Философское постижение страдания
Сью приводит пять примеров жесточайших способов причинения страдания в истории человечества: 1) в XII в. до н. э. жена китайского императора заставляла заключенных ходить по горящим угольям, смазанным жиром и смеялась, когда некоторые из них, поскользнувшись, падали на пылающее ложе; 2) во II в. до н. э. ассирийский закон гласил, что некоторых преступников можно наказывать путем принесения… Читать ещё >
Философское постижение страдания (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Причинение страданий оказывается одним из наиболее распространенных (а часто и решающих) средств для достижения личных и общественных целей и благ. Оно приносило и все еще приносит людям власть, славу, удачу и даже… почет. Многие люди, чтобы реализовать собственные замыслы предумышленно придумывают способы, которые позволяют вызвать страх, беспокойство и боль.
Боль является одним из механизмов природного регулирования жизни. Предкам человека не потребовалось много времени, чтобы осознать, что они могут заставлять других исполнять свои приказания с помощью подобного механизма. Способность прачеловека причинять боль другим берет начало, таким образом, в первобытном бытии. Его учителем была сама природа. Но человек оказался способным учеником.
Разнообразие видов боли по мере преобразования организмов низшего типа переходило в более развитые и сложные формы. Каждой новой ткани и органу соответствовали новые ощущения. Когда же появился разум, умственные страдания добавились к страданиям тела и усложнили их. Отчуждение, тревога, беспокойство, унижение, печаль, депрессия, страх, паника и т. п. стали такими же болезненными, как телесная физическая боль.
Многие люди готовы скорее подвергнуться физическому страданию, нежели позору.
Оказавшись на вершине эволюции, человек стал самым уязвимым среди организмов, когда ему приходится страдать, и самым изобретательным, когда он в состоянии причинить страдания другим. Потребовалось десять миллионов лет, чтобы человеческая способность причинять боль и страдания достигла современного состояния.
По мнению американского ученого Р. Дж. Сью, после десяти миллионов лет генетической и культурной эволюции все основные факторы, необходимые для установления страдания как способа устрашения, были, наконец, интегрированы в социальное поведение. Сью называет их: 1) причинение страданий как решающего средства приобретения и господства (10 млн лет до н. э.); 2) появление рук (примерно 3 млн лет до н. э.) и последующее эволюционное развитие; 3) возникновение способности создавать виртуальное присутствие и реагировать на него (около 600 тыс. лет до н. э.); накопленные изобретения и усовершенствование оружия для нанесения физических повреждений (примерно 65 тыс. лет до н. э.); объединение индивидов в организованные сообщества (около 9 тыс. лет до н. э.). Начиная с девятого тысячелетия до стремительно развивалось каждое из этих «умений». Причинение страдания возросло по частоте, интенсивности и размерам. Человеческая история оказалась летописью наказаний всевозможных видов, что свидетельствует, по мнению автора, о скрытой генетической склонности к причинению страдания, свойственной человеческому роду.
Сью приводит пять примеров жесточайших способов причинения страдания в истории человечества: 1) в XII в. до н. э. жена китайского императора заставляла заключенных ходить по горящим угольям, смазанным жиром и смеялась, когда некоторые из них, поскользнувшись, падали на пылающее ложе; 2) во II в. до н. э. ассирийский закон гласил, что некоторых преступников можно наказывать путем принесения их детей в жертву богам; 3) в I в. до н. э. нищие на улицах Рима просили милостыню у патрициев, выставляя напоказ своих детей, специально для этой цели искалеченных; 4) в XIV в. инквизиторы при;
вязали одного из вождей еретиков к телеге и по мере того, как лошади тащили несчастного через весь город, палачи вырывали у него куски тела раскаленными щипцами; 5) в XIX в. британские поселенцы острова Тасмания (южнее Австралии) травили туземцев собаками и устраивали псовую охоту на них. Делалось это ради спортивного интереса. Трупы подстреленных затем разрезались на куски и скармливались собакам.
Человечество легко впадает в дикость. Это можно проиллюстрировать жестокостями нацистов по уничтожению населения Европы, фактами современного террора.
По мнению А. Шопенгауэра, стремление всегда возникает из какого-либо недостатка, из недовольства своим положением, следовательно, представляет собой, пока стремление не удовлетворено, страдание; но удовлетворение никогда не бывает длительным, оно всегда — только начало нового стремления. Мы видим как стремление постоянно наталкивает на препятствия, постоянно в борьбе; следовательно, как и страдание: нет последней цели стремления, нет, следовательно, и меры и цели страдания.
«Жизнь предстает как беспрерывный обман в малом и великом. Если она что-либо обещает, — пишет Шопенгауэр, — она не держит своих обещаний, разве что для того, чтобы показать, насколько недостойно желания быть желаемое; так нас обманывает то надежда, то предмет нашей надежды. Если жизнь чтолибо дала, то лишь для того, чтобы отнять. Очарование дали рисует нам райские красоты: они исчезают, как оптический обман, как только мы поддаемся соблазну увидеть их. Счастье всегда находится в будущем или в прошлом, а настоящее подобно маленькому темному облаку, которое ветер гонит над освещенной солнцем местностью: перед ним и за ним все светло; лишь оно само постоянно отбрасывает тень. Поэтому настоящее никогда не дает удовлетворения, будущее же неопределенно, а прошлое неотвратимо»1.
Феномен страдания широко осмысливается и в русской религиозной философии. «Страданием в смысле объективном или логическом называется определение чего-либо другим, — писал В. С. Соловьев, — для него внешним; этому со стороны субъективной или психической соответствует вообще неприятное или болезненное ощущение какого бы то ни было рода»[1].
В.С. Соловьев критиковал точку зрения А. Шопенгауэра, который свел к состраданию всю нравственность. Излагая позицию Э. Гартмана, который полагал, что всякое действительное бытие по существу своему есть страдание и бедствие, В. С. Соловьев подчеркивал: «Итак, в этой системе страдание и отчаяние отдельной особи снимаются в страдании и отчаянии всего сущего, частное, единичное самоубийство заменяется самоубийством всеобщим, коллективным»[2].
Как показал Н. А. Бердяев, отношение христианства к страданию двойственно и парадоксально. Только оно принимает страдание и имеет до конца мужественное отношение к страданию. Христианство учит не бояться страдания, ибо страдали и сам Бог, и Сын Божий. Все остальные учения, считал Н. А. Бердяев, боятся страдания и бегут от него.
Стоицизм и буддизм — высокие типы нехристианских нравственных учений — боятся страдания и учат, как избежать его, как стать к нему нечувствительным и достичь бесстрастия. По отношению к стоицизму русский философ не совсем точен. Стоики не отвергали страдания. Они предлагали идти навстречу опыту жизни, полной горьких переживаний. Вот что пишет, например, римский философ Сенека: «Действительно, каким образом человек, захваченный страстью к удовольствиям, устоит против тяжелого испытания, опасности, нищеты, против столь грозных бедствий, обуревающих человеческую жизнь? Разве у него хватит сил перенести вид страдания и смерти? Разве его не приведут в смятение громовые удары и такое множество лютых врагов, когда он побежден столь захудалым противником? Он будет делать все, что ему внушит страсть к удовольствиям»[3].
Стоицизм — это учение о самоспасении от страдания и о достижении покоя. Стоическая этика свидетельствует о высоком нравственном усилии человека, но в конце концов эта этика пессимистическая, потерявшая смысл жизни, этика страха перед страданиями жизни и смерти. Нужно потерять чувствительность к страданию, стать равнодушным — вот единственный выход. Стоицизм внешне исповедует оптимистическую философию, он верит в мировой разум и хочет согласовать человека с ним для избежания страданий, верит как будто в благостность порядка природы.
В этом отношении Н. А. Бердяев считал замечательной книгу Марка Аврелия «Наедине с собой»[4] — один из самых волнующих человеческих документов, изобличающих внутреннюю природу стоицизма. Стоический оптимизм — искусственный. Но и буддизм, и стоицизм интересны тем, что они поняли, что жизнь есть страдание, буддизм — прямо, стоицизм — косвенно. Вопрос о смысле страдания есть основной вопрос этики.
Буддизм признает сострадание, ибо оно может быть способом избавления от муки бытия; любовь же утверждает бытие и, следовательно, муку, любовь умножает скорбь и страдания. Для буддизма, считал Н. А. Бердяев, существует, по сути дела, только физическое, а не нравственное зло. Так и должно быть при отрицании свободы. Зло есть боль, страдание. Всякое бытие есть зло и страдание.
Страдание есть основная тема христианства. Оно есть глубочайшая сущность бытия, основной закон всякой жизни. Христианство имеет мужество принять боль и страдание. Буддизм этого мужества не имеет и потому отказывается от бытия, бежит в небытие. Буддизм не знает, как жизнь может быть невыносимой при принятии страдания, не знает тайны Креста. Буддизм есть по-своему великое учение о спасении от мук и страдания без Спасителя. Это есть спасение через знание той истины, что бытие есть страдание. И Конфуций, и Будда, и все мудрецы мира искали покоя для человека, свободы от страданий и муки.