Вопросы познания и интерпретации истории

Опыт XX столетия свидетельствует о том, что интерес к философскому осмыслению истории резко возрастает в кризисные периоды общественного развития, в те эпохи, когда происходят резкие общественные перемены, чреватые крутыми поворотами в судьбах больших масс людей. В такие периоды рушится привычный и устоявшийся строй жизни, утвердившиеся устои начинают подвергаться сомнению, происходит бурное историческое движение, исторические катастрофы и катаклизмы, прекращается органический лад и ритм привычной жизни. Во многих отношениях сегодняшняя Россия переживает именно такой период своей истории.

«Катастрофические моменты истории благоприятны для построения философии истории», — отмечал Н.А. Бердяев^[1]. Это, разумеется, не означает, что исторические катастрофы следует приветствовать. Напротив, следует стремиться к тому, чтобы по возможности избегать их. Однако для этого важно глубоко осмыслить причины и природу тех исторических катастроф, которые уже свершились, ход и последствия которых известны. История XX в. дала обильную пищу для философских обобщений и осмысления крутых исторических изменений. В этой связи следует обратить особое внимание на то, что философия XX в. разительно отличается во взгляде на историю от предшествующей философии. В частности, изменилось ощущение исторического: оно приобрело оттенок трагичности. Историческое все больше воспринимается теперь как символ непредсказуемости человеческой судьбы, вовлеченности в трагический круговорот событий, как вызов и духовное испытание для человека. Поставив судьбы отдельных людей в непосредственную зависимость от хода истории, XX в. необычайно обострил чувство исторического, и этот факт нашел свое отражение в философии. Нашли свое отражение в философии и проблемы исторического познания и интерпретации истории. Философия стремилась разрешить проблемы, связанные с особыми трудностями познания истории, обратить внимание на методы, способные помочь историку и всякому, кто всерьез занят изучением истории, максимально приблизиться к истинному пониманию хода исторических событий.

Прежде всего следует отметить, что признание исключительной сложности и неоднозначности истории не привело философию к признанию правомерности произвольного взгляда на историю. Из того факта, что познание истории отличается особой сложностью и что в своем отношении к истории каждый человек волен сам определять собственные предпочтения, давать собственную интерпретацию тех или иных исторических событий, отнюдь не следует, что в историческом познании неизбежно должны воцариться хаос и произвол. Установка на поиски методов, адекватных подлинному постижению истории, во многом предопределила особенности современной философии истории. В поисках таких специфических методов философы и историки XX в. опирались на достижения XIX в., хотя и не ограничивались ими, осознавая необходимость их существенного дополнения и корректировки. В рамках современной трактовки вопросов исторического познания свое место заняли достижения таких философских и общенаучных направлений, как «философия жизни», неокантианство, герменевтика, экзистенциализм, феноменология, структурализм и ряд других. Важно иметь в виду, что в большинстве случаев методы, разрабатываемые различными авторами, не противостоят один другому, а скорее дополняют друг друга, раскрывая различные стороны сложного и многообразного процесса истории.

Специфика современного понимания особенностей исторического познания может быть сформулирована как отчетливое осознание субъектности познания истории. Как и современная наука вообще, историческое познание явственно обнаружило, что прием мысленного вынесения субъекта, т. е. того, кто осуществляет познание, за скобки объекта, т. е. того, на что направлено познание, далеко не всегда осуществим в исследовательской практике познания общественной истории. Более того, само стремление историка мысленно отстраниться от изучаемого предмета в ряде случаев не столько приносит пользу, сколько наносит ущерб решению задачи постижения истории. Полностью отстраниться от того, о чем ученому предстоит рассказать читателям, от исторических событий и деяний, являющихся предметом изучения, не удастся. Не удастся отстраниться и от того влияния, которое окажет произведение историка-исследователя на текущую историю, на современность. Это отнюдь не значит, разумеется, что историк должен изменить установке на объективность и беспристрастность, являющейся нормой для всякого научного исследования, как и для всякого здравого суждения вообще. Невозможность полного отстранения от того, что историческое исследование само становится фактом истории и, следовательно, так или иначе способно оказать воздействие на ее ход, означает, что ученый не в состоянии и не должен уклониться от ответственности за свое произведение, за то, какое влияние оно окажет на людей и, в конечном итоге, на выбор исторического пути и ход общественного развития. Субъектность исторического познания означает, что ситуация при познании истории принципиально та же, что и в постклассической современной науке, о чем речь шла ранее. Субъектность познания свидетельствует, в частности, об ответственности познающего.

Также как в постклассическом естествознании, признание субъектности познания отнюдь не равнозначно отказу от установки на поиск истины. Такое признание есть осознание особых сложностей, стоящих на пути решения исследовательских задач, а также того, что прием мысленного устранения субъекта из объекта изучения, осуществленный по принципу «как если бы…», имеет свои пределы. В этом отношении историческое познание демонстрирует те же особенности и тенденции, что и в целом вся постклассическая наука современности. Вместе с тем историческое познание имеет и свои специфические черты, существенно отличающие его от естественнонаучного. Одна из них связана с тем, что предметом исторического познания в той или иной форме является человек.

• [1] Бердяев Н. А. Смысл истории. М., 1990. С. 6.