Исторический контекст и предпосылки модели

Для понимания предпосылок и устройства модели полезно в самых общих чертах представлять себе особенности политического устройства и состояния экономики европейских стран в XVIII—XIX вв. Во-первых, следует отметить отличительную черту политического устройства — отсутствие всеобщего избирательного права. Даже в тех странах, где избирался парламент, существовали различные цензы (прежде всего имущественный), которые исключали значительную часть рабочего населения из процесса голосования, а следовательно, низшие слои общества не могли влиять на принятие решений. Это означает, что, например, рост безработицы вследствие экономического кризиса не являлся важным вопросом повестки дня. Концепция государства всеобщего благосостояния еще не была сформирована, а следовательно, государственные пенсии, пособия по безработице и прочие виды социальных выплат отсутствовали. Фактически фискальная политика сводилась к поддержанию баланса государственной казны с периодическими повышениями или введением новых налогов при необходимости финансирования дополнительных государственных расходов — например, военных. Денежно-кредитная политика в значительной степени сводилась к поддержанию обменного курса национальной валюты по отношению к золоту (особенно в период золотого стандарта, который условно датируется 1870—1914 гг.). Безусловно, в этот период происходило регулирование и упорядочение деятельности банков, однако меры денежно-кредитной политики были направлены в первую очередь на стабильность обменного курса, нежели на управление процессом кредитования. Подчеркнем, что такое описание является крайне упрощенным, однако позволяет выделить те черты, которые отличают экономические условия того времени от привычных нам реалий.

Исторический экскурс Следует подчеркнуть, что описание экономики XIX в. как системы совершенно конкурентных рынков имеет крайне мало общего с действительностью. Лучше всего экономику можно описать как состоящую из как минимум двух всегда присутствующих слоев: крупных предприятий (цехов эпохи Средневековья, мануфактур XVIII в., промышленных трестов конца XIX — начала XX в.) и мелких предприятий, обслуживающих крупные предприятия и население товарами и услугами. Это устройство подчеркивается многими историками экономики. Фернан Бродель, признанный авторитет в области истории развития капитализма в Европе, писал: «Великий капиталистический подъем прошлого [XIX] столетия описывался, вне сомнения, … как капитализм в высшей степени здоровой конкуренции. В XIX в., после эры крупных компаний, пользовавшихся государственной монополией, вроде [Ости Вест-] Индских компаний, простая свобода торговли могла показаться синонимом истинной конкуренции. С другой стороны, промышленное производство (которое, однако же, всего лишь один из секторов капитализма) зачастую зависело от мелких предприятий, и сегодня еще широко подверженных конкуренции. Отсюда и классический образ предпринимателя — слуги общественного блага, проходящий через весь XIX в., одновременно с прославлением достоинств свободной торговли и невмешательства государства в экономическую жизнь. Еще и сегодня, как в XVIII в., имеется обширный первый этаж, который, но утверждениям экономистов, представляет в индустриальных странах современного мира до 30—40% деловой активности. как мануфактуры XVIII в. беспрестанно обращались к рассеянным вокруг них ремесленным мастерским, так и крупные фирмы доверяют некоторые задачи субподрядчикам, которые поставляют готовые изделия или полуфабрикаты»^[1].

Как видим, в силу ряда причин к началу XIX в. действительно сложилось представление о преобладании конкуренции и о добродетелях свободного рынка. Колебания производства имели место, однако в первую очередь они были связаны либо с войнами (что можно рассматривать как изменение структуры спроса), либо с изменениями производства сельскохозяйственной продукции: «Затем идут колебания сельской экономики (которая, повторяю, оставалась основной сферой деятельности Англии до самых 30-х гг. XIX в.) между хорошими, средними урожаями и неурожаями…»¹ Цены же на сельскохозяйственную продукцию всегда отличались гибкостью и быстротой реакции на изменение рыночных условий^[2][3]. Таким образом, описание экономики как системы совершенно конкурентных рынков с гибкими ценами связано с тем, что участники экономических отношений сравнивали происходящие в их время изменения с состоянием экономики в предшествующие периоды человеческой истории.

Во-вторых, следует отметить, что примерно до середины XIX в., когда еще не начался процесс концентрации капитала, характерный для второй половины XIX — начала XX в., рынки характеризовались преимущественно конкурентным характером.

Экономисты описывали такое состояние экономики с использованием абстрактной модели совершенной конкуренции. Совершенная конкуренция предполагает, что экономические агенты являются совершенно рациональными и действуют таким образом, чтобы максимизировать свою полезность или прибыль. Кроме того, в этой модели предполагается, что экономические агенты формируют свои планы независимо друг от друга, ориентируясь только на рыночные цены. Более того, предполагается полнота информации — агенты имеют всю информацию, необходимую им для принятия решений. В некотором смысле это предполагает стабильность ожиданий: сформировав ожидания относительно будущих цен или иных экономических переменных, агенты не имеют оснований пересматривать свои прогнозы, так как полнота информации означает, что они не могут узнать ничего существенного для принятия решений.

Координация планов экономических агентов осуществляется через естественный механизм ценообразования: если на рынке некоторого продукта или фактора спрос превышает предложение, то цена на этот продукт или фактор растет, если предложение превышает спрос, то цена падает. Под состоянием равновесия на рынке понимается такое состояние, при котором спрос совпадает с предложением. В случае, когда в экономике достигается состояние равновесия на всех рынках, говорят о состоянии общего экономического равновесия. Оно рассматривается как оптимальное состояние для общества в целом. При этом предполагается, что все цены являются достаточно гибкими, и поэтому экономика из любого начального состояния довольно быстро перейдет в состояние общего экономического равновесия, отклонения от которого возможны, но могут носить только кратковременный характер.

В-третьих, экономика XVIII—XIX вв. — это экономика производителя. Существует значительный ненасыщенный спрос на промышленные товары. Растущие города требуют больше и больше сельскохозяйственной продукции. Все это сводится к тому, что называют законом Сэя: предложение порождает спрос. Самое простое пояснение закона Сэя состоит в том, что увеличение выпуска означает рост доходов, которые, в свою очередь, будут потрачены, т. е. увеличат спрос. Следует отметить, что сам Сэй сформулировал следующее утверждение: «Как только товар создается, так он, с этого самого мгновения, создает рынок для других товаров в полном размере своей стоимости… простое условие создания продукта немедленно открывает канал для [спроса] других товаров»¹. Заметим, что в современной экономической науке принято выделять две версии закона Сэя. Первая (слабая) предполагает, что производство одного товара необходимо создает эквивалентный по стоимости спрос на выпуск в экономике в целом. Вторая версия закона Сэя (сильная) утверждает, что в экономике с совершенно конкурентными рынками будет наблюдаться автоматическое стремление к установлению полной занятости на рынке труда^[4][5]. Для формулировки простейшей неоклассической модели достаточно слабой формы закона Сэя.

И наконец, в экономической мысли доминировало представление о деньгах как о механизме, призванном облегчить экономический обмен товарами, однако не оказывающем влияния на решения о производстве. Мы уже упоминали метафору «денежной вуали» в гл. 4, описывавшей ситуацию, когда деньги предполагаются нейтральными — изменение их количества не оказывает влияния на реальные переменные. Это естественным образом сочеталось с предпосылками и выводами количественной теории денег, рассмотренной в гл. 6. Отметим, что экономические условия в целом соответствовали предпосылкам количественной теории денег — выпуск был достаточно стабилен во времени, скорость обращения денег и коэффициент депонирования также были стабильными.

Принимая во внимание экономическую и политическую реальность, сопутствовавшую формированию взглядов, которые легли в основу простейшей неоклассической модели, несложно предвосхитить основной вывод этой модели. Экономический порядок должен быть таким, чтобы гарантировать экономическую свободу, а вмешательство государства в экономическую жизнь нужно свести до минимума. Это та самая доктрина laissez-faire, о которой мы упоминали в гл. 1.

Итак, основные предпосылки простейшей неоклассической модели заключаются в следующем:

• — совершенно конкурентные рынки (что подразумевает очищение рынка, т. е. отсутствие избыточного спроса, а также гибкие цены, изменяющиеся, чтобы обеспечить рыночное равновесие);
• — действие закона Сэя: предложение порождает спрос (факт выпуска продукции обеспечивает спрос);
• — деньги являются нейтральными, выполняются предпосылки количественной теории денег.

• [1] Бродель Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV—XVIII вв. Т. 3. М.: Прогресс, 1992. С. 649−652.
• [2] Бродель Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV—XVIII вв. Т. 3. С. 629.
• [3] См., например: Clark G. The price history of English agriculture // Research in EconomicHistory /eds S. Wolcott, C. Hanes. Vol. 22. Emerald Group Publishing Ltd, 2004. P. 41—123.
• [4] Цит. по: Snowdon В., Vane Н., Wynarczyk Р. A Modern Guide to Macroeconomics: AnIntroduction to Competing Schools of Thought. Cheltenham: Edward Elgar, 1994. P. 52.
• [5] Подробнее о сильной и слабой версиях закона Сэя см.: Trevithick J. A. InvoluntaryUnemployment: Macroeconomics from a Keynesian Perspective. L.: Harvester-Wheatsheaf, 1992.