О существе права и нравственности

Моторные раздражения и мотивы поведения

Современная психология знает и различает три категории элементов психической жизни: 1) познание (ощущения и представления)', 2) чувства (наслаждения и страдания)", 3) волю (стремления, активные переживания)" *.

Эта классификация не может быть признана удовлетворительной. Познавательные переживания: зрительные, слуховые, вкусовые, обонятельные, осязательные, температурные и другие ощущения, а равно соответственные представления и восприятия, имеют односторонне-пассивную, страдательную в общем смысле природу, — представляют претерпевания (pati). Чувства в техническом смысле, наслаждения и страдания, тоже имеют односторонне-пассивную природу, представляют претерпевания приятного и неприятного. Переживания воли, например, воли работать дальше, несмотря на усталость, представляют односторонне-активные переживания. Но путем надлежащего самонаблюдения можно открыть существование в нашей психической жизни таких переживаний, которые не подходят ни под одну из трех названных рубрик, а именно имеют двустороннюю, пассивно-активную природу, представляют, с одной стороны, своеобразные претерпевания (отличные от познавательных и чувственных), с другой, — позывы, внутренние понукания, активные переживания, и могут быть охарактеризованы как пассивно-активные, страдательно-моторные переживания, или как моторные, импульсивные раздражения.

Такова, например, природа переживаний голода (аппетита), жажды, полового возбуждения. Сущность психического явления, называемого голодом или аппетитом, состоит в своеобразном претерпева;

Основные понятия и положения психологии познания, в частности, учений об ощущениях, представлениях и комбинациях тех и других — восприятиях, ср. «Введение в изучение права и нравственности», § 8.

Введение

§ 9- «* Введение, § 10.

нии и в то же время в своеобразном позыве, внутреннем понукании, стремлении (appetitus — ad petitus означает стремление к…). Притом своеобразного pad, пассивной стороны голода-аппетита, отнюдь нельзя смешивать с чувством страдания (чувством неприятного). Наблюдаемые при известных условиях вместе с голодом страдания суть явления сопутствующие, к психологическому составу голода как такового вообще не относящиеся и имеющие особые причины патологического свойства. Нормальный, умеренный и здоровый голод сопровождается чаще чувствами удовольствия, чем страдания (сравни пожелание «хорошего аппетита!»). Традиционная теория голода, по которой голод есть отрицательное чувство, страдание, заключает в себе два существенных недоразумения: 1) она игнорирует активную сторону явления, 2) она смешивает испытываемое при голоде-аппетите пассивное переживание, отличное от чувства в научно-техническом смысле, с явлениями, могущими сопутствовать голоду, но для него не существенными^[1].

Аналогична природа жажды и полового возбуждения. И здесь мы наблюдаем пассивно-активные переживания, только с иным специфическим характером соответствующих претерпеваний и позывов.

То же можно констатировать путем самонаблюдения по схеме: pati-movere (претерпевание-позыв, пассивная и активная стороны) относительно природы страха, разного типа отвращений, как, например, при взятии в рот и попытке жевать и глотать разные негодные для пищи, например, гнилые предметы, переживаний в случаях прикосновений к паукам и некоторым иным насекомым, рептилиям и т. п." Эти и тому подобные моторные раздражения можно охарактеризовать как отталкивающие, репульсивные, в отличие от аппетита, жажды и т. п., как подталкивающих, аппульсивных.

Все явления человеческой и животной психики, имеющие указанную двустороннюю пассивно-активную природу, мы объединяем в особый класс и называем этот класс импульсиями, или эмоциями'.

Вместо традиционного тройственного деления элементов психической жизни на познание, чувство, волю, в основу психологии и других наук, касающихся психических явлений, — наук о праве, о государстве, о нравственности, хозяйстве и т. д., необходимо положить деление на 1) двусторонние, пассивно-активные переживания, моторные раздражения-импульсии, или эмоции; 2) односторонние переживания, распадающиеся, в свою очередь, на а) одностороннепассивные, познавательные и чувственные и б) односторонне-активные, волевые.

Импульсии, или эмоции, играют в жизни животных и человека роль главных и руководящих психических факторов приспособления к условиям жизни; прочие односторонние элементы психической жизни играют при этом вспомогательную, подчиненную и служебную роль". В частности, именно эмоции исполняют функции побуждений к внешним телодвижениям и иным действиям (например, к умст венной работе и иным так называемым внутренним действиям), вызывая непосредственно соответственные физиологические и психические процессы (импульсивные или эмоциональные действия) или соответственную волю (волевые действия).

Громадное большинство переживаемых нами импульсий, можно сказать, все, кроме весьма немногих, которые достигают исключительно большой интенсивное™ и обладают резко выраженным специфическим и обращающим на себя внимание характером, протекают незаметно для переживающих их и недоступны открытию и изучению для невооруженного взора. Мы переживаем ежедневно многие тысячи эмоций, управляющих нашим телом и нашей психикой, вызывающих те телодвижения, которые мы совершаем, те мысли и волевые решения, которые появляются в нашем сознании, и разные другие физические и психические процессы, но сами эти управляющие психофизической жизнью факторы остаются, за редкими исключениями, не замеченными.

Замечаются лишь отступления от нормального хода эмоциональной жизни: с одной стороны — чрезвычайные подъемы волн эмоциональной психики, с другой стороны — чрезвычайные понижения их; в последнем случае замечается особое тягостное состояние скуки, апатии.

Ввиду обычной незаметности и нераспознаваемое™ импульсии возникает имеющий весьма важное значение для психологии и других наук, в том числе науки о правовых и нравственных явлениях, вопрос: нельзя ли найти такие технические (экспериментальные) приемы и средства, с помощью которых можно было бы открывать, различать и более или менее ясно наблюдать обыкновенно незаметные и нераспознаваемые эмоции?

Эмоциям свойственна, мезвду прочим, весьма большая чувствительность и эластичность, т. е. способность в зависимости от обстоятельств подвергаться большим колебаниям силы, интенсивности. При наличности известных особых условий такие импульсии, которые обыкновенно бывают относительно слабы и незаметны, нераспознаваемы, достегают чрезвычайно сильного подъема интенсивности и делаются тогда заметными и доступными наблюдению и изучению. И вот путем изучения законов колебания интенсивности эмоций, в частности познания условий доведения их до высших степеней интенсивности, можно достигнуть обладания такими техническими средствами, которые, подобно увеличительным стеклам, микроскопам и т. п. в других областях науки, давали бы нам возможность открывать и наблюдать соответствующие, при обыкновенных условиях недоступные нашему познанию, явления.

Здесь можно ограничиться указанием, что импульсии имеют тенденцию возрастать в силе в случаях препятствования их реализации и удовлетворению, несоблюдения их требований и действий вопреки их запрещениям; например, эмоции аппетита, жажды достигают большой силы, бурности и страстности в случае воздержания от удовлетворения их требований; разные репульсивные эмоции по адресу разных вредных и негодных для питания веществ достигают большой силы в случае попытки нарушить их запреты, взять в рот и тем более жевать и глотать подлежащие вещества, и проч.

Соответствующие экспериментальные приемы открытия и распознания моторных раздражений — диагностики эмоций — мы называем методом противодействия.

Особенно если препятствия в удовлетворении переживаемой импульсии представляются субъекту одолимыми, но при попытках одоления фактически не одолеваются вполне или окончательно, не переставая представляться одолимыми, и такие кажущиеся приближения удачи и фактически неудачи чередуются несколько раз, то подлежащие эмоции, например, аппетит, жажда, половые возбуждения, любопытство, эмоции честолюбия, доходят до чрезвычайно большой степени интенсивности. Соответствующий экспериментальный прием эмоциональной диагностики мы называем методом дразнения.

Методы противодействия и дразнения применимы не только в форме внешних экспериментов, но и в форме внутренних, совершаемых в воображении, путем соответственных представлений. Например, представив себя живо в положении находящегося на краю пропасти, имеющего во рту что-либо отвратительное и т. п., можно вызывать соответствующие отталкивающие и удерживающие моторные возбуждения.

Согласно традиционным и господствующим воззрениям, мотивы наших поступков, факторы, определяющие волю, всегда сводятся к наслаждениям и страданиям или к представлениям будущих возможных наслаждений или страданий: стремление к наслаждению, к счастью, избегание страданий — таков общий закон поведения — теория гедонизма (от греческого слова hedone — радость, наслаждение).

Так как с точки зрения гедонизма решающими для поведения факторами являются всегда и везде наслаждения или страдания (или представления наслаждений или страданий) самого действующего индивида, то это господствующее в науке воззрение находится в столкновении с другим, распространенным в публике, воззрением, которое принципиально различает два рода поведения; эгоистическое и альтруистическое, и под последним разумеет такое, которое сообразуется отнюдь не с собственными наслаждениями или страданиями действующего, а исключительно с представлениями о благе других. По этому поводу представители гедонизма (который здесь можно характеризовать как монистическую теорию мотивации в отличие от житейского воззрения как дуалистической теории, утверждающей существование двух, по природе своей существенно различных, видов мотивации и поведения) утверждают, что представление чужого блага, чужих удовольствий и т. п. не могут как таковые (т. е. если находятся вне всякой связи с нашими собственными наслаждениями или страданиями), приводить нашу волю в движение. Если люди делают добро другим, то это объясняется тем, что это им самим приятно, вообще тем, что присоединяются те же гедонистические факторы, которые действуют и в области называемого эгоистическим поведения*. Сообразно с этим некоторые современные психологи прямо и открыто высказывают то положение, что всякое поведение неизбежно эгоистично**. Другие стараются избегнуть названия человеческого поведения и человеческой природы эгоистичными путем соответственного, более узкого, толкования смысла выражений эгоизм, эгоистичный и т. д.; например, говорят, что слово эгоизм относится лишь к случаям конфликта между соображениями своего и чужого блага, что под эгоизмом следует разуметь лишь сознательное предпочтение своего блага благу других, или, точнее, своего меньшего блага большему благу других; поведение же, определяемое тем, что нам приятно делать другим добро или неприятно делать зло, они называют альтруистическим поведением и т. д.

Эти учения представляют недоразумение, связанное с ошибочным и отвергнутым выше трехчленным делением элементов Ср., например, Gizycki, Moralphilosophie, 2-te Aufl. 1888, S. 93: «Страдание и удовольствие определяют волю и притом страдание и удовольствие самого хотящего существа… Человек может иметь представление блага и страданий других; но простые представления не побуждают к действию… Лишь в том случае, если человеку' приятно делать приятное другому, если ему неприятно отказать в помощи другому, он станет делать приятное или помогать другому. В самом деле, что такое любовь? Не состоит ли она в чувствовании удовольствия при мысли о другом и при мысли о его счастии, в чувствовании неудовольствия при мысли о его несчасгии, и поэтому в охотной содействии его счастью?» и т. д.; Sigwart, Vorfragen der Ethik, 1886: «Человек не может по своей природе в действительности желать чего-либо такого, что не доставляет ему личного чувства удовлетворения; он желает в известном смысле себя самого, своего собственного блага, и это относится ко всякой воле. Того, что не представляло бы никакого блага для меня, я не могу хотеть только потому, что оно благо для других, а только в том случае, если оно в связи с этим имеет и для меня понятную и чувствительную ценность. В этом смысле следует утверждать, что нс только эвдемонизм, сообразованис поведения с чувствами удовольствия вообще, но и эгоизм, сообразование поведения с собственным личным удовольствием, необходимо содержится во всякой человеческой воле» и т. д.

Ср. только что приведенное положение Зигварта. По поводу этого положения, между прочим, Ziegler, Das Gefiihl, 3-е изд., 1899, с 171, подчеркивает: «Зигварт… достаточно свободен от предрассудков (unbefangen genug), чтобы признать и наличность эгоизма во всяком человеческом поведении и желании»; в другом месте, с. 288, тот же автор, повторяя от себя слова Зигварта о необходимо эгоистичной природе поведения, добавляет: «как это вполне правильно и вполне честно говорит Зигварт».

психической жизни. Действительные импульсы нашего поведения никогда не состоят в том, в чем их усматривают существующие учения, они состоят в эмоциях, или импульсиях в условленном выше смысле.

Для выяснения природы и характера действия факторов, определяющих поведение (животных и людей), и вообще для установления научной теории поведения следует различать два класса эмоций.

Некоторые эмоции имеют тенденцию вызывать определенное, специфическое, к ним специально природой приуроченное поведение, вообще определенные системы физиологических и психических процессов. Назвав вызываемые эмоциями системы телодвижений (сокращений мускулов) и иных физиологических и психических процессов их акциями, можно интересующие нас эмоции охарактеризовать как эмоции с предопределенными, специальными акциями.

Так, например, голод-аппетит имеет свою определенную, ему специально свойственную акцию, к составным элементам которой, между прочим, относятся появление представлений и мыслей, касающихся пищи и еды, в тем более живой, доходящей подчас до степени бреда и галлюцинаций форме, чем сильнее голод; вытеснение прочих интеллектуальных, а равно и эмоциональных и волевых процессов; возбуждение и усиленное действие (при виде или представлении пищи) слюнных и иных, служащих питанию желез, вкусовых, обонятельных и иных важных в области питания нервов, а равно служащих питанию мускулов, например, мускулов языка (который приходит в судорожное движение при сильном аппетите уже при виде пищи, ср., например, явление облизывания у разных животных), губ (вытягивание вперед, чмокание), щек, глотки (глотание слюнок), мускулов, действующих при схватывании пищи, и т. д.

Иная специальная акция приурочена к пищевым репульсиям, например, эмоциям, возбуждаемым видом, запахом, вкусом или представлением гнилого мяса; она состоит не в еде и вспомогательных процессах, а в противоположных процессах, направленных на недо¹

пущение объекта в полость рта и желудка или удаление его и очищение рта и желудка'.

Точно так же специальные акции свойственны жажде, половому возбуждению, любопытству, страху, стыду и бесчисленным другим, имеющим особые имена в языке и безымянным импульсиям.

В виде общей формулы, определяющей действия эмоций со специальными акциями — для краткости назовем такие эмоции специальными импульсиями, специальными эмоциями, — можно установить положение: специальные импульсии имеют тенденцию превращать организм (индивидуальный психофизический аппарат, вообще годный для производства многих и весьма различных действий) на время в аппарат, специально приноровленный к исполнению определенной биологической функции и действующий в этом направлении, т. е. вызывать соответственные движения (сокращения мускулов) и бесчисленные вспомогательные физиологические и психические (интеллектуальные, волевые и чувственные) процессы.

Эта формула, впрочем, не содержит в себе утверждения, что акции специальных эмоций, подобно движениям машины, имеют характер абсолютной предопределенности и однообразия, что, в частности, всякий раз в случае наличности данной специальной эмоции повторяются неизменно одни и те же движения. Предопределенность акций специальных эмоций имеет не абсолютный, а лишь относительный характер. Разные элементы их, в частности, телодвижения (сокращения мускулов), в известных пределах допускают приспособление к конкретным обстоятельствам и соответственные изменения. Например, телодвижения еды как элементы акции голода-аппетита не повторяются всегда в абсолютно однообразной форме, а применяются к свойствам съедаемых объектов (меняются сообразно указаниям подлежащих ощущений). У низших животных акции специальных импульсий отличаются вообще более строгой и точной предопределенностью и неизменностью, чем у высших животных; акции человеческих специальных эмоций отличаются вообще большей свободой и изменчивостью, чем акции специальных эмоций других высших животных. У одних и тех же животных акции одних эмоций более машинообразны, акции других более гибки и свободны. Некоторые специальные человеческие эмоции имеют настолько свободный и изменчивый характер, что их предопределенность состоит лишь в предопределенности общего направления поведения. Так, например, важными, особенно с точки зрения социальной жизни, с точки зрения отношения людей к другим людям, элементами человеческой эмоциональной психики являются эмоции, акции которых состоят вообще в добром, благожелательном отношении к другим, причем это отношение может выражаться в различнейших конкретных формах. Любовь, в смысле сердечной преданности другому, представляющая не что иное, как склонность (диспозицию) к переживанию таких, могущих быть названными каритативными, эмоций по адресу другого, проявляется в тысячах разнообразных благожелательных действий и воздержаний; то же относится к любви в евангельском смысле, означающей общую эмоциональную черту характера, склонность к каритативным эмоциям по адресу других вообще (и свободу от злостных эмоциональных склонностей). Разным видам каритативных эмоций можно в качестве противоположных противопоставить одиозные, злостные импульсии, направленные на причинение зла, имеющие, в свою очередь, весьма свободные, в конкретных случаях изменчивые акции. Ненависть, диспозиция к эмоциям такого рода по адресу другого проявляется в тысячах разнообразных действий*.

Точно так же весьма свободны и изменчивы акции эмоций честолюбия и тщеславия и некоторых других специальных человеческих эмоций.

Понятие и знание специальных эмоций и их акций должно, между прочим, повести к разрешению издавна интересующей ученых и мыслителей, но до сих пор не решенной проблемы о природе так называемых «инстинктов» и поведения животных вообще. В разных областях животной жизни действуют системы специальных эмоций и их акций, целесообразно приспособленных к условиям жизни, в том числе заметных и для поверхностного наблюдателя элементов этих акций — телодвижений. Например, питание животных целесообразно регулируется системой разных эмоций: голодом-аппетитом, жаждой, разными репульсиями, не допускающими еды и питья вредных веществ, а равно излишества, охотничьими и некоторыми другими эмоциями, действующими в области добывания объектов питания. Тысячи разных других эмоций и их акций содействуют охране организма от опасностей, угрожающих со стороны других животных и разных иных вредных и опасных воздействий. Не зная подлинной природы соответственных систем эмоций и их психологических и физиологических акций, наблюдая бросающиеся в глаза элементы этих акций, состоящие во внешне заметных телодвижениях, и замечая, что ряды и комбинации этих телодвижений ведут в совокупности к известным удачным результатам, например, к удачному пропитанию (добыванию и подбору объектов питания), к сохранению жизни и т. п., можно подумать, что в основе их лежат какие-то единые психические силы, направленные на достижение соответственного эффекта. Эти предполагаемые, придуманные к обширным совокупностям внешне заметных элементов акций разнообразнейших эмоций, мнимо единые силы и названы инстинктами. Имеется крепкая вера, что существует какой-то единый «инстинкт самосохранения», «инстинкт питания» и т. п., и идет великий спор об этих, в действительности не существующих, вещах, лишь по недоразумению предполагаемых существующими.

Наряду с легионами таких эмоций, к которым приурочены определенные, хотя бы по общему характеру и направлению акции, в нашей психике имеются и играют весьма важную роль в жизни еще такие эмоции, которые сами по себе не предопределяют не только частностей, а даже и общего характера и направления акций и могут служить побуждением к любому поведению; а именно они побуждают к тем действиям, представления которых переживаются в связи с ними. Такие эмоции мы назовем условно абстрактными или бланкетными эмоциями. Сюда, например, относятся импульсии, возбуждаемые обращенными к нам велениями и запретами. Путем надлежащих опытов и самонаблюдений можно убедиться, что приказы и запреты, особенно если они внезапны, кратки и резки, например, «молчать!», «назад!», «не сметь трогать!», и высказываются надлежащим строго-внушительным тоном и с надлежащей повелительной мимикой, действуют, так сказать, как электрические токи, моментально вызывая в нашей психике своеобразные моторные раздражения, действующие в пользу того поведения, которое соответствует содержанию веления или запрещения. Положительные веления возбуждают понукающие к соответственному действию эмоции; отрицательные веления, запреты возбуждают задерживающие, репульсивные эмоции по адресу запрещенных движений или иных действий. Аналогично действуют на нашу психику, т. е. тоже возбуждают своеобразные импульсии в пользу или против известного поведения обращенные к нам просьбы, мольбы, советы. Различие между повелительными импульсиями и импульсиями, возбуждаемыми просьбами и советами, состоят, между прочим, в том, что первые имеют характер жестких и принудительных внутренних понуканий, между тем как вторые имеют мягкий, уступчивый, гибкий характер; первые переживаются как внутреннее стеснение свободы и принуждение, вторые — как свободные побуждения.

Путем эмоций, возбуждаемых велениями, просьбами, советами и т. п. средствами управления чужим поведением, разными сигналами, словами и знаками команды и проч., можно вызывать любые телодвижения или иные действия, поскольку нс имеется каких-либо особых физических препятствий или более сильных противодействующих психических (эмоциональных или волевых) факторов. Превосходные иллюстрации и подтверждения можно, между прочим, наблюдать в области гипнотизма. В случаях так называемого гипнотического сна, обыкновенно возникающие и действующие, в частности, например, противодействующие исполнению нелепых велений и т. п., эмоциональные и волевые процессы не возникают, и вообще соответственный контрольный и задерживающий психический аппарат находится в состоянии усыпления и бездействия; вследствие этого вызываемые обращениями гипнотизера эмоции и представления исключительно (или почти исключительно) господствуют в психике гипнотизированного, и он совершает все то, что ему приказано, в частности, например, и разные нелепые телодвижения, например, летательные, плавательные и т. п.* Подобных же результатов, в частности, исполнения нелепых велений, можно экспериментально достигать и в других случаях бездействия или слабого действия психического контролирующего и задерживающего аппарата, например, если подвергаемый подобным опытам субъект находится в состоянии спросонок, опьянения, в состоянии болезненной психической слабости, в частности, в состоянии «слабоволия», если он так застигнут врасплох, что эмоция, возбужденная нелепым приказом, вызывает соответственный эффект раньше «пробуждения» контрольного аппарата, и проч. В разных областях человеческой жизни, например, в области воспитания и управления поведением детей, рабов, слуг, в области военного и морского дела, в тех обширных областях народного труда и производства, где необходимо действие по команде, вообще исполнение чужих указаний, подчинение поведения одних непосредственному управлению других, интересующие нас эмоции играют весьма важную роль в качестве основного и необходимого мотивационного средства.

Такой же характер эмоций, не имеющих своих предопределенных, специфических акций и побуждающих к таким действиям, представления которых переживаются в связи с эмоцией, имеют, как видно будет из дальнейшего изложения, и эмоции, составляющие существенные элементы нравственных и правовых переживаний и вызывающие нравственное и правовое поведение.

Вообще побуждениями наших поступков являются или специальные эмоции — и тогда наше поведение имеет характер исторически приуроченной к данной эмоции специфической акции, или бланкетные, абстрактные эмоции — и тогда характер и направление нашего поведения определяется содержанием связанного с эмоцией представления поведения (акционного представления).

Что же касается тех психических процессов, которым ходячие теории поведения приписывают роль побуждений, то они в действительности или вообще отсутствуют, произвольно считаясь наличными в угоду конструированной теории, или, в других случаях, имеются налицо в сознании, но никакой роли в мотивации поведения не игра;

В современной литературе объяснения этого явления не имеется, или, точнее, за объяснение его принимается ссылка на «суггестию», «внушение», как если бы это была какая-то особая сила, приводящая органы другого в движение, и т. д.

ют, или, в третьей категории случаев, играют лишь роль таких переживаний, которые вызывают такие или иные эмоции, побуждающие к соответственному поведению.

В частности, наслаждения и страдания, поскольку они в конкретных случаях вообще имеются налицо, не играют никакой роли в процессе мотивации, если они (как это сплошь и рядом бывает) не приводят нас в эмоциональное возбуждение, если мы остаемся по отношению к ним равнодушными, апатичными в эмоциональном смысле. В остальных, т. е. в тех случаях, когда эти переживания имеются налицо и возбуждают такие или иные эмоции, возникают побуждения к действиям или воздержаниям; но эти побуждения состоят отнюдь не в положительных или отрицательных чувствах, наслаждениях или страданиях как таковых, а в тех эмоциях, которые в данных случаях возникают и действуют. Обыкновенно наслаждения вызывают по своему адресу притягательные, аппульсивные, аттрактивные эмоции, страдания — отталкивающие, репульсивные эмоции, и постольку имеются импульсы, действующие в пользу наслаждений или против страдания. Но бывает и наоборот: разные удовольствия, наслаждения, в зависимости от воспитания и характера данного человека или имеющегося в данное время (например, после смерти дорогого человека) психического состояния, возбуждают подчас репульсивные, отталкивающие эмоции, и в этих случаях бывает антигедонистическое, направленное против наслаждения поведение. Разным образом страдания возбуждают подчас аттрактивные эмоции и сопровождаются тоже антигедонистическим поведением.

Такие мотивационные процессы, в которых участвуют наслаждения и страдания в качестве возбудителей эмоций, побуждающих к такому или иному поведению, можно назвать чувственно-эмоциональной мотивацией.

Аналогично наличным наслаждениям и страданиям действуют в области мотивации представления будущих наслаждений и страданий. Эти представления, поскольку они вообще имеются налицо, не играют никакой роли в мотивации, если они не возбуждают никаких эмоций, если субъект относится к ним безразлично в эмоциональном смысле. В остальных случаях, когда эти представления имеются налицо и возбуждают такие или иные эмоции, возникают побуждения к действиям или воздержаниям; но эти побуждения состоят отнюдь не в этих гедонистических, касающихся наслаждений и страданий представлениях как таковых, а в тех эмоциях, которые в данных случаях действуют. Обыкновенно представления возможных в будущем наслаждений вызывают аттрактивные, представления будущих страданий — репульсивные эмоции, и поскольку имеются импульсы, действующие в пользу реализации наслаждения или предотвращения страдания посредством соответствующего поведения. Но бывает и наоборот; представления удовольствий, например, развлечений, предлагаемых оплакивающему смерть дорогого человека, вызывают подчас репульсивные, отталкивающие эмоции, и в этих случаях бывает антигедонистическое, направленное против удовольствий поведение и т. д.

Такие мотивационные процессы, в которых участвуют представления (или иные интеллектуальные процессы: восприятия, мысли и т. д.) в качестве возбудителей эмоций, побуждающих к тому или иному поведению, можно назвать чувственно-эмоциональной мотивацией. Тот вид интеллектуально-эмоциональной мотивации, в котором имеются представления достижимых посредством известных действий или воздержаний эффектов и эмоций, направленные на реализацию этих эффектов и побуждающие к соответствующему поведению, мы будем называть целевой, или телеологической мотивацией, представления таких будущих, подлежащих реализации эффектов — целевыми, телеологическими представлениями, а представляемый эффект — целью; положительной целью, если дело идет о достижении, отрицательной целью, если дело идет о предотвращении того или иного изменения существующего положения; избираемое для осуществления положительной или отрицательной цели поведение есть средство, соответственное представление — представление средства.

Отнюдь не следует думать, будто роль целевых представлений в области мотивации могут играть только представления гедонистического содержания, образы возможных наслаждений или страданий. Способность возбуждать притягательные и отталкивающие эмоции и, стало быть, определять наше поведение в качестве целевых представлений принадлежит не только гедонистическим, а и разным иным представлениям возможных эффектов наших поступков; сюда относятся, в частности, разные представления пользы и вреда, утилитарные представления, которые отнюдь не следует смешивать с гедонистическими; сюда же принадлежат различные представления чисто объективных, например, технических, научных эффектов и т. п. — без примеси представлений удовольствия или пользы для нас или для других. Наряду с гедонистической (и антигедонистической) целевой мотивацией существует и играет большую роль в жизни утилитарная (и антиутилитарная, ср., например, выше о злостных эмоциях) и объективно-целевая мотивация.

Но и относительно всех вообще представлений возможных эффектов наших поступков следует заметить, что им отнюдь не принадлежит монополия вызывать эмоции и определять наше поведение.

Существует много других представлений, которые действуют точно таким же образом, и, кроме телеологической мотивации разных видов, существуют еще разные иные классы интеллектуально-эмоциональной мотивации. Часто высказываемое философами, психологами, юристами, моралистами, экономистами и т. д. и принимаемое за какую-то само собой разумеющуюся истину положение, будто всякие наши поступки имеют известную цель, будто действия без цели что-то нелепое, невозможное, представляет коренное заблуждение*.

Преобладающая масса действий людей и животных имеет бесцельный характер, совершается вовсе не для достижения какой-либо цели, основывается не на целевой, а на иных видах мотивации.

Действиям ради известной цели, действиям «для того, чтобы», можно прежде всего противопоставить действия на известном основании — действия не «для того, чтобы», а «потому, что». Дело в том, что способность возбуждать эмоции свойственна и представлениям, касающимся прошедшего, например, представлениям нанесенного нам оскорбления или т. п., в не меньшей степени, чем представлениям, касающимся возможного в будущем; а раз есть налицо эмоция, то она стремится вызывать соответствующую акцию, не спрашивая, так сказать, о том, нужно ли это для какойлибо цели или не нужно. Например, если оскорбительный или иной поступок другого (соответственное восприятие или пред;

Основанное главным образам на смешении практической и теоретической точки зрения, на принятии своего мнения о практической невозможности чего-либо за доказательство фактической невозможности и несуществования.

ставление) вызывает в психике субъекта злость, негодование, презрение, восторг или т. п., то соответственные эмоции разражаются (проявляют свои акции) в форме слов, например, брани, выражения презрения, восторженных похвал или иных действий, например, нанесения оскорбителю удара, рукоплескания, объятий, целования, обыкновенно без всякого рассуждения и представления о целях соответственных телодвижений. Можно, например, даже утверждать, что если кто-либо разражается бранью или выражает «благородное негодование», восторг и т. п. «для того, чтобы», то это комедия, притворство, а не подлинное выражение гнева, негодования, восторга. Многие виды человеческого поведения по самой природе своей исключают целевую, касающуюся будущего мотивацию и предполагают непременно мотивацию, исходящую из прошедшего.

Мотивацию очерченного типа мы условно назовем «основной» мотивацией, представления чего-либо уже случившегося или наличного, играющие здесь роль возбуждающих эмоции и являющихся непосредственной причиной соответствующих акций познавательных факторов, — представлениями оснований, а соответственные, представляемые явления, чужие действия и т. п. — основаниями поведения.

Дальнейшим чуждым целевых расчетов и представлений видом интеллектуально-эмоциональной мотивации являются мотивационные процессы, состоящие в том, что восприятия известных объектов, например, хлеба со стороны голодного, воды со стороны жаждущего, восприятия мыши со стороны кошки, кошки со стороны мыши, вызывают в психике воспринимающего индивида те или иные аппетитивные или вообще аттрактивные или репульсивные эмоции по адресу этих объектов, и эти эмоции вызывают без всяких целевых соображений телодвижения, направленные на схватывание, добывание объекта, приближение к нему и т. д. (в случае аттрактивных эмоций), или удаление, отстранение объекта от себя (например, надоедающего насекомого, попавшего в рот отвратительного вещества) или себя от объекта (например, бегство от возбуждающего страх животного).

Драматические сцены преследования одних животных другими, например, зайца, оленя со стороны хищных животных, представляют одновременную иллюстрацию и аппульсивной и репульсивной мотивации этого рода. Мчащееся впереди животное приводится в движение сильной репульсивной эмоцией (страхом), мчащееся сзади — сильной аппульсивной эмоцией (охотничьим моторным возбуждением)*. Этот вид мотивации мы назовем объектной, или предметной, мотивацией.

Можно с уверенностью утверждать, что предметная мотивация представляет наиболее обыденный и распространенный вид мотивации в человеческой и тем более в животной жизни; питание, в том числе телодвижения еды, питья, охоты, и иные действия, направленные на овладение объектами питания, половая жизнь, телодвижения спасения от грозных врагов и иных вредных и опасных воздействий и проч. — зиждутся в животном царстве именно на предметной мотивации. Традиционное конструирование соответственных явлений как действий ради известной цели представляется нам наивным антропоморфизмом, некритическим приписыванием животным, едва ли вообще способным к целевым расчетам (предполагающим знание законов причинной связи), своих собственных тонких и сложных интеллектуальных процессов. Но и в области человеческой жизни, и притом в жизни достигших высокой интеллектуальной культуры взрослых людей (в отличие от дикарей, детей и т. д.), целевая мотивация по сравнению с предметной представляется нам редким исключением. Если произвести научный психологический диагноз мотивации, лежащей в основании тысяч совершаемых нами ежедневно телодвижений, начиная с движений утреннего одевания, умывания, завтрака, курения и т. д. и кончая телодвижениями приготовления ко сну, то окажется, что сотням случаев предметной мотивации соответствуют единичные случаи целевой".

Ср^ Введение, § 14.

По поводу того соображения практического характера, что делать чтолибо не для достижения определенной цели, а просто, без всякой мысли о цели, представляло бы нечто нерезонное, нелепое, соображения, заставляющего (на почве методологического промаха смешения практической и теоретической точек зрения) верить в объективное несуществование действий без цели, небезынтересно отметить, что «природа» поступила бы в высшей степени нецелесообразно с точки зрения охраны и развития жизни, если бы она устроила мотивацию движений живых существ так, что без целевых расчетов невозможно было бы никакое действие: это было бы громадной растратой жизненной энергии и времени, особенно зловредной для существ в тех случаях, когда для спасения Наконец, в качестве еще одного вида интеллектуально-эмоциональной мотивации, играющего существенную роль в некоторых областях человеческого поведения, в том числе в области нравственных и правовых поступков, следует упомянуть такие мотивационные процессы, в которых роль познавательных процессов, возбуждающих эмоциональные процессы, побуждающие к разным положительным и отрицательным действиям (воздержаниям), играют самые образы поступков, представления подлежащих действий — назовем их для краткости акционными представлениями.

Если честному человеку' предлагают совершить, например, за деньги или иные выгоды, обман, лжесвидетельство, клевету, отравление кого-либо или т. п., то само представление таких «гадких», «злых» поступков вызывает репульсивные эмоции, отвергающие эти действия, и притом достаточно сильные репульсии, чтобы не допустить возникновения аттрактивных эмоций по адресу обещаемых выгод и соответственной целевой мотивации или подавить такие мотивы в случае их появления.

Другие акционные представления, например, представления поступков, называемых хорошими, симпатичными, вызывают, напротив, аттрактивные эмоции по адресу этих поступков (потомуто они и называются хорошими, симпатичными, равно как эпитеты «злой», «гадкий» по адресу некоторых других поступков означают наличность и действие репульсии по их адресу, ср. ниже), и получается таким образом побуждение в пользу соответственных действий.

Такую мотивацию, в которой действуют акционные представления, возбуждающие аппульсивные или репульсивные эмоции в пользу или против соответствующего поведения, мы назовем акционной или самодовлеющей мотивацией (самодовлеющей в том смысле, что здесь не нужно никаких посторонних, целевых и других познавательных процессов, а достаточно представления самого поведения, чтобы нашлись импульсы в пользу или против него).

жизни и удачного осуществления иных биологических функций требуется моментальная реакция, вообще быстрое приспособление к обстоятельствам. Сложный психический процесс целевой мотивации требует соответственно большой затраты времени, и занятие целевыми расчетами со стороны индивида вело бы нередко к его гибели.

Существование и действие в нашей психике непосредственных сочетаний акционных представлений и отвергающих или одобряющих соответствующее поведение, репульсивных или аппульсивных эмоций проявляется, между прочим, в форме суждений, отвергающих или одобряющих соответствующее поведение не как средство для известной цели, а само по себе, например, «ложь постыдна», «не следует лгать», «следует говорить правду» и т. п. Суждения, в основе которых лежат такие сочетания акционных представлений и репульсий или аппульсий, мы называем принципиальными практическими (т. е. определяющими поведение) суждениями, или, короче, нормативными суждениями, а их содержания — принципиальными правилами поведения, принципами поведения, или нормами. Соответствующие диспозиции, диспозитивные суждения мы называем принципиальными, практическими, или нормативными убеждениями*.

Все установленные выше классы мотивационных процессов представляют сложные психические процессы, слагающиеся из чувственных и интеллектуальных процессов и эмоций. Но, с точки зрения приведенных выше основоположений эмоциональной психологии, возможны и должны существовать и более простые мотивационные процессы, состоящие исключительно в моторных раздражениях, вызывающих соответствующие акции.

Моторные раздражения, эмоции могут возникать и часто возникают под влиянием тех или иных физиологических процессов и состояний организма, без участия каких бы то ни было психических процессов: чувств, восприятий, представлений и т. д. Например, после восстановления сил организма достаточно продолжительным сном возникают моторные раздражения, побуждающие к вставанию"; в противоположных случаях при потребности организма в восстановлении сил путем сна возникают сонные моторные раздражения, заставляющие нас все более и более властно и настойчиво прислониться к чему-либо или лечь, закрыть глаза и т. д.; в случае скопления продуктов — отбросов органической жизни, требующих удаления, появляются моторные раздражения, понуждающие со все большей силой к соответствующим действиям, Ср. о природе суждений и убеждений: Введение. § 17. «См.: Введение, § 16.

и проч. и проч. Поскольку акции таких и т. п. специальных эмоций, не предполагающих для своего возникновения никаких иных психических процессов, в свою очередь способны реализоваться без участия каких бы то ни было психических процессов, мы имеем дело с такими мотивационными процессами и действиями, в которых с психологической точки зрения нет ничего, кроме моторных раздражений, в частности, не только целевых представлений или т. д., но даже ощущений (ощущения, вызываемые физиологическими процессами акции, например, закрыванием глаз, вынужденным сонной импульсией, конечно, к мотивационному процессу не относятся).

Этот вид мотивации — простейшая, чисто эмоциональная мотивация — и соответствующие движения представляют прототип мотивации и поведения в мире и в истории живых существ. Теперь существующие примитивнейшие животные, protozoa и др., и, с точки зрения дарвинистическо-эволюционной гипотезы, вероятно, и наши отдаленнейшие предки действовали и действуют исключительно на почве этой простейшей мотивации. И лишь с течением времени, когда путем приспособления и дифференциации психических способностей из примитивных смутных аттрактивных и репульсивных моторных раздражений возникли вспомогательные, односторонние способности познания, световых, слуховых, обонятельных и т. д. ощущений', а затем и способности чувствовать, наслаждаться и ст радать, сделалось возможным появление сложных интеллектуально-эмоциональных, процессов".

Действия примитивных животных, т. е. телодвижения их, вызываемые психическими факторами, следует представлять себе так, что у этих существ под влиянием разных физических и химических воздействий (например, света, соприкосновения с растворами вредных или полезных для жизни субстанций) и соответствующих физиологических процессов появляются смутные аппульсивные или репульсивные моторные раздражения, и первые вызывают вытяжение живого вещества или движение его в сторону отправления воздействия, У примитивных животных, представляющих недифференцированные комки живого вещества, нет органов познания: глаз, чтобы видеть, ушей, чтобы слышат!>, и т. д.

См.: Введение, § 15.

а вторые — сокращение и удаление от источника вредного физического или химического воздействия.

Современные психологи, ввиду традиционной классификации элементов психической жизни, не знающей именно того, что составляет главный и основной фактор психической жизни и поведения, принуждены совсем иначе конструировать психический механизм примитивных действий, в частности, действий примитивных животных. Они предполагают в основе действий примитивнейших животных и вообще примитивнейших действий наличие и познавательных процессов, и чувств, удовольствий и неудовольствий, и даже воли', отрицательной по поводу и по адресу неудовольствий, положительной по поводу и по адресу удовольствий, т. е. исходят из антропоморфических представлений сложной, богато развитой и дифференцированной психики, как они ее наблюдают у себя и толкуют (без знания существования, природы и действий моторных раздражений в нашем смысле). Но эти теории носят в себе печать такой невероятности, такой чудовищности с научно-критической точки зрения, что их построение и верование в них может быть объяснено только, так сказать, крайней необходимостью, отсутствием иного возможного исхода ввиду основного психологического верования в познание, чувство и волю как элементы, из которых слагается всякая и вся психическая жизнь.

Сопоставляя изложенные положения о мотивах поведения с господствующим в современной науке учением, следует отметить:

1. Господствующее учение сводит все действия, все поведение к единому шаблону мотивации. С точки зрения изложенной выше эмоциональной теории мотивов поведения такого единого шаблона нет и быть не может, а имеется великое множество и разнообразие видов и разновидностей мотивационных процессов.

Во-первых, имеется множество и разнообразие видов и разновидностей импульсов поведения в виде соответствующего множества и разнообразия эмоций, импульсий, специальных эмоций с их особыми, в эволюционном процессе выработанными и фикси;

Ср., например, Wundt, Grundriss der Psychologie, 5-te Aufl., 1902, S. 202 и сл. S. 335 и сл.; Jodi, Lehrb. d. Psychologie, 2-te Aufl. В. II, 1903, S. 157 и др.; cp.: Введение, с. 196 и сл.

рованными акциями, и бланкетных эмоций с меняющимися в различных случаях в зависимости от связанных с ними представлений поведения акциями.

Во-вторых, множество и разнообразие типов мотивации увеличивается участием других психических факторов в качестве возбудителей эмоций, так что на этой почве получаются независимо от разнообразия эмоций различные виды и разновидности мотивационных процессов (простейшая, чисто эмоциональная мотивация, и разные виды и разновидности сложных чувственно-эмоциональных и познавательно-эмоциональных комбинаций, разные виды целевой мотивации, объектная мотивация и т. д.).

При этом, в отличие от господствующего учения, конструирующего свой единый шаблон мотивации в виде исторически неизменного, вечно однообразного шаблона, приложимого одинаково и к примитивнейшим животным, недифференцированным комкам живой материи, и к человеку с его богато развитой психикой, изложенная теория исходит из исторической, эволюционной точки зрения, из постепенного развития, осложнения и обогащения новыми комбинациями, новыми видами и разновидностями, мотивации поведения живых существ сообразно стадиям развития их физической и психической организации*.

2. Тот единый шаблон мотивации, к которому господствующее учение сводит все поведение, есть шаблон гедонизма и эгоизма. Как видно из предыдущего изложения, и эмоциональная теория мотивации не отрицает существования таких мотивационвых процессов, которые можно охарактеризовать как гедонистические и эгоистические (хотя и в относящихся сюда случаях, как и в других, мотивация поведения имеет с точки зрения эмоциональной теории принципиально иную психологическую природу, чем та, которую предполагает традиционное учение). Но при этом дело идет не об общем законе поведения, а лишь об особых разновидностях мотивационных процессов среди многих других видов и разновидностей, ничего общего с гедонизмом и эгоизмом не имеющих.

Традиционная теория может быть охарактеризована как монистическая и антиисторическая, изложенная в тексте — как плюралистическая и эволюционная, историческая.

Несколько лучше господствующей в науке монистической теории гедонизма и эгоизма распространенное в публике дуалистическое воззрение, различающее два вида поведения: эгоистическое и альтруистическое. Но и оно в высокой степени недостаточно и неудачно. Ибо громадное большинство наших поступков не имеет ничего общего ни с эгоизмом, ни с альтруизмом.

• [1] Подробное развитие и обоснование нашего воззрения на природу голода-аппетита и опровержение существующих учений о голоде — Введение, § 13.