный с психической деятельностью и разумом, которые стали важнейшими силами в формировании нового облика планеты.
В этом его взгляды во многом совпадали с идеями французского ученого и богослова Пьера Тейяра де Шардена (1881—1955). Член Французской академии «бессмертных», геолог, палеонтолог, археолог и антрополог и одновременно католический священник, до конца жизни оставшийся верным своему церковному обету, Тейяр де Шарден, наряду с Вернадским, считается создателем теории ноосферы, но не в ее материалистическом, а в религиозном толковании. Глубокий знаток процессов неорганического и органического этапов развития нашей планеты и человека, Тейяр стал основоположником «христианского эволюционизма», сочетающего идею Бога как Творца всего сущего и строго научные данные о становлении Земли и появлении на ней жизни. «Материализм» и «идеализм», противопоставленные друг другу, для Тейяра де Шардена не существовали.
Выходец из культурной религиозной семьи, среди предков которой был и Вольтер, Пьер закончил иезуитский коллеж, стал монахом, потом священником, не переставая, однако, глубоко интересоваться естественными науками, что поощрялось и орденом, к которому он принадлежал. После участия в войне 1914 г. в качестве санитара он работал профессором геологии в Католическом институте в Париже (1920—1923) и уже как сформировавшийся ученый-исследователь совершил несколько поездок по странам Азии, Африки и Америки (1923—1926). К этому времени научные публикации и некоторые обобщения, которые он в них выдвигал, вызвали недовольство церковной иерархии, и ему, несмотря на уже мировую известность, запретили заниматься преподаванием и печатать философские труды, чему ученый безропотно подчинился. После этого он на 20 лет (1926—1946) уехал в добровольное изгнание в Китай, а позднее — в США, не порывая с церковью, но целиком отдавшись богословско-научному творчеству. Лишь после смерти Тейяра отношение к его идеям со стороны католических кругов, вступивших в период «обновления», существенно изменилось и было издано его десятитомное собрание сочинений.
В своих главных трудах — «Божественная среда» и «Феномен человека», опубликованных на русском языке, Тейяр де Шарден, так же как и В. И. Вернадский, понимает под ноосферой идеальную «мыслящую» оболочку Земли, которая появилась в конце третичного периода наряду с уже существовавшими барисферой (ядро планеты), литосферой (ее твердая оболочка), гидросферой (водный покров), атмосферой (кислородный покров), стратосферой (верхние слои атмосферы) и биосферой («пленка» органической жизни). Воплощением и создателем ноосферы стал человек, как единственное мыслящее существо. Божественное начало в форме жизненной энергии, по Тейяру, пронизывает всю Вселенную, сначала в ее неорганической, а потом и в органической ипостаси, постепенно усложняя и совершенствуя мир и двигая его вперед и «ввысь» к некой «точке Омега», где произойдет слияние человека с Божеством. Видение мира как живого организма, проникнутого духовной энергией, так или иначе было свойственно и философии всеединства В. С. Соловьева, получив в науке и другое название — «панпсихизм»; последний утверждает, что у всего живого, в том числе и у растений, есть свой внутренний мир как развивающаяся частица единого и всеохватывающего божественного начала. По Тейяру, Земля в своей эволюции проходит четыре стадии: «преджизни» (литосфера), «жизни» (биосфера), «мысли» (ноосфера) и, наконец, «сверхжизни» (божественная сфера), которая будет знаменовать собой единение людей с Богом (богочеловечество) после завершения истории в «точке Омега».
Тейяр де Шарден не уставал говорить о необходимости слияния и сотрудничества религии, в центре которой находится человек, и опытной науки, исследующей преимущественно природные феномены. «Религия и наука, — писал он, — две неразрывно связанные стороны или фазы одного и того же полного акта познания, который только один смог бы охватить прошлое и будущее эволюции, чтобы их рассмотреть, измерить и завершить»[4]. Не об этом ли говорил задолго до французского ученого и В. С. Соловьев, утверждая в рамках философии всеединства необходимость некоего органического синтеза веры и опытного знания?
Отвлекаясь от чисто религиозной стороны проблемы, сегодня вопрос о взаимоотношениях человека и природы, видимо, следует поставить так: насколько плодотворен «обмен веществ» между биосферой и ноосферой, а точнее — «техносферой», ибо именно эта последняя угрожает человечеству? И еще более жестко: не погубит ли человек и созданная им цивилизация саму биосферу и вообще всю нашу планету?
Сегодня в этом вопросе человечество без различия общественнополитического строя раскололось на два лагеря: один — жрецы индустриально-электронно-атомного Молоха — воплощает собой целое мировоззрение, которое получило название «научно-технического оптимизма». Другой, представленный прежде всего религиозной, гуманитарной и естественнонаучной интеллигенцией, в большинстве случаев склоняется к так называемому экологическому пессимизму. Каждый человек, размышляя о судьбах мира, так или иначе примыкает к одной из этих точек зрения. Если средоточием первой стала промышленно-инженерная элита, трудом и мыслью которой осуществляется научно-техническая революция (НТР), то вторая находит выражение в набирающем силу международном движении «зеленых», в соответствующих программах ЮНЕСКО, в многочисленных частных и государственных комитетах и организациях.
Наряду с широко известным Гринписом — организацией, выступающей за прямые природозащитные действия, едва ли не самый большой авторитет приобрел так называемый Римский клуб, основанный в 1968 г. крупным итальянским предпринимателем Лурелио Пенней (1908—1984). В нем участвуют свыше 100 видных ученых, бизнесменов и общественных деятелей из более чем 30 стран, в том числе из России. Цель клуба — «углублять понимание особенностей развития человечества в эпоху научно-технической революции» путем обсуждения и стимулирования исследований по так называемым глобальным проблемам. Клубом, в частности, издан ряд книг-докладов, в том числе по вопросам сохранения культуры, с судьбоносным для человечества выводом: если не будут преодолены существующие тенденции НТР и всемирного роста производства, то уже в первой половине XXI столетия можно ожидать глобальной экологической катастрофы. Действительно, по некоторым данным, уже сейчас заметно увеличилось количество углекислоты в атмосфере, над Южным полюсом появилась огромная «озоновая дыра», мировому климату угрожает «парниковый эффект», объем загрязнения вод на Земле составляет около 90 кубических километров в год, ежегодно с нашей планеты полностью исчезает один вид животных и т. д. В частности, подсчитано, что если бы все страны имели такой же индустриальный уровень, как США, то уже сейчас экосистема планеты не выдержала бы нагрузки и подверглась разрушению, ибо, по некоторым данным, одна эта страна, доля которой в населении Земли составляет всего 5%, потребляет 40% мировых ресурсов и дает 50% всех загрязнений. Достаточно сказать, например, что один реактивный лайнер за 8 часов полета уничтожает 75 тонн кислорода; а для того чтобы выработать за те же 8 часов такое же количество этого необходимого для жизни элемента, требуется 50 тыс. гектаров леса. Вообще, уже только одна проблема нехватки кислорода, тесно связанная с сохранением растительного покрова Земли, угрожает ей неизбежным апокалипсисом. Вот некоторые статистические данные последних лет: каждую минуту на планете вырубается около 20 гектаров леса, а ежегодно его площади сокращаются на 11 млн га; каждый год гибнут сотни видов растений, а на каждый десяток вырубленных в мире деревьев сажается только одно.
Трагедию человечества и его современной культуры, ориентированной преимущественно на потребление, X. Ортега-и-Гасет определил так: «Тот мир, что окружает нового человека с колыбели, не только не понуждает его к самообузданию, не только не ставит перед ним никаких запретов и ограничений, но, напротив, непрестанно бередит его аппетиты, которые в принципе могут расти бесконечно»[5].
Исходя из приведенных выше фактов, Римский клуб рекомендует: качественно совершенствовать производственную деятельность и перевести ее к «нулевому», позднее — строго контролируемому «органическому» росту в замкнутом технологическом цикле, как это предполагается на «звездолетах» будущего. Недаром норвежский путешественник, этнограф и археолог Тур Хейердал (1914—1990), много сделавший для изучения древнейших культур, образно говорил, что наша Земля — «не что иное, как одинокий космический корабль, не имеющий выхлопной трубы. У нас нет ни достаточно высоких дымоходов для выбрасывания в космос вредоносных испарений, ни достаточно протяженных систем стока для отвода загрязненных вод за пределы Мирового океана»[6].
- [1] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 495—496.
- [2] Фрейд 3. Будущее одной иллюзии // Сумерки богов. М., 1990. С. 104.
- [3] Бердяев Н. А. Из записной тетради //Дмитриев Н.К., Моисеев А. П. Философ свободного духа. М., 1993. С. 225.
- [4] Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М., 1987. С. 223.
- [5] Ортега-и-Госет X. Эстетика. Философия культуры. М. 1991. С. 318.
- [6] Культура, человек и картина мира. М., 1987. С. 340.