Анатомо-физиологические условия сочетательных процессов

Здесь мы остановимся еще на анатомо-физиологических условиях сочетательной деятельности.

Процессы сочетания, в сущности, состоят в том, что внешние раздражения, находящиеся в известном соотношении друг с другом, откладываются в мозговой коре в виде следов, также находящихся в известном соотношении друг с другом, путем установления между ними известной физиологической связи.

Очевидно, что в процессах сочетания дело сводится обыкновенно к известному соотношению следов от рефлексов, вызываемых внешними впечатлениями, что и служит для них объединяющим звеном.

Положим, что на человека действует раздражение от виденного им апельсина. Дело начинается с того, что это внешнее раздражение возбуждает прежде всего след ранее бывшего рефлекса от такого же раздражения благодаря тому, что бывшее ранее раздражение от апельсина, возбудив соответствующие центры, оставило о себе пути наименьшего сопротивления. В силу этого новое раздражение такого же рода вновь направляется, но тем же путям и как бы воспроизводит все те изменения нервной ткани, которые были вызваны первым раздражением.

Мы уже ранее говорили, что впечатления от предметов окружающего мира представляются обыкновенно сложными, а не простыми. Поэтому' в приведенном примере речь идет, в сущности, о возбуждении целого ряда проложенных ранее путей. Но новое раздражение является почти тождественным с предыдущим или по крайней мере очень близким к нему, в сущности, лишь в том случае, если оно получается от одного и того же раздражителя повторно. Во всех других случаях речь идет о раздражениях, лишь сходных между собою в том или другом отношении. То же мы имеем и в приведенном примере. Мы знаем, что каждый новый апельсин, имея много общих признаков с другими, будет иметь некоторое различие от первоначально виденного апельсина в величине, цвете или вкусе.

Поэтому новое раздражение от апельсина пройдет лишь частью по прежним путям как путям наименьшего сопротивления, частью же должно пройти новые пути внутри мозга. Но этого уже достаточно, чтобы оно оживило известные части старого комплекса следов, соответствующего первоначально виденному, а вместе с этим оживило и весь комплекс быв-' ших следов от апельсина.

Допустим теперь, что мы имеем перед собой грушу. Все качества раздражения будут здесь иные, но будут и некоторые общие черты с бывшим ранее комплексом следов от апельсина.

Эти общие черты заключаются в том, что и апельсин и груша представ; л я ют собой плоды, что оба они съедобны, что оба они производят известное действие на орган вкуса и т. п. Таким образом, и здесь, несмотря на кажущееся различие, имеется немало сходных особенностей, благодаря которым новое раздражение и вызванное им образование нового комплекса следов в коре должно оживить часть следов, принадлежащих первоначальному комплексу, а отсюда возможно оживление и всего этого комплекса.

Внешние раздражения, контрастирующие друг с другом, также, как известно, не лишены известного сходства, а потому и здесь мы будем иметь случаи, подобные предыдущим.

Равным образом и два совершенно различных предмета, имеющих лишь созвучные словесные символы, будут подходить под вышеуказанную схему, вследствие чего одно сложное раздражение при посредстве оживления сходно звучащих символов может возбудить комплекс следов от другого раздражения и тем самым вызвать реакцию, принадлежащую этому второму раздражению.

В некоторых случаях связь двух различных комплексов будет обусловливаться сходной внутренней реакцией, им сопутствуемой.

В других случаях мы будем иметь раздражения, по своим качествам более отдаленные друг от друга, но они сочетаются между собою, благодаря каким-либо общим внешним условиям, например условиям одновременности или последовательности и т. п.

В сущности, и здесь мы имеем сходные с предыдущими отношения. Дело в том, что одновременные, хотя и различные по существу раздражения, мы лишь искусственно обособляем друг от друга. Все, что мы видим кругом себя в данную пору, представляет собою одно поле зрения, в котором действуют на нас многочисленные раздражители. Эти последние близки друг к другу уже тем, что действуют одновременно на нас, и потому вызываемые им комплексы следов имеют нечто общее, благодаря чему один комплекс при своем появлении, оживляя следы одной и той же общей картины местности, оживит и другой комплекс, который вызывает вместе с тем и соответствующую ему реакцию.

Равным образом если в этом сложном комплексе раздражений, который образован одним общим зрительным полем, мы будем иметь последовательные раздражения, то эти последние связываются между собою одной общей зрительной картиной и, следовательно, опять-таки будут иметь нечто общее между собою, что и обусловливает возможность их взаимного оживления и возбуждения соответствующих им реакций.

Если мы будем иметь случаи одновременных или последовательных раздражений, возбуждающих разные воспринимающие органы, то и в этом случае мы будем иметь условия, принципиально сходные с предыдущими, а потому и одинаковые в общем результаты.

Так, например, вкусовое раздражение от определенного пищевого вещества вызывает слюноотделение путем рефлекса, но и обонятельное, равно как и зрительное, раздражение от того же съедобного вещества возбуждает слюноотделение. Точно так же слуховое раздражение приготовляемой пищи возбуждает усиление слюноотделения и даже осязательное раздражение у народов, не прибегающих к ножу и вилке, может привести к слюноотделению путем сочетательной деятельности.

Анатомической основой этой связи, без сомнения, является та повсюду распространенная в мозговой коре система ассоциационных или сочетательных волокон, которая соединяет между собою соседние части мозговых извилин и соседние извилины друг с другом, а равно и более отдаленные области мозговой коры, содержащие различные центры.

Благодаря этим сочетательным связям, возбуждение, развившееся в одном центре, легко распространяется на область другого центра, вызывая в нем явления совозбуждения в виде оживления хранившегося здесь следа. От этого же центра возбуждение, в свою очередь, может перейти на область третьего, четвертого и прочих центров, вызывая и здесь состояние совозбуждения в виде оживления следов. А так как возбуждение вообще не может длиться долго и всегда более или менее скоро ослабевает, то понятно, что одно возбуждение, вызвав совозбуждение в другом центре _и оживив хранившийся в нем след, само уже исчезает, а развившееся под влиянием его совозбуждение в виде оживляемого следа в другом центре служит толчком для развития совозбуждения в другой области мозговой коры путем вызывания здесь следа от бывшего раздражения и, в свою очередь, уступает ему место в последовательной цепи связанных друг с другом причинной зависимостью состояний возбуждения различных корковых центров.

Что речь идет здесь о корковых процессах, ясно из того, что следы, оставляемые внешними впечатлениями, как мы видели, хранятся в корковых областях, а потому с удалением коры устраняется и возможность осуществлять сочетательные реакции, основанные на оживлении следов при посредстве их взаимной связи друг с другом. И действительно, патологические наблюдения не оставляют сомнения в том, что при разрушительных процессах в мозговых полушариях, которые мы встречаем, например, у полных идиотов, представляется невозможным соответствующая реакция не только на слова, но и на жесты, что объясняется поражением у них сочетательной деятельности.

С другой стороны, как из человеческой патологии, так и из экспериментальной физиологии нам известно, что разрушение определенных частей мозговой коры приводит к развитию так называемой «психической глухоты» и «психической слепоты». Эти состояния представляют собою не только утрату прежних следов от слуховых и зрительных впечатлений, но и утрату соответствующих сочетаний, благодаря чему всякое впечатление не возбуждает прежних следов, а потому и не оценивается как бывшее уже ранее впечатление.

Например, вид знакомой шляпы, ножа и вся вообще домашняя обстановка не отождествляется больным с виденными им ранее предметами, или собака с удалением части затылочной доли не реагируют обычным образом по отношению к своему хозяину, не реагирует на звуки бича и т. п.— все это суть явления, указывающие не только на утрату прежних следов, но и на утрату соответствующих сочетаний.

С другой стороны, могут быть поставлены и специальные опыты над сочетательной деятельностью центров у животных.

Мы уже говорили однажды, что достаточно к морде собаки поднести кошку, чтобы у первой вместе с явлениями беспокойства обнаружилось учащение дыхания и сердцебиения. Здесь, таким образом, речь идет о сочетании впечатления от внешнего вида кошки с возбуждением дыхательного и сердечного центров.

Исследованиями в нашей лаборатории (д-р Жуковский) оказалось возможным доказать, что удаление корковых центров дыхания уже достаточно для устранения вышеуказанной сочетательной реакции на дыхание^[1].

Естественно ожидать, что и удаление области сердечно-сосудистых центров должно привести к устранению сочетательной реакции на сердечно-сосудистую систему. С другой стороны, удаление определенной области в наружной части коры затылочной доли, приводя к так называемой психической слепоте животного, тем самым устраняет и вышеуказанную сочетательную реакцию на дыхание и сердечную деятельность.

Точно так же и искусственные сочетательные реакции прекращаются вместе с удалением соответствующих центров. Известно, что собаку можно приучить подавать переднюю лапу на руку хозяина при одном слове «дай лапу!». Но если мы удалим у такой собаки сигмовидную извилину, то уже не удается у животного вызвать по требованию подачи лапы ^{, 30}.

Равным образом и более простые, искусственно воспитанные у собаки сочетательные двигательные рефлексы на передней лапе на те или другие раздражения (звук и проч.), как показывают произведенные в нашей лаборатории исследования (д-р Протопопов)^[2][3], прекращаются вместе с удалением двигательных центров мозговой коры.

Таким образом, на основании сделанных у нас исследований можно утверждать с определенностью, что выполнение сочетательного двигательного рефлекса происходит при посредстве двигательных центров, расположенных в коре мозга, так как полное разрушение двигательных центров в одном полушарии совершенно уничтожает сочетательный рефлекс, воспитанный путем упражнения в противоположной конечности и в дыхании. Но у такого животного, как показывает опыт, рефлекс может быть воспитан вновь, на одноименную конечность.

Неполное двустороннее разрушение двигательной области уничтожает сочетательный двигательный рефлекс лишь на то или другое обыкновенно продолжительное время, но затем рефлекс может быть вновь установлен путем упражнения (Протопопов). Должно еще иметь в виду, что при разрушении двигательного центра коры соответствующей конечности, на которую воспитывается рефлекс, последний компенсируется обыкновенно двигательными рефлексами в других частях тела (голосовой аппарат, дыхание, Другие конечности).

Равным образом и открытые мной с Миславским и работавшим у нас д-ром Пуссепом^[4] половые центры в коре полушарий как для самок, так и для самцов играют аналогичную роль в естественных сочетательных рефлексах. Эти опыты, между прочим, выяснили, что двустороннее удаление корковых центров у кобелей приводит к утрате полового влечения к суке при обычных условиях, несмотря на то что механическое раздражение половых органов сопровождается их эрекцией (Пуссеп). Равным образом и по отношению к естественным сочетательным секреторным рефлексам, например на молочное отделение, сокоотделение и слюноотделение^[5][6]; участие открытых у нас корковых центров, вызывающих путем раздражения секреторный эффект, представляется очевидным, хотя и несомненно, что при удалении этих центров компенсация их при посредстве подкорковых областей происходит сравнительно быстро (для слюноотделения уже по истечении 5—7 дней), а для сокоотделения по истечении приблизительно одной недели ^{, 34}.

Значение упомянутых центров видно из следующего: достаточно показать молочной овце ее ягненка, как у ней начинает вытекать каплями молоко из соска, в который вставлена канюля. Достаточно даже голоса ягненка, чтобы получить аналогичную реакцию. Но если удалить корковый центр молочного отделения, то вышеуказанная реакция уже исчезает.

Таким образом, здесь речь идет, очевидно, о реакции, вызванной сочетанием зрительного или слухового впечатления с возбуждением центра молочного отделения, лежащего в определенной точке передне-наружной части полушария по соседству с дыхательными центрами. Но если удалить корковый центр молочного отделения, то вышеуказанная сочетательная реакция прекращается.

Таким образом, и здесь роль корковых центров в процессах сочетания представляется несомненною.

Что касается участия в передаче сочетательных рефлексов, воспринимающих resp. приводных центров мозговой коры, то, принимая во внимание имеющиеся в литературе данные о значении этих центров (например, слуха и зрения) для развития впечатлений и оставляемых ими следов, вряд ли может быть в этом какое-либо сомнение.

Однако исследования О. Kalischer’a говорят, по-видимому, за неучастие в развитии сложных сочетательных двигательных рефлексов приводных корковых центров ^|35.

Этот автор произвел ряд опытов над собаками, которых он приучал брать куски мяса при определенном тоне. Последний он называет кормежным тоном (Fresston), причем при иных тонах (Gegenton) у них наблюдалась даже отрицательная двигательная реакция. При этом оказалось, что только двустороннее разрушение улиток устраняло реакцию на кормежный тон, тогда как одностороннее удаление улитки, удаление одной улитки и соответствущей височной доли и удаление обеих височных долей не устраняло реакции на кормежный тон, который возбуждал реакцию даже в сочетании с целым рядом других звуков при полнейшей какофонии.

Отсюда можно было бы сделать вывод, что сочетательная реакция, обычно происходящая в коре для простых тоновых раздражений, может образоваться и в подкорковых центрах.

Но против точности самих опытов в литературе были сделаны возражения, а потому окончательное решение этого вопроса надо предоставить будущему.

Во всяком случае, сочетательные рефлексы на более сложные внешние раздражения всегда происходят при участии корковых воспринимающих центров.

Нечего говорить, что все более сложные сочетательные процессы происходят не при посредстве только двух (воспринимающего или приводного и ответного или отводного центров), а при участии еще и большего или меньшего числа промежуточных корковых центров.

До последнего времени исследованы экспериментальным путем преимущественно словесные сочетательные процессы. Но недавно явилась возможность исследовать как у человека, так и у животных сочетательные процессы иного рода.

Если мы будем человеку или животному давать два одновременных раздражения, из которых одно возбуждает обыкновенную рефлекторную реакцию, тогда как другое не возбуждает какой-либо заметной реакции, то через известное число повторений такого сочетательного раздражения и то раздражение, которое первоначально не вызывало видимой реакции, будет вызывать такого же рода реакцию, как и первое раздражение, — реакцию, называемую нами сочетательным рефлексом. Ясно, что в этом случае возникновение реакции, не свойственной данному раздражению, не может быть объяснено иначе как через упрочение связи между впечатлением от индифферентного раздражения и следом от раздражения, вызывавшего обыкновенную рефлекторную реакцию.^[7]

Что в этом случае индифферентный раздражитель получает свойства деятельного раздражителя благодаря присоединению к нему следов от последнего доказывается опытами с сочетанием двух одновременных, но различных раздражителей в виде света и звука с электрическим раздражением подошвы стопы, вызывающим обыкновенный рефлекс, но выработанному в нашей лаборатории методу.

Такого рода опыты, произведенные у нас д-ром Бронном, показывают, что два различных раздражения, как свет и звук, взятые в комбинации друг с другом, будучи несколько раз сочетаяы, например, с электрическим кожным раздражением подошвы, возбуждающим обыкновенный рефлекс, дают в результате сочетательный рефлекс, который одинаково возбуждается как одним раздражением, например светом, так и другим раздражением, т. е. звуком, причем из дальнейших опытов выясняется, что если мы будем подавлять сочетательный рефлекс на один из составных сочетательных раздражителей, например свет, путем многократного его повторения, то рефлекс в одинаковой мере угасает и на другой сочетательный раздражитель, т. е. звук, и наоборот.

Если же вновь поддерживать сочетательный рефлекс на одновременное раздражение светом и звуком с помощью сочетания его с обыкновенным электрическим раздражением, то снова оживится сочетательный рефлекс и на свет и на звук в отдельности и опять в одинаковой мере.

Таким образом, и при угасании и при оживлении сочетательные рефлексы на каждый из компонентов сочетательного раздражения содержатся совершенно одинаково между собою и притом в прямой зависимости от обыкновенного, т. е. электрического, раздражения .

Очевидно, что это возможно только благодаря присоединению к каждому из компонентов сочетательного раздражителя одного и того же следа от основного раздражения и, когда действие этого следа слабеет в одном из компонентов сочетательного раздражителя, оно одинаково слабеет и в другом компоненте как составной части первого.

Наконец, если мы будем сочетать два раздражения таким образом, что одно раздражение, не возбуждающее никакой реакции, будет разделено известным промежутком времени от другого раздражения, вызывающего обыкновенный рефлекс, предшествуя ему за некоторое время или даже следуя за ним, то и в таком случае после некоторого числа повторных сочетаний раздражение, которое в отдельности примененное не возбуждало прежде никакой реакции, будет вызывать реакцию с характером рефлекса, вызываемого первым раздражением.

Ясно, что речь идет о сочетании уже не двух впечатлений друг с другом, а одного впечатления со следом другого.

Из вышеизложенного очевидно, что сочетательные реакции возбуждаются обычно теми или другими внешнимивпечатлениями. Но эти впечатления здесь являются только побуждающими моментами для этих реакций. Сами же реакции возникают под влиянием оживления следов от прошлого опыта. Прошлый опыт говорит человеку, что определенные звуки обозначают присутствие вблизи птицы, и он ее отыскивает; прошлый опыт говорит, что ворчание является предвестником нападения собаки и этого достаточно, чтобы мы отстранились от нее.

Наиболее обширную группу сочетательных реакций мы имеем при раздражениях, действующих на орган зрения, слуха и осязания, но и раздра;

Бехтерев В. М. Значение исследования двигательной сферы для объективного изучения нервно-психической деятельности человека//Русский врач. 1909. № «33. С. 1105—1109; № 35. С. 1171−1176; № 36. С. 1199−1203.

жония других воспринимающих органов также служат источником целого ряда сочетательных реакций.

Так, обоняние служит руководством не одних только движений, помогающих приему пищи. Особенно у животных осматический обонятельный орган является одним из важных руководителей сочетательных реакций.

Доказательство этому мы видим на каждом шагу.

Мы уже упоминали о том, что человек, проходя близ места, где раздавался зловонный запах разлагающегося трупа, почувствовал тошноту и затем, когда он в другой раз проходил мимо того же места, несмотря на совершенное отсутствие запаха, он испытывал такого же рода тошноту. С другой стороны, человеку достаточно однажды отведать кислоты, чтобы вслед за тем при одном виде банки, в которой ранее содержалась кислота, началось усиленное отделение слюны, как будто бы непосредственно действовала кислота на вкусовой орган. Таких и подобных им наблюдений ежедневный опыт дает тысячи.

Равным образом достаточно животному несколько раз причинить раздражение уколом большой иглы в переднюю лапу или в морду и затем положить иглу на определенное место, чтобы вслед за тем одного приближения экспериментатора к месту, где лежит игла, было достаточно, чтобы возбудить в животном то же беспокойство, которое возбуждается при действительном уколе. Здесь речь идет о колющем сочетательном рефлексе благодаря упрочению связи между следами от зрительного впечатления иглы, от колющего раздражения кожной поверхности и от движения экспериментатора, направленного к месту, где лежит игла.

Только что изложенные факты строго объективного характера не оставляют сомнения в действительном существовании следов, оставляемых внешними впечатлениями в нервных центрах.

В какой форме мы должны представлять эти следы — это вопрос чисто теоретического характера, и потому он не может нас здесь особенно занимать.

Тем не менее во избежание каких-либо недоразумений, связанных с самой терминологией, мы желали бы здесь повторить о предполагаемой природе следов то, что было сказано нами в недавно опубликованной работе: «Что касается самих следов, то все данные говорят за то, что они не представляют собою готовых статических изменений в центрах в виде отпечатков, напоминающих фотографические отпечатки или клише, а могут быть понимаемы как особые динамические изменения нервных центров и путей в смысле уменьшения сопротивляемости для возобновления раз происшедшего нервного возбуждения, причем в следах от окружающих предметов и явлений речь идет, очевидно, о целом комплексе такого рода динамических изменений, относящихся к размерам, форме и другим качествам предметов и явлений»^[8].

Следы, таким образом, являются простыми следствиями протекших в коре рефлексов, выражающимися уменьшением сопротивления к возбуждению новых рефлексов того же рода, благодаря чему эти рефлексы легко подвергаются оживлению при соответствующих условиях.

Должно иметь в виду, что внешние впечатления, отличаясь известною сложностью, в огромном большинстве случаев возбуждают собственно не один, а ряд рефлексов. Так, если мы имеем дело со зрительным впечатлением, то оно возбуждает зрачковый рефлекс от общего освещения предмета, аккомодативный рефлекс от расстояния предмета, глазодвигательный рефлекс от направления, в котором расположен предмет, и от его размеров и расположения его частей.

Отсюда понятно, что оставляемые в центрах этими рефлексами следы отличаются тою же сложностью, как и вызываемые ими внешние впечатления.

Несмотря на это принципиальное сходство следов с внешними впечатлениями, служащими их первоисточниками, должно иметь в виду и особые качества следов, отличающие их от внешних впечатлений.

Прежде всего впечатление всегда и везде является результатом того или другого вызвавшего его внешнего воздействия и не имеет никакого иного источника для своего возникновения, тогда как действие следов обнаруживается при посредстве сочетательной деятельности центров, возбуждаемой иными внешними раздражениями.

Далее, опыт показывает, что рефлексы, возбуждаемые следами, или так называемые сочетательные рефлексы, обычно не достигают той силы или степени, которую обнаруживают обыкновенные рефлексы, вызываемые соответствующими раздражениями. Так, эффект от сочетательного рефлекса на дыхание, вызванного светом после нескольких сочетаний с резким звуком, оказывается слабее обыкновенного рефлекса на дыхательный аппарат, вызванного этим же звуком.

Далее, возможно такое комбинирование впечатлений, благодаря которому внешняя реакция является как бы средним выражением влияния различных реагентов, входящих в состав внешнего воздействия, например, сильный свет вызывает резкую реакцию зрачков, черный цвет не возбуждает этой реакции, смешение же белого и черного цветов, дающих в результате серый цвет, дает умеренную реакцию зрачков.

Ничего подобного нам не известно в отношении результатов комбинирования следов и вызываемых ими сочетательных рефлексов.

Аналогичные опыты убеждают, что и следы, возбуждающие сочетательные рефлексы, не стоят в столь простом соотношении с размерами и силой рефлексов, как вызвавшие их впечатления. Так, известно, что более сильное внешнее впечатление возбуждает и более сильную внешнюю реакцию, тогда как реакция от следов, вызванных сильным внешним впечатлением, в виде сочетательного рефлекса ничуть не обязательно проявляется сильнее по сравнению с такой же реакцией от следов, вызванных более слабым внешним впечатлением.

Несмотря на эти особенности и отличия, следы являются всегда прямым отражением возбуждаемого данным впечатлением рефлекса и вызывают в виде сочетательных рефлексов аналогичные, хотя обыкновенно и более слабые внешние реакции, которые также оказываются приспособленными к локализированным внешним раздражениям, оставляющим после себя следы, как и обыкновенный рефлекс, вызванный теми же раздражениями.

Так, в вышеуказанных опытах при сочетании электрического раздражения подошвы, возбуждающего обыкновенный рефлекс, с индифферентными раздражителями, например светом или звуком, эти раздражители, но истечении некоторого времени вызывают, по существу, тот же рефлекс, который, как и обыкновенный рефлекс, приспособлен к локализированному электрическому раздражению.

В настоящее время есть и другая возможность строго объективным путем доказать образование физиологических следов в нервных центрах вслед за внешним раздражением.

Есть факты, говорящие о том, что даже те внешние впечатления, относительно которых человек не может отдать отчет тотчас же после их действия, несомненно также не остаются без оставления в центрах известных следов. Так, если показывать испытуемому последовательный ряд простых, нарисованных на бумаге рисунков (например, утвари и домашних животных), как делалось в нашей лаборатории (г-жа Штакельберг ^|38), то мы убеждаемся, что из них только часть запечатлевается в такой степени, что испытуемый после устранения рисунков из поля зрения легко их называет, о других же рисунках он не может дать никакого отчета. Но если при новом осмотре другого ряда рисунков половину взять новых рисунков, другую же часть взять из тех прежних рисунков, которые, казалось, не оставили следов, то эти последние рисунки теперь воспроизводятся в большем количестве, нежели вновь показываемые рисунки.

В этом случае речь идет, следовательно, о таких впечатлениях, относительно которых с самого начала не дается никакого отчета самим испытуемым, и тем не менее при дальнейших опытах выясняется, что эти впечатления, не оставившие по себе субъективных знаков, оказывают влияние на вторичное оживление следов.

Это и служит доказательством того, что всякое впечатление в центрах оставляет по себе физиологический след, который при известных условиях может оживиться и возбудить соответствующую реакцию и, следовательно, не остается без того или иного влияния на репродуктивную деятельность нервной системы.

Соответственно характеру раздражений и остающиеся после внешних воздействий на специальные воспринимающие органы в соответствующих центрах следы могут быть названы зрительными, слуховыми, осязательными, обонятельными и вкусовыми следами.

Общая совокупность следов, остающихся от внешних впечатлений, составляет тот запас прошлого внешнего опыта, который в индивидуальной жизни каждого человека накопляется от дня рождения все в большей и большей мере, причем этот запас внешнего опыта оказывает существенное влияние на всякую вообще нервно-психическую реакцию, возбуждаемую под влиянием того или другого внешнего воздействия, и лежит в основе того, что характеризует нервно-психическую сферу вообще.

То, что мы называем «опытностью» и «эрудицией», в человеке, без сомнения, основано главным образом на большем запасе следов, сохраненных благодаря долгому опыту, образованию и начитанности.

Обращаясь к вопросу о локализации собственно следов внешних впечатлений, следует иметь в виду, что, по-видимому, все данные физиологии и патологии говорят за то, что они откладываются не в тех областях мозга, которые являются воспринимающими центрами и в которых, очевидно, должны быть локализированы сложные внешние впечатления, а в областях соседних с ними. Так, для органа зрения такими областями являются наружная часть затылочной доли, для органа слуха — височные извилины, кроме первой, для кожной поверхности — соседние с чувствительными центрами области моровой коры.

Что касается органических следов, то все данные говорят о том, что они сохраняются преимущественно в центральных областях мозга.

Мы не войдем здесь в подробности этого вопроса, так как все необходимое сказано нами по этому поводу в другом месте ^|39.

Переходя к вопросу об индивидуальном развитии сочетательных рефлексов, необходимо иметь в виду, что эта деятельность не обнаруживается у новорожденных детей тотчас же после рождения, но она развивается постепенно с самого начала на почве обыкновенных рефлексов.

По наблюдениям Tidemann’a уже на 18-й день ребенок, ранее плакавший, тотчас же перестал плакать, как только его коснулась мягкая рука, и он принял положение, которое сопровождало акт сосания. Однако Салли мог наблюдать подобные явления только у ребенка с возрастом 10 недель.^[9][10]

Другие же авторы (Дарвин, Тэн) первые признаки сочетания относят еще к более позднему возрасту (от 5 до 10 месяцев).

Ребенок 5 — 7 месяцев уже при произнесении имени няни оборачивался и, видимо, искал ее (Пэрэ, Дарвин).

Если ребенку, имевшему около полугода, надевали шляпу и пальто и сажали в детскую, то он начинал беспокоиться, пока его не вывозили из дому (Дарвин). Мы уже выше упоминали, что ребенок около полугода, однажды получив ожог, тотчас же отвернулся, как только увидел тот же предмет, о который он обжегся.

Зачатки зависимого сочетания или так называемого суждения можно найти уже у полугодовалого ребенка, и даже у ребенка 4 — 5 месяцев (ребенок, например, 4 месяцев воспользовался палкой как граблями, чтобы придвинуть к себе игрушку), но несомненно, что более сложные зависимые сочетания развиваются лишь в течение второго года.

Суждения у детей касаются обыкновенно конкретных вещей, например дети на втором году отождествляют уже изображения животных с самими животными и дают им определения соответствующими восклицаниями или звукоподражательными названиями.

Вообще же суждения ребенка и позднее ограничиваются тесным кругом его наблюдений и потому, например, на вопрос, что такое нож, ребенок отвечает: «Нож — это, чтобы резать мясо». Что такое карандаш — «Это, чтобы писать и рисовать домики».

Обращаясь к вопросу о филогенетическом развитии сочетательных процессов, необходимо иметь в виду, что, по Edinger’y ^|4°, будто бы нет доказательств, что у рыб имеются сочетательные реакции, но с этим мнением трудно согласиться. Известные факты приучения рыб собираться по звонку для кормления основаны на том, что звонок связывается со временем кормления рыб, почему рыбы и собираются на звонок ^{, 41}.

По нашему мнению, вопрос о том, на каком уровне животного царства впервые возникают сочетательные реакции, тесно связан с вопросом о том, когда впервые обнаруживается в животном царстве самостоятельное выискивание пищи, ибо последнее немыслимо без определения питательного материала, а это определение уже основано на сочетании, благодаря которому след от впечатления оживляет прежний след, явившийся результатом насыщения пищей. Таким образом, первичные формы сочетания должны встречаться уже на сравнительно очень низких ступенях животного царства. Но несомненно, что с совершенствованием организмов сочетательная деятельность получает все большее и большее развитие, причем более сложные их формы в виде связанного зависимого сочетания возможны лишь у высших типов животного царства, планомерное же течение связанных зависимых сочетаний является исключительной принадлежностью человека, обладающего членораздельною речью.

Необходимо заметить, что процессы сочетания развиваются и усложняются у ребенка с необычайной быстротой и в этом отношении быстрота развития сочетательной деятельностью выгодно отличает ребенка от молодых животных.

Этот факт представляется тем более важным, что животные уже почти от рождения, во всяком случае много ранее ребенка, обнаруживают сочетательную деятельность. Так, цыпленок, вылупившийся из яйца, уже спустя несколько часов клюет зернышки с большою точностью.

Это, без сомнения, доказывает уже присутствие сочетательной деятельности между зрительными раздражениями и двигательными актами,^[11][12]

а также правильное соотношение между осязательно-мышечными раздражениями и движениями.

Равным образом и сочетание слуховых следов с движениями обнаруживается у новорожденных цыплят довольно рано. Цыпленок стремительно бежит на призывный крик матери и спокойно удаляется от матери, если в ее голосе нет признаков тревоги.

Что касается слабых кожных раздражений, то у новорожденного ребенка легко обнаруживаются местные рефлекторные явления в области языка, губ, глаз, ладоней рук или пяток, но у него не имеется еще координированных чесательных, а равно и координированных оборонительных или наступательных движений, которые развиваются много позднее.

Далее, что касается слуха, то хотя вздрагивание на сильные звуковые раздражения наблюдается уже в первые дни, но рождении, но поворачивание головы на звук наблюдается обыкновенно между 10-й и 17-й неделей.

Между тем вкусовые раздражения уже тотчас после рождения и даже у недоношенных детей дают вполне приспособленные реакции со стороны языка и губ. Точно так же приспособленные реакции на пахучие раздражения, как показывают наблюдения, могут быть обнаружены уже тотчас же по рождении.

Ясно, что между низшими позвоночными и новорожденным младенцем имеется не несущественная разница. Там внешнее раздражение механическое, световое и звуковое, возбуждая процесс впечатления, вызывает уже от самого рождения строго приспособленные реакции, здесь же приспособленные реакции тотчас после рождения обнаруживаются в известной мере лишь при раздражении органа вкуса и обоняния, тогда как такие же реакции со стороны других воспринимающих органов обнаруживаются через то или другое время после рождения. Эти факты могут быть объяснены тем, что у низших позвоночных имеется уже готовый от рождения механизм для локализованных реакций, приобретаемый путем видового опыта, у человека же этот механизм в период рождения представляется еще далеко не совершенным и развивается лишь спустя известное время после рождения, причем в его развитии, очевидно, играет особую роль внешний индивидуальный опыт.

Но очевидно, что как у животных, так и у человека речь идет о вырабатываемом путем долговременного, частью видового, частью индивидуального опыта сочетании действия раздражения с последовательною двигательною реакцией, причем это сочетание только тогда становится точным и совершенным, когда оно достигает определенной цели, т. е. схватывания или удаления раздражающего предмета.

• [1] Жуковский М., Н. О влиянии мозговой коры и подкорковых узлов на дыхание: Дис… д-ра медицины. СПб., 1898.
• [2] Бехтерев В. М. Физиология двигательной области мозговой коры //Архив психиатрии, нейрологии и судебной психопатологии. Харьков, 1887. Т. 9, № 2. С. 57—67; № 3. С. 25—41;1888. Т. 10. № 1. С. 1−64
• [3] Протопопов В. П. О сочетательной двигательной реакции на звуковые раздражения. СПб., 1909.
• [4] См.: Бехтерев В. М. Основы учения о функциях мозга.
• [5] Никитин М. П. О влиянии головного мозга на функцию молочной железы: Дис. … д-рамедицины. СПб., 1905; Гервер А. В. О влиянии головного мозга на отделение желудочногосока//Обозрение психиатрии, неврологии и экспериментальной психологии. 1900.№ 3. С. 191—202; № 4. С. 275 — 283; Белицкий Ю. К. О влиянии коркового центра слюноотделения на рефлекторную работу слюнных желез//Там же. 1906. № 1. С. 34—45.
• [6] Заседания научных собраний клиники душевнои нервнобольных в мае 1908 г.
• [7] Kalischer О. Op. cit.
• [8] Бехтерев В. М. Задачи и методы объективной психологии. СПб., 1909. С. 8
• [9] Штакельберг А. А. О влиянии незапомненных впечатлений на воспроизведение.
• [10] Бехтерев В. М. Основы учения о функциях мозга.
• [11] Edinger L. Das (iedachtnis der Fischen.
• [12] Ценно к / / При iN> да и хозяйство. 1900. № 13