СОРОКИН Питирим Александрович (1889—1968)

Американский русского происхождения ученый-социолог с мировым именем. Юрист по образованию, ученик М. М. Ковалевского и Л. И. Петражицкого. Его науч;

ное и публицистическое наследие огромно, по приблизительным подсчетам насчитывает более 60 томов. В своем первом исследовании «Преступление и кара, подвиг и награда: социологический этюд об основных формах общественного поведения и морали» (1914) он анализирует истоки преступности. В 1919 г. в Ярославле был издан его «Элементарный учебник общей теории права в связи с историей государства». Работая заведующим кафедрой социологии Петроградского университета, он написал книги «Система социологии» (1920) и «Современное состояние России» (1922). Но основные его научные достижения связаны с американским периодом службы в университетах Миннесоты и Гарварда. Касаются они проблем социальной мобильности и социокультурной динамики. Книга «Социальная и культурная мобильность: исследование изменений в больших системах искусства, истины, этики, права и общественных отношений» (1927) стала классикой научной мысли. Следующая его крупная многотомная работа «Социальная и культурная динамика» (1930—1937) принесла автору мировую известность.

В ней П. Сорокин анализирует социальную стратификацию, политические процессы, горизонтальную и вертикальную социальную мобильность, межнациональные отношения, механизмы выборности, особенности формирования правящего класса, кризисных проявлений и революционных преобразований. Базисом познания и развития он считал чувства, интеллект и интуицию. Немало внимания уделял возможности демократических реформ российского общества, вопросам легитимности и профессионализма власти, перспектив демократических преобразований.

господства эксплуататорских классов надолго прийти к власти. Но, едва победив, коммунисты тут же сосредоточили в своих руках все рычаги социального контроля и управления, объявили, что пришли всерьез, надолго и делиться властью не собираются. Практически сразу начали зарождаться тенденции дезинтеграции, политического противоборства и формирования контрэлиты. Квинтэссенцией элитообразования были такие инструменты, как критика и самокритика, партийные чистки, борьба с ревизионизмом и разного рода идеологическими уклонами, поиск внутренних врагов. Но даже на такой далекой от демократических идеалов управленческой основе стране удалось достичь значительных успехов в сфере науки и образования, индустриализации и создания современного сельского хозяйства, формирования эффективного военно-промышленного комплекса.

Прошло немного времени и стало ясно, что элита победившего пролетариата во главе с большевиками оказалась не элитой истинно демократических социально-справедливых преобразований, как это декларировалось в период завоевания власти и революционных преобразований, а элитой правления в форме диктатуры советского тоталитарного государства и партийной монополии. Это была бюрократическая элита командно-адмипистративпой системы. Ее базовые черты — чинопочитание, приверженность к мобилизационным, нередко откровенно прокурорско-силовым методам управления. И неважно, как называть такую элиту — политическим классом, социальным слоем или партократией. Суть от этого не меняется. Результат: страна в достаточно короткий срок вошла в режим сталинского тоталитаризма.

По мере преодоления сталинских традиций политического террора и репрессий ситуация несколько изменилась: в процессе продвижения к номенклатурным элитам хрущевской оттепели, брежневского застоя и горбачевской перестройки жесткость государственной диктатуры серьезно ослабла. Появилось больше свободы, инициативности, гласности, смелости и энтузиазма. Но в целом позиции бюрократической составляющей во власти и социальном управлении, но многим позициям даже усилились. Идеологический и моральный диктат, политическая демагогия оставались в неприкосновенности. С большим трудом преодолевались такие негативные проявления, как протекционизм, опора нс на профессионалов и ответственных людей, а на «нужных людей», не на официальные партийно-государственные институты, а на неформальные связи. В системе должностного продвижения доминировали не механизмы личных заслуг и достижений, а номенклатурно-бюрократическое назначенчество^[1].

Открыто признать логичность такого положения вещей, естественно, никто не мог. Тем более в условиях, когда большинство власть предержащих всячески отрицали свою элитарность, акцентировали внимание на своем «пролетарском происхождении» и приверженности идеям социальной справедливости, честной работе в интересах трудящихся.

2010. С. 50.

Такая позиция со временем обеспечила неплохие результаты, общими усилиями удалось вывести страну па передовые позиции в мире. Ежегодно в строй вводились сотни фабрик и заводов, бурно развивался нефтегазовый комплекс, прокладывались железные и автомобильные дороги. Появилась своя тракторно-автомобильная, авиационная и химическая промышленность, свое станкостроение. К концу первой пятилетки доминировавшие в сельском хозяйстве колхозы и совхозы давали 84% товарного зерна. В годы второй пятилетки рост производства и национальных доходов превысил 2,6 раза. В огромных масштабах осваивались целинные и залежные земли. За три брежневские пятилетки люди получили 1,6 млрд кв. м нового жилья — жилой фонд СССР увеличился почти вдвое. Был запущен тольяттинский завод по массовому производству легковых автомобилей. Советский Союз постепенно, но уверенно стал выходить на траекторию общества потребления^[2]. Мы до сих пор пользуемся плодами той эпохи.

Поэтому квалифицировать элиту того времени профессионально несостоятельной, «не обремененной никакими талантами» не совсем справедливо. По целеустремленности и профессионализму элита советских времен была по крайней мере значительно выше митинговых демократических лидеров перестроечной поры и многих прагматиков нынешней рыночной формации. Но она не смогла адекватно отреагировать на быстрорастущие демократические ожидания советского общества того времени, допустила немало ошибок стратегического порядка и подошла к своему пределу.

Достигнув «потолка», элита вошла в стадию застоя и буквально на глазах стала терять социальную динамику и авторитет. Система, созданная в октябре 1917 г., потеряла свой идеологический потенциал и свою политическую энергию: начался распад коммунистической идеологии, потом командно-административной системы управления, и, наконец, советского образа жизни в целом. Пирамида власти и управления рухнула. Постиндустриальное время требовало новой элиты. Не помогли ни меры по преодолению последствий культа личности, ни реформы хозяйственного механизма на принципах хозрасчета и самостоятельности, ни политика укрепления дисциплины, ни перестройка. Преимущества в макроэкономических показателях, которыми некогда обладал СССР, быстро испарялись, что способствовало краху власти Коммунистической партии Советского Союза (КПСС) и приходу на вершины власти элиты демократических реформ с явно выраженным либеральным уклоном.

Это была уже элита другого стиля управления: менее ангажированная в идеологическом плане и более открытая для полемики, более мобильная и многоканальная в плане обновления кадрового состава. Громкая риторика вокруг демократических ценностей и монетаризма как стратегии в экономике, борьба со сталинизмом, тоталитаризмом и номенклатурными привилегиями стали генеральным направлением ее повседневной пропагандистской деятельности. В ее составе было представлено значительно больше людей молодого и среднего возрастов. Почти в два раза на государственных должностях увеличилось количество гуманитариев экономического, юридического и политологического профиля. Все это вместе взятое знаменовало исторический переход общества и государства в новое состояние.

Но хватило новой элиты не на многое и не надолго. Очень скоро стало ясно, что пришедшие к власти сторонники радикальных реформ и народная масса говорят на разных языках, что за разоблачениями сталинизма и привилегий коммунистической номенклатуры, обещаниями кардинальных перемен было мало конструктивного и исторически перспективного. Пышным цветом расцвела коррупция, двойные стандарты стали чуть ли не главной чертой управленческой культуры. Четко стали проявляться признаки паразитизма.

Окончательный ответ на вопрос «Произошла ли у нас кардинальная смена элит в постперестроечный период или все ограничилось ее трансформацией?» пока не найден: очень много еще неясного и неустоявшегося. Но одно очевидно: отечественный опыт убедительно продемонстрировал справедливость того, что элита — это неотъемлемая органическая часть правящего класса и от ее качеств очень многое зависит в системе государственного управления. Именно поэтому через различные механизмы элитообразования, в том числе посредством демократических и справедливых выборов, во власть должны приходить целеустремленные, хорошо подготовленные в профессиональном плане люди, готовые ответственно исполнять обязанности перед государством и народом.

Надо также понимать, что зарождается, развивается, эволюционирует и разрушается элита по своим особым законам, прежде всего, по законам цикличности и циркуляции. Зарождается она в низших, чаще всего оппозиционных слоях общества. В ходе нелегкой социально-политической борьбы созревает и постепенно, но уверенно поднимается на высшие этажи социальной иерархии, закрепляет свои позиции, расцветает. В целом же развитие элиты протекает в рамках двух основных тенденций: аристократической — в направлении закрытости, застойности, окостенелости, тоталитарных методов управления, и демократической — в направлении демократизации, открытости, динамичного кадрового обновления, гибкого и социально ориентированного стиля руководства.

Хорошо, если указанные (аристократическая и демократическая) тенденции сочетаются в оптимальном режиме. Только в этом случае обеспечивается стабильность и высокий авторитет власти, должная эффективность государственно-управленческой деятельности. Такое бывает нечасто и в очень ограниченных временных рамках. Чаще всего наблюдается перекос в сторону либо аристократической тенденции, порождающей застой и кризисный тренд общественного развития, либо «безбрежной» демократии, которая ведет к рыхлости, коррумпированности и моральной деградации, причем как самой элиты, так и общества в целом. Итог таких перекосов один — социальная напряженность, революционные потрясения, приход к власти контрэлиты, чаще всего не лучше предыдущей.

В жизни неумолимо действует закон кругооборота (смены, циркуляции) элит: какой бы авторитетной и влиятельной ни была элита, рано или поздно наступает время, когда она, бюрократизируясь и деградируя интеллектуально, теряет авторитет, социальную динамику и созидающую активность, разрушается и в конце концов уходит с политической арены. «Одно правящее меньшинство, — пишет Р. Михельс, — сменяет другое в своем господстве над массами»^[3]. Хорошо, если делается это легитимным путем.

• [1] См.: Косенко О. Я., Охотский Е. В. Становление социального государства в России: актуальные проблемы государственного управления и пути их решения: монография. М.,
• [2] См.: Никонов В. Л. Российская матрица: монография. М.: Русское слово, 2014. С. 525—526, 533, 537.
• [3] Михельс Р. Социология политической партии в условиях демократии // Политология: хрестоматия / сост. М. А. Василик, М. С. Вершинин. М.: Гардарики, 2000. С. 540—541.