Третейское соглашение — самостоятельный договорный тип

Возможна еще одна точка зрения на правовую природу третейского соглашения. Третейское соглашение, будучи частноправовым договором, не является ни гражданско-правовым договором, ни процессуальным договором. Оно представляет собой самостоятельный договорный тип. Такая интерпретация третейского соглашения предполагает необходимость выработки самостоятельного свода правил, регулирующих все аспекты третейского соглашения: его заключения, изменения, расторжения, прекращения, формы, содержания, недействительности и других вопросов.

В юридической теории довольно давно сформулирована доктрина автономности третейской оговорки^[1]. Разработка этой доктрины велась преимущественно в рамках изучения правовой природы международного коммерческого арбитража, практики его деятельности, а также практики исполнения решений международных коммерческих арбитражей и их взаимодействия с государственными судами по вопросам исполнения решений.

В настоящее время проблема интерпретации теории автономности третейской оговорки актуальна для науки о третейском разбирательстве в контексте российского законодательства о «внутренних» третейских судах. Согласно этой доктрине, третейская оговорка (третейское соглашение) признается независимой от иных условий договора, т. е. от договорных условий материально-правового характера. Практическое значение этот тезис имеет в связи с возможной недействительностью первичного договора: недействительность такой сделки сама по себе не влечет недействительности третейской оговорки. Точно так же недействительность третейского соглашения не влечет недействительности основного договора. Таким образом, даже если между сторонами возникает спор относительно договора (содержащего третейскую оговорку), который является недействительным, он подлежит разрешению третейским судом, если само арбитражное соглашение не будет признано недействительным.

В то же время специалисты отмечают, что не стоит «абсолютизировать независимость арбитражной оговорки, утверждая, что оговорка всегда „переживет“ контракт, ибо на оговорку как на соглашение сторон распространяются и общие положения обязательственного права о действительности договоров. Таким образом, если условие (условия) недействительности контракта, например вопрос о полномочиях, в равной мере применимо к арбитражной оговорке, последняя также может быть на этом основании признана недействительной. Другое дело, что условия действительности арбитражного соглашения определяются в первую очередь нормами специального законодательства об арбитраже и зачастую могут не совпадать с условиями действительности самого контракта»¹. Вследствие этого в судебной практике делается вывод о том, что основания недействительности арбитражной оговорки в большинстве случаев носят самостоятельный характер и оцениваются судом самостоятельно (например, пороки воли при заключении третейского соглашения или нарушение арбитрабильности споров), и только в определенных случаях могут совпадать с основаниями недействительности договора в целом (в частности, при выявлении фальсификации)^[2][3].

Практическое значение автономности третейского соглашения (арбитражной оговорки) заключается в том, что в случае возникновения спора о недействительности основного договора, третейский суд в любом случае первоначально будет рассматривать вопрос о действительности третейского соглашения (так называемая доктрина prima facie), и только признав действительность третейского соглашения, может рассматривать вопрос о недействительности основного договора.

Среди практических последствий автономности третейского соглашения отметим довольно распространенную в практике ситуацию, когда один из участников сделки, содержащей третейскую оговорку, но совершенной в ненадлежащей форме или лицом, не имеющим полномочий, в дальнейшем своими действиями по исполнению подтверждает сделку, но не подтверждает третейскую оговорку. В этом случае, признавая заключенность основного договора, суд не имеет оснований констатировать заключение третейского соглашения. Действия, направленные на рассмотрение спора в третейском суде, не зависят от действий, которые направлены на исполнение по сделке.

Еще одним из практически значимых аспектов автономности третейской оговорки является и то обстоятельство, что в случае истечения срока действия основного договора (равно как и в случаях иных оснований его прекращения), действие третейской оговорки не утрачивает своей юридической силы. Все споры, вытекающие из гражданско-правового договора, содержащего третейскую оговорку, подлежат рассмотрению в третейском суде, даже если сам договор утратил свою силу, например вследствие расторжения^[4]. Конечно, указанные суждения справедливы только в том случае, если стороны в договоре не предусмотрели иного, а именно того, что с утратой силы основного договора прекращает свое действие и третейское соглашение.

Практика третейского разбирательства достаточно твердо стоит на позиции признания доктрины автономности третейского соглашения^[5].

Следует отметить, что подобного рода практика применения доктрины автономности третейского соглашения имеет интернациональный характер. Так, например, Верховный суд Австрии подчеркивает, что признание договора недействительным не влечет автоматического признания недействительной арбитражной оговорки (решение от 17 апреля 1996 г.)^[6]. Аналогичные подходы имеют место в других странах Западной Европы, в государствах общего права, латиноамериканских государствах ^[7].

Современная российская судебно-арбитражная практика в целом также основывается на таком подходе к автономности третейского соглашения^[8].

В то же время отметим, что, несмотря на правильные подходы к квалификации автономности третейских соглашений в целом, в практике кассационных судов встречаются случаи, когда суды округов ставят зависимость заключенных третейских соглашений от действительности основных соглашений. Так, Федеральный арбитражный суд Восточно-Сибирского округа в одном из рассмотренных дел указал, что поскольку соглашение о сотрудничестве (спор по которому был передан на разрешение третейского суда) не является заключенным, вывод суда апелляционной инстанции о недостижении соглашения о рассмотрении возникшего между сторонами спора в третейском суде является обоснованным^[9]. Очевидно, что указанное постановление принято с игнорированием доктрины об автономности третейского соглашения.

С точки зрения доктрины автономности третейской оговорки в понятии третейского соглашения важное значение имеет тот аспект, что оно, будучи исходной точкой арбитражного разбирательства, является продуктом волеизъявления самих сторон по спорному материальному правоотношению, и больше никого. Именно это обстоятельство автономизирует процедуру третейского разбирательства от всех иных факторов, стоящих за пределами соглашения сторон (за исключением, разумеется, фактора соответствия закону).

Что касается теории международного коммерческого арбитража, то автономность арбитражного соглашения исследуют в двух аспектах:

1) независимости от основного договора и 2) автономности от национального законодательства.

• [1] Еще в середине XX в. Л. А. Лунц указывал на общепризнанность теории автономностиарбитражного соглашения. См.: Луни, Л. А., Марышева Я. Я. Курс международного частногоправа. Т. 3: Международный гражданский процесс. С. 225. Доктрина единодушна в вопросепризнания доктрины автономности. См.: Лебедев С. II. Избранные труды по международному коммерческому арбитражу, праву международной торговли, международному частномуправу, частному морскому праву / сост. А. И. Муранов. С. 321—375; Хлестова И. О. Арбитраж во внешнеэкономических отношениях стран — членов СЭВ. М., 1980. С. 36; Богуславский М. М. Международное частное право. М., 1982. С. 151; Правовое регулированиеотношений по внешней торговле СССР. Ч. 2 / под ред. В. С. Позднякова. М., 1986. С. 139 ;Мусин В. А. Арбитражная оговорка во внешнеторговом контракте и проблема правопреемства // Третейский суд. 2000. № 4. С. 32; Брунцева Е. В. Международный коммерческийарбитраж. С. 318; Ануфриева Л. II. Международное частное право. Т. 3. С. 144; Костин А. А. Арбитражное соглашение // Международный коммерческий арбитраж. 2005. № 2. С. 8 ;Скворцов О. Ю. Третейское разбирательство предпринимательских споров в России: проблемы, тенденции, перспективы. С. 359; Курочкин С. А. Третейское разбирательство гражданских дел в Российской Федерации: теория и практика. С. 158; Ануров В. II. Третейскоесоглашение: монография. С. 213.
• [2] Костин А. А. Некоторые проблемы международного арбитража. С. 54.
• [3] См.: Определение Верховного Суда РФ от 02.11.2016 № 306-ЭС16−4741.
• [4] См.: Постановление Пленума ВАС РФ от 06.06.2014 JMb 35 «О последствиях расторжения договора».
• [5] См., например: Немчинов II. В. Практика третейского суда при Санкт-Петербургскойторгово-промышленной палате // Третейский суд. 2004. № 3 (33). С. 111 — 117.
• [6] 2 См.: Хегер С. Законодательство Австрии о международном коммерческом арбитражеи перспективы его развития // Третейский суд. 2004. № 2 (32). С. 51.
• [7] См.: Лебедев С. Н. Избранные труды по международному коммерческому арбитражу, праву международной торговли, международному частному праву, частному морскомуправу / сост. А. И. Муранов. С. 323—342.
• [8] См., например: Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 22.12.2005 № 96"Обзор практики рассмотрения арбитражными судами дел о признании и приведениив исполнение решений иностранных судов, об оспаривании решений третейских судови о выдаче исполнительных листов на принудительное исполнение решений третейскихсудов" (п. 22); информационное письмо Президиума ВАС РФ от 25.02.2014 № 165 «Обзорсудебной практики по спорам, связанным с признанием договоров незаключенными"(и. 12); определение Верховного Суда РФ от 02.11.2016 № 306-ЭС16−4741; постановлениеФАС Уральского округа от 03.04.2003 по делу № Ф-09−687/03-ГК.
• [9] См.: Постановление ФАС Восточно-Сибирского округа от 07.10.2002 по делу№ Э-434/01-Ф02−2956/02-С2.