Этническое и социальное
С возникновением государственности резко обостряется дифференциация между людьми, находящимися у политической власти, и рядовыми гражданами. Особенно в тех случаях, когда у власти оказываются люди другого этноса. В России очень рано к власти были призваны варяги, то есть люди, принадлежащие к другому этносу — скандинавскому, не славянскому. Тем самым, конфликт заложен был уже в структуру… Читать ещё >
Этническое и социальное (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Начнем с проблем взаимодействия этнического и социального внутри этноса. Прежде всего, обратим внимание на такой факт: социальное или социальность (социальная структура, социальные отношения) изменяется быстрее, чем этничносгь. Качества этноса могут оставаться в принципе без существенных изменений на протяжении столетий и даже тысячелетий, а социальные условия жизни людей за это время радикально изменяются. Уже на этой почве возникает конфликт между этническим и социальным, традиционным и современным.
Далее, социальное — прежде всего дифференциация социальной структуры: возникновение различных сословий, классов, профессиональных групп на почве разделения труда; а этническое — это преимущественно интеграция. Значит, социальное вносит дифференциацию в этнически однородную общность людей.
Уже в первобытных племенах наблюдается разделение между «людьми верха» и «людьми земли», т. е. дуальная социальная организация. Она может получать наглядное, пространственное выражение: жилища «людей верха» и «людей земли (низа)» располагаются на обособленных территориях одной и той же деревни. При этом одни «люди низа» воспринимают жилища «людей верха» как расположенные в центре деревни, а другие — как находящиеся в отдельном, верхнем сегменте ее территории (Леви Строев). Возможно, это два разных способа изображения одного и того же трехмерного социального пространства (пирамиды) на двухмерной площади.
С возникновением государственности резко обостряется дифференциация между людьми, находящимися у политической власти, и рядовыми гражданами. Особенно в тех случаях, когда у власти оказываются люди другого этноса. В России очень рано к власти были призваны варяги, то есть люди, принадлежащие к другому этносу — скандинавскому, не славянскому. Тем самым, конфликт заложен был уже в структуру уиравлени я славянских этносов, которые расположены, но пути «из варяг в греки»: по Днепру и до Черного моря. Это противоречие было унаследовано Московским княжеством, поскольку московские князья — тоже из варяжского племени. Это первый аспект противоречий. Впрочем, в дальнейшем произошло изменение: воцарились Романовы, происходившие из славян. Но противопоставление царей и подданных осталось.
Второе, не менее важное и глубокое противоречие — это разделение на имущих и неимущих. С одной стороны, сословие помещиков, владеющих землей, а с другой — сословие крепостных, закрепленных за помещиками на их земле. Те и другие — русские, но они занимают совершенно разное положение в иерархии собственности и власти. Это — социальное противоречие внутри этноса. Его следствием стало возникновение в одном этносе двух субкультур: дворянской и крестьянской, народной. Потом на их пересечении возникла третья субкультура — разночинцев.
С другой стороны, характеристики этнической общности оказывают обратное влияние на социальные отношения. Особенно в условиях внешней опасности. Скажем, монгольское нашествие, первая Отечественная война против Наполеона, вторая Отечественная война против фашизма способствовали интеграции русского этноса как культурно-психологической общности. Это относится и к другим этносам, будь то Германия, Франция, Китай… В конечном счете, функция защиты и безопасности, жизнеобеспечивающая функция этноса в критические моменты возвышается как базовая, становится главным средством самого существования этноса.
Еще сложнее социальные аспекты межэтнических отношений. Здесь появляется проблема этнических неравенств, которая выражается в существовании этнического большинства и этнического меньшинства. Как правило, этническое меньшинство подвергается той или иной дискриминации. Это выражается в существовании этнических предрассудков: мол, наш этнос не только больше, но у него лучше и цвет кожи, и язык, и культура; поэтому он уже как бы предопределен к тому, чтобы доминировать над этническим меньшинством. Таковы предрассудки этнического большинства.
Существуют и предрассудки этнического меньшинства. Нас мало, но это не значит, что мы плохие или хуже. На самом деле мы лучше: нас мало, но мы умнее, хитрее, сплоченнее — вот, что у меньшинства появляется как средство повышения внутренней интеграции. Оно позволяет меньшинству теснее взаимодействовать, помогать, выручать друг друга, потому что иначе не выжить. В целях интеграции меньшинство активно отстаивает свой язык, культуру, потому что если оно утратит язык, а с ним и культуру, то утратит и свою этническую идентичность. Поэтому сохранение языка выступает для меньшинства обязательным условием выживания как этноса. А по максимуму — стремление к обретению государственного суверенитета, полной независимости от этнического большинства.
Так закладываются глубокие социальные и политические противоречия, если на одной территории проживают два и более этносов, один из которых численно превосходит другие. Очень редко встречается их равенство. Пожалуй, классический пример равенства различных этносов на одной территории являет Швейцария. Здесь живут немцы, итальянцы, французы;
три их языка равнозначны — как государственные и как бытовые, то есть почти каждый коренной житель Швейцарии владеет тремя языками одновременно, а многие знают еще и древний швейцарский. Это страна четырех языков при полном паритете культур, связанных с этими языками, и при почти полном отсутствии этнических предрассудков. Если к этому добавить, что она уже многие сотни лет придерживается военного нейтралитета и предпочитает заниматься международными банковскими, финансовыми делами, то все это объясняет благополучие данной страны. Вспомним, что это горная страна, а в горных территориях обычно развиты межнациональная рознь, недоверие, предрассудки.
Таков реальный образец жизни без этнических предрассудков. Но остальные 99% этносов нашей планеты пока крайне далеки от этого. Отношения между ними характеризует наличие множества дискриминаций, которые проникают и внутрь семей со смешанными этническими браками. Все нормально в семье, если в окружении, т. е. в среде этой семьи, существуют нормальные межнациональные отношения. Но когда возникает рознь, тем более война между этносами, проживающими на одной территории, то, конечно, смешанным семьям становится очень тяжело, многие из них распадаются.
Поэтому возникает очень важная проблема научного изучения социальной дистанции в межнациональных отношениях, а также культурной дистанции. Как раз этой проблеме посвящена книга российских этносоциологов («Социальная и культурная дистанции»). Она содержит результаты исследований в десятке многонациональных регионов. Например, в Татарстане, где татар и русских примерно поровну, но в сельских районах больше татар, а в городах — больше русских. И какая же существует между ними дистанция и по каким вопросам? Получается интересная картина: татары, этнически дистанцируясь от русских, концентрируют внимание на языке и культуре, а русские дистанцируются от татар по социально-экономическим проблемам, то есть русских волнует возможность занять такую же, как татары, должность — предпринимателя, менеджера, члена парламента, правительства. Эти дистанции в последнее десятилетие значительно раздвинулись.
Социально-этнические противоречия обострились в условиях политического и экономического кризиса России. Ослабление государства привело к значительному усилению этнической консолидации этносов, особенно этнических меньшинств. Возросла ценность принадлежности к своему этносу как к чему-то устойчивому в нестабильном социально-политическом мире. Произошла архаизация индивидуального и общественного сознания. В качестве поведенчески значимых всплыли довольно древние пласты ценностей и норм. Эти древние пласты стали диктовать индивидам нормы поведения, требования суверенизации вплоть до государственного отделения от России. Это мы наблюдаем наиболее наглядно на примере Чечни. Тем самым исторически решенные проблемы возникают вновь.
Наиболее острый характер социально-этнические отношения приобретают, когда дело касается отношений между этносами, принадлежащими различным расам. Расовые конфликты возникли вследствие глобальных расовых миграций, начавшихся в XVI в. и нарастающих в наше время. Они включают два встречных потока: а) из Европы — в обе Америки, Африку и Австралию за 350 лет эмигрировали более 70 млн белых, ныне там живут более 220 млн их потомков; б) из Африки — в обе Америки за тот же период были перевезены более 10 млн человек: первый поток был в основном добровольным, второй — принудительной продажей в рабство; в Бразилии оказались 3,6 млн рабов, в США — 350 тыс. Здесь расовые различия становились социально-классовыми противоположностями.
Какие же варианты решения межэтнических проблем, включая межрасовые, существуют в современном мире? Вместе с автором одного из учебников по социологии отметим три варианта или три модели их решения (Гиддеис).
Первая модель делает акцент на ассимиляции: этническое большинство ассимилирует внутрь себя меньшинство, последнее утрачивает свои этнические качества. Это был основной путь формирования британской нации, начиная со Средних веков и в Новое время. Он стал основным путем формирования большинства европейских наций и не только их. Но в наше время, когда утверждаются демократические права человека и народов, этот путь мало перспективен и чреват очень острыми конфликтами, в том числе военными.
Вторая модель — модель плавильного тигля: в нем разные этносы перемешиваются, никто никого не ассимилирует, а возникает новая нация. Классический пример — Бразилия, где черные невольники имели больше возможностей сохранять свою культуру и становиться свободными. Здесь не наблюдались массовые волнения на почве межрасовых отношений, хотя рабство было отменено лишь в 1888 г. Другой, менее удачный пример плавильного тигля — США, где положение негров-рабов было особенно тяжелым и конец рабству был положен только в результате Гражданской войны между северными и южными штатами (рабство было сосредоточено именно на Юге), в 1863 г. Но межрасовые конфликты продолжались, особенно активными были действия белых расистов, объединяемых организацией под названием Ку-Клукс-Клан. Вплоть до Второй мировой войны сохранялась сегрегация в вооруженных силах США. Даже в 1960 г. смешанные школы на Юге посещали не более 1% чернокожих школьников. С 60-х гг. XX в. в США развернулось интенсивное движение негров за равноправие, поддержанное белыми демократами. Концепция плавильного тигля перестала работать.
В XX в. в Бразилии, Европе, США и в других странах стала утверждаться третья модель — культурного плюрализма: признание равенства, паритетности за субкультурами всех этносов данного общества. Но на практике реализация этой модели сопряжена с острыми противоречиями. Изучая детскую преступность в Чикаго, Ф. Трашер заключил:
«Мир банд и законопослушное американское общество разделены барьером непонимания; социальная слепота и отсутствие сочувствия не позволяют этим мирам проникнуть в жизнь друг друга. Эта изолированность отрицательно сказывается на социальном мироощущении подростков, вовлеченных в банды; такому подростку не хватает контактов, которые бы позволили ему подготовиться к жизни в условиях нормального социального порядка. Большей частью эта изолированность возникает благодаря тому, что в Чикаго подросток обычно живет в колонии иммигрантов, которая сама образует своего рода отдельный социальный мир. Американское общество не поощряет участие иммигрантов в жизни [настоящих] американцев. Контакты ребенка из семьи иммигрантов с американцами носят обычно поверхностный и лишенный сердечной теплоты характер и ограничиваются лишь официальным общением со школьными учителями, работодателями или полицией. Помимо этого и само иммигрантское сообщество часто сопротивляется американизации, чтобы повысить значимость национальных ценностей, которые подавлялись за границей. Тем самым дети иностранцев лишаются контактов с тем лучшим, что есть в американском обществе, и, при отсутствии контроля со стороны родителей, становятся американизированными лишь в плане усвоения наших пороков» (Трашер).
Преодоление культурной автаркии, ее трансформация в культурный плюрализм, основанный на взаимной толерантности этносов, требуют гибкой, эволюционирующей межэтнической политики государства на федеральном и региональном уровнях. Отсутствие такой политики ведет к обострению напряженностей и массовым конфликтам, как это мы видим в еще недавно благополучной Западной Европе.
России тоже далеко до торжества культурного плюрализма, хотя в нашей стране сложились исторические его предпосылки. Пережив множество острейших социальных противоречий, выливавшихся в народные бунты и революции, Россия счастливо миновала межрасовые конфликты. В этом проявляется ее евразийское положение — не только геополитическое, но и социокультурное, сформировавшее толерантное отношение русских к другим этносам и расам, их религиям и обычаям. Хотя, как отмечено, существуют многие взаимные предрассудки и напряжения между этническим большинством и меньшинствами.
Заканчивая главу об этносе, следует еще раз подчеркнуть отмеченную в начале раздела тесную взаимосвязь рассматриваемых общностей друг с другом. Этнос, религия, семья, поселение — интегрированы не только каждая внутри себя, но также и друг с другом. Человек, эволюционировавший из первобытного общества в скотоводческо-аграрную цивилизацию, оказался в плотной среде непосредственных социокультурных взаимодействий, которые осуществлялись на основе семейных, территориально-поселенческих, религиозных, этнических ценностей и норм, правил и образцов. Этот локальный мир малого общества защищал человека со всех четырех сторон: помогал его жизнеобеспечению; интегрировал в надежную культурную общность; благодаря возникавшей социальной дифференциации предоставлял зазоры инициативе, подчас рождавшей крупные изобретения; не позволял заблудиться, воздействуя на своих членов системой простых ориентиров и жестких запретов.
Без такой защиты наши предки не смогли бы выжить в суровом мире, полном хищных животных и еще более опасных существ — таких же, как он, людей, но принадлежавших чужим племенам-этносам и потому стремившихся ограбить и убить его. Обычно на долю человека той эпохи выпадали 20—25 лет жизни. Значит, за первые 10—12 лет он должен был подготовиться к взрослой жизни, а за последующие 10—12 лет он, помимо ежедневных забот о пропитании и защите от врагов, должен был успеть соорудить жилище (и не один раз), создать семью, родить потомство, получить какие-то радости жизни… А кое-кому еще случалось что-то изобрести: то новую татуировку или украшение, то колесо или плуг, то гончарный круг или выплавку и обработку бронзы. Каждое изобретение постепенно распространялось среди соседних, а то и дальних племен и этносов, становилось достоянием повседневной культуры людей на века и тысячелетия.
Медленно двигалась история малых этносов и их простых, высоко интегрированных, но низкодифференцированных малых обществ. Все же эта история постепенно приблизилась к новой эпохе: эпохе быстрого роста населения, времени больших сообществ — цивилизаций, которые создали исторические предпосылки для высокодифференцированных обществ, интегрировавших в себя малые общества.