Асмодей.
Музыка, театр, история, философия, живопись, наука
Между Гарри и Блезом происходит единоборство за души матери и дочери. Дочь эта, Эмануэла — чистое создание, понявшее сущность подлинной веры. Скажем сразу же, что этот «луч света в темном царстве» совсем не удался Мориаку. Эмануэла готова пожертвовать Гарри для счастья матери. Но Блезу нужно безраздельно владеть госпожой Бартас. Для этого он устраивает брак молодых людей, но, таким образом… Читать ещё >
Асмодей. Музыка, театр, история, философия, живопись, наука (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Пьеса Франсуа Мориака «Асмодей»[1] — первое драматическое произведение прославленного романиста. Она была представлена несколько месяцев тому назад на сцене Французской Комедии и явилась как бы центральным событием театральной парижской жизни истекшего сезона. Как обычно в подобных случаях, мнения об «Асмодее» разделились — все же общий тон высказываний был положительным. Однако и похвалы, и упреки касались лишь одной стороны пьесы, споры велись в одной плоскости: может ли Мориак, прирожденный беллетрист, оказаться и драматургом, постиг ли он как основные пружины драматического жанра, так и специальные, чисто театральные условия. Вывод, в общем, был: да, может; да, постиг. Нас это отнюдь не удивило: как будто писатель обязательно ограничен одним видом творчества, как будто между романом и драмой такая уж непреодолимая бездна! Кроме того, хотя Мориак, действительно, одарен именно как романист, хотя он сжился с повествовательной манерой, с особой романической архитектоникой, драматических элементов в его книгах было не мало, начиная с душевных коллизий и кончая умелыми диалогами.
Чтение «Асмодея», ныне появившегося отдельной книгой, вполне подтверждает этот взгляд: технически пьеса Мориака сделана очень тщательно и представляется нам неплохой драмой; что же касается внутреннего драматизма, то и он в ней присутствует, и если не достигает предельного напряжения, то по совсем другим причинам, не имеющим отношения к избранной форме, и о которых мы скажем ниже. Остается вопрос о театральности: приспособлен ли «Асмодей» для сцены? Несомненно, Мориак помнил, что пьесу его будут не только читать, но и смотреть. В каждом акте он попытался показать нам какое-нибудь событие, а не рассказывать о нем. Примечания обнаруживают также заботу о постановке, о размещении актеров на сцене, об освещении. Может быть, сценичность «Асмодея» не слишком явна, все же и с этой точки зрения ему надо отдать предпочтение передо многими пьесами признанных драматургов, хотя бы Жироду с его бесконечными, риторическими монологами.
Сознаемся, однако, что эта жанровая удача Мориака нас не особенно радует и что не она заставила нас с нетерпением ждать выхода «Асмодея». Мы, прежде всего, рассматриваем новую пьесу Мориака как литературное произведение вне зависимости от жанра. Нас она интересует как новый этап творчества большого писателя, в последние годы находящегося в периоде снижения. Не так давно в статье «Величие и падение Франсуа Мориака», мы попытались определить коренную причину этого снижения, заключающуюся, как нам кажется, в замене живого творческого развития темы некими философическими трафаретами. Личная, алчущая религиозность Мориака сменилась в его романах тенденцией к априорным решениям конфессионально-католического характера. Романы поэтому стали напоминать «доказательства теоремы», а герои Мориака стали бледнее и условнее. Мориак стал «перепевать» себя, пересказывать в менее удачных вариантах прежние свои произведения. «Асмодей» мог либо продолжить серию таких перепевов, либо разорвать порочный крут и расширить тему Мориака новыми, живыми поисками, вернуть автора на его личный — и столь оригинальный — путь. К сожалению, случилось первое, и наше суждение о последнем периоде Мориака получило лишнее, довольно безрадостное подтверждение.
В основу пьесы положена старинная легенда о демоне; Асмодей, мучавшийся желанием подсмотреть чужую жизнь и самому в нее вмешаться. Для этого он снимал крыши с домов и, таким образом, проникал в людские жилища. Кстати, как многие писатели, и даже больше чем многие — Мориак сам всегда любил роль Асмодея. Весь вопрос лишь в том, для чего он нарушает жизнь своих героев?
Его современный Асмодей крыш не снимает, а внедряется в чужое существование более мирным путем: в облике английского юноши Гарри Фаннинга он поселяется в провинциальной французской семье для усовершенствования в языке. Попав в дом вдовы Бартас, он видит, однако, все то же, с чем Мориак нас уже давно познакомил. Начнем с того, что действие происходит в имении под Бордо, в тех «ландах», которые Мориак всегда описывал. Но и личности героев его и положенье, в которые он их ставит, все те же. Стареющая вдова во многом напоминает Терезу Декейру: она так же не любила мужа (могла бы и отравить его), и так же воспламеняется страстью к юноше, ухаживающему за ее дочерью. При вдове почти неотлучно находится странная личность — учитель ее детей, Блез Кутюр, когда-то готовившейся к духовному званию, но бросивший свое служение ради власти над человеческими душами. Он одарен метафизически, но пользуется своим талантом для зла, впрочем, неосознанного. Подобно герою «Змеиного гнезда» или Градера из «Черных ангелов», он легко может и спастись и погубить свою душу. Он, собственно, и есть действительный Асмодей, а Гарри — лишь внешне играет эту роль.
Между Гарри и Блезом происходит единоборство за души матери и дочери. Дочь эта, Эмануэла — чистое создание, понявшее сущность подлинной веры. Скажем сразу же, что этот «луч света в темном царстве» совсем не удался Мориаку. Эмануэла готова пожертвовать Гарри для счастья матери. Но Блезу нужно безраздельно владеть госпожой Бартас. Для этого он устраивает брак молодых людей, но, таким образом, раскрывает свои карты. Поняв всю черноту планов Блеза и собственных помыслов, вдова, если и не обращается внутренне, то хотя бы раскаивается. В последних сценах как будто преображается и сам Блез, хотя развязка остается неясной. Вообще, именно необоснованностью положений пьеса грешит больше всего. Образы действующих лиц расплывчаты, приблизительны. Они больше иллюстрируют мысли Мориака, чем живут. Любопытно, что эпизодические персонажи, ничего не доказывавшие, например, младшие дети, получились у Мориака жизненнее. Благодаря этому, мы яснее чем когда-либо, видим и страшную опасность, все более грозящую Мориаку, и наличие у него, тем не менее, прежних возможностей, духовных и художественных, которыми он ныне так скупо пользуется.
- [1] Mauriac F. Asmodee, Piece en cinq actes. Paris: Grasset, 1938.