Социология «адлеровского человека»

Для Адлера цель есть нечто хотя и социальное, но внешнее для индивида. Она не связывается прямо с душевным развитием. Психические состояния только определенным образом коррелируют с целями и их достижением (удовольствие, униженность, гордость и т. п.). В этом смысле человек, по Адлеру, целиком социален, его психическая жизнь сплошь объективирована в социум, он всегда направлен вовне себя, постоянно стремится превзойти самого себя. Иначе говоря, развитие человека происходит таким образом, что он движется от себя, движется вовне, в социальные нормы и идеалы. Потому что идеалы социальны, как и цель, по Адлеру, может быть только социальной (выступая как результат социальных интеракций). А психический коррелят и двигатель этого движения вовне себя — социальные символы (социальный статус, социальный авторитет, значимость, даже «богоподобие»), т. е. некоторые психические абстракции.

Итак, человек в понимании Адлера — это субъект, не только остро ощущающий собственную неполноценность, но и стремящийся к величию и столь же глубоко погруженный в социальную жизнь (пусть только в своем воображении), через которую он себя и осознает. Только социальная деятельность может дать социальное признание, которое и означает психическую полноценность. Присматриваясь более пристально к «адлеровскому человеку» (а также к его целостности и индивидуальности), мы видим массового европейского человека начала XX в., погруженного в идею бесконечного прогресса, одинокого, без каких-либо экзистенциальных опор, верящего в равные возможности в демократическом и правовом обществе. К этому времени критический рационализм вместе с развивающейся быстрыми темпами капиталистической экономикой успели полностью разрушить традиционные ценности, укоренявшие человека в обществе, религиозные ценности уступили место прагматическим социальным интересам с их конкуренцией, стремлением к бесконечному прогрессу. Этот прогресс гонит индивида за свои субъективные пределы, вовне себя, где он встречает такую же внешнюю деятельность и конкуренцию. Социальные интересы и их борьба в этой ситуации обнажаются, вскоре они становятся важнейшим стимулом для индивидуальной деятельности. В этой ситуации социальная структура общественной жизни, ее механика и психодинамика становятся очевидными. Эти процессы еще раз социально рефлектируются новыми, набирающими силу социально-политическими движениями. Эта ситуация и создает «адлеровского человека» со всеми его проблемами и адлеровскую психологию как социально-психологическую рефлексию этих проблем.

И основная проблема этого человека — его экзистенциальная, аксиологическая и культурная дезориентированность, неопределенность и внутренняя пустота. А внутренняя пустота такого убегающего от себя в социально-технический прогресс человека компенсируется психологическим и социальным нарциссизмом. И действительно, психология Адлера — это в значительной мере психология нарциссизма. Таким предстало перед Адлером общество, в которое он сам был активно включен, и концепция Адлера рефлективно отображает психологию и социологию его общества. Между прочим, через два года, в 1914 г., Фрейд вынужден будет специально разработать и ввести понятие нарциссизма. И, по его словам, к этому его вынудил К. Г. Юнг, который считал, что психология Фрейда не может объяснить шизофрению. Однако психология Адлера, правда с другой стороны, также вынуждала Фрейда к разработкам этой проблемы.

Таким образом, психологи, погруженные в кризисную ситуацию европейской культуры начала XX в., в ситуацию кризиса экзистенциальной ориентации и внутренней мотивации, в сущности, пытались их реконструировать и психологически разрешить, обращаясь к различным историческим прототипам и реальностям. Одни (как теософы, антропософы и пр.) обращались к религиозным ценностям и мотивациям, другие (как К. Г. Юнг) — к трансрелигиозным (или трансперсональным), третьи (как 3. Фрейд) — к естественно-научным и клинико-психологическим достоверностям. Адлер на этом пути понимания психологических и социальных мотиваций обращается также и к анализу современной ему социальной ситуации. Но отметим особо и страстное желание этих психологов искать новые экзистенциальные ответы на свои вопросы. Это было мощное движение контркультуры на пути формирования новой психологической и психотехнической культуры.

Как уже говорилось, Адлер обращает особое внимание на социальность человеческой жизни. При этом он сталкивается с некоторой массовой «социальной рационализацией» в современном ему обществе. Как же объяснить эту массовую социализированность человеческой жизни? Адлер, вслед за Г. Вайхингером, теперь считает, что в человеческой жизни все происходит так, «как будто» для деятельности человека была установлена идеальная норма и как будто она является абсолютной правдой, которая порождает такую же абсолютную логику социальной жизни. Причем загадочность этой правды состоит в том, что она полностью согласуется с социальными и даже космическими требованиями к человеку. Другими словами, во всяком обществе воспитание его членов закладывает внутренние психологические мотивации, формирует самосознание людей, а также существуют такие системы социального подкрепления, которые приводят к желаниям (в крайнем случае — необходимости) людей согласовывать свою деятельность с социальными требованиями. Естественно, в каждом типе общества мы встречаем разные социальные требования и разные индивидуальные социальные мотивации людей, а также разные типы их соответствия. Что касается общества, в котором жили Адлер и Фрейд, то оно находилось в состоянии затяжного кризиса (см.: Мамардашвили М. К., 1992; Олешкевич В. И., 1997). Кризис означает, в частности, наступление несоответствия внешних (социальных) и внутренних (психологических) процессов. Это ситуация длительного подавления или игнорирования внутренних мотиваций и внутренней жизни вообще, вплоть до превращения их в ассоциальныс. И тогда на пике кризиса, на пике формализации и объективации социальной жизни и общения эти первоначально глубоко скрытые внутри психической жизни внутренние мотивации и диалоги начинают прорываться вовне.

В таких ситуациях естественно ожидать аномалий в поведении людей, причем они принимают массовый характер. В данном случае Адлер называет аномалией отклонение поведения индивида от абстрактной идеальной нормы. А неврозы, как их понимает теперь Адлер, представляют собой лишь разновидности таких отклонений. Правда, он нс интересуется специально историческими причинами возникновения неврозов, в общем так же как и Фрейд (его идеи о подавлении сексуальности культурой достаточно общи и абстрактны). В этом отношении психология того времени аисторична, историческая рефлексия причин и механизмов психических феноменов для этого мышления еще малодоступна.