Проблема общечеловеческого языка

Трудно датировать начало древнейших этнических разговорных языков, а вот о первых письменных языках известно, что они возникли четыре или пять тысяч лет тому назад. Научное изучение генезиса языка начинается в конце XVIII в. с работы И. Гердера «Очерки о происхождении языка». М. Мюллер (1823—1900) убедительно раскритиковал попытку обнаружить истоки человеческой речи в криках животных либо в звуках, непроизвольно издаваемых людьми при выражении радости или печали. Не выдержала критики также теория бессознательного происхождения языка К. Ф. Беккера (1775—1849) и А. Шлейхера (1821—1868). Однако какая-то иная натуралистическая теория генезиса естественного языка, которая была бы более доказательной, пока отсутствует.

В рамках религиозной философии и теологии общечеловеческий праязык объявляется божественным по своей природе. Индуисты верят, будто бог Индра сотворил членораздельную речь. В диалоге Платона «Кратил» сказано, что боги придумали самые первые и правильные слова. Согласно шумерско-вавилонским преданиям, письмо изобрел бог Набу, древние египтяне приписывали чудо письменности богу Тоту, античные греки — вестнику богов Гермесу, позднеиудейские легенды — Еноху, мусульмане — Аллаху, а в скандинавской мифологии изобретателем письма и рунического алфавита считается верховный бог Один.

В Библии (Быт. 2: 19—23) и Коране (2: 29—31) повествуется, как Бог наделил Адама умением давать всему «истинные» имена. В начале было Слово творящее, произнесенное Богом: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет» (Быт. 1: 3). В конце сотворения мира и человека Бог привел к Адаму всех животных полевых и птиц небесных и стал наблюдать, «чтобы как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей», и скрытно руководил процессом Адамова поименования. Христианство, по сути, есть онтология Слова: Бог сотворил мир словом, а человек придумал имена, с помощью которых стал позитивно познавать мир. Буддизм, напротив, требует разрушения имен и предпочитает апофатические суждения обо всем на свете либо радикальное молчание.

Узнать настоящее имя предмета — значит овладеть самим предметом, получить власть над тварями. «Кто знает имена, — говорит Платон в диалоге „Кратил“, — тот знает и вещи». Но имени Богу Адам дать не мог, и, возможно, поэтому имя Божье непроизносимо. С тех пор слово и предмет тесно слиты, и в слове — его морфемах, звучании, написании, смысле и значении — до сих пор ищут разгадку всех тайных сущностей мира и человека. Мистики верят, что в каждой букве алфавита зашифрован какой-нибудь основополагающий принцип бытия.

Своего максимума сакрально-фидеистическое отношение к письменному знаку достигло в эпоху Средневековья, которую именуют культурой текста, культурой истолкования Писаний. Поскольку иврит был языком Ветхого Завета, то христиане вплоть до XIX в. считали, что Бог общался с Адамом именно на иврите и что иврит был родным языком всего человечества. Знатоки Каббалы хотели реконструировать древний универсальный язык приписыванием мистических значений буквам еврейского алфавита. В буквах Торы они пытались разглядеть некую программу мироздания. В XIII в. Р. Луллий предложил идти к универсальному знанию путем комбинирования букв, составляющих названия основных категорий онтологии.

По Библии, однако, евреи — потомки вавилонян, поэтому логичнее было бы исходить из шумеро-аккадских первоисточников. Сегодня христиане больше не идентифицируют первичный язык с каким-нибудь прежним или современным этническим языком. Критикуя тезис о богоданности первого языка Адаму, оппоненты задают риторический вопрос: если Адам предварительно не знал этого языка, то как он мог его понять?

Согласно Библии когда-то, до момента Вавилонского столпотворения (возведения Вавилонской башни), все потомки Адама общались на едином и истинном праязыке, затем Бог их перессорил в наказание за гордыню и заставил изъясняться на разных языках: «Сойдем и смешаем язык их, так чтобы один не понимал речи другого» (Быт. 11: 7). Так Писание объясняет факт этнического полиязычия. Если первый язык был истинным, а последующие языки утратили свою подлинность, то логично сделать вывод, что этнические языки суть деградация исходного языка. Такой вывод противоречит, во-первых, эмпирическим данным о прогрессивном развитии большинства языков, а во-вторых, христианской оценке всякого народного языка как выражения благодати и любви Бога ко всем этносам.

Навсегда ли обречено человечество быть разделенным языковыми барьерами? Некоторые христианские мыслители для борьбы с языковым шовинизмом и улучшения взаимопонимания между народами предлагали в дополнение к уже существующим этническим языкам придумать какой-нибудь общий искусственный язык, на котором могли бы общаться все люди нашей планеты (Беда Достопочтенный, Ньютон, Декарт, Лейбниц и др.). Джонатан Свифт был на сей счет весьма ироничен. Он высмеял в книге «Путешествие Гулливера» ученых из придуманной им страны Лапуты, которые общались при помощи языка вещей, а потому вынуждены были таскать с собой огромные рюкзаки с подходящими предметами.

В конце XIX в. Бахаулла в своих посланиях из Акки к главам империй и стран писал, что в наступающей Новой эре человечество начнет объединяться, а для этого нужно создавать единый вспомогательный язык. Его призыв был многими услышан, стали появляться первые проекты такого языка. В 1887 г. поляк-бахаи Л. Заменгоф предложил проект вспомогательного языка общения на основе латинского алфавита, и с тех пор его язык эсперанто обрел сотни тысяч сторонников.

Адепты веры бахай прогнозируют, что в нынешнем тысячелетии должно наступить своего рода «отрицание отрицания»: путем лингвистического синтеза единый язык восстановится в новом качестве, дополняя многоязычие. Согласно Бахаулле, этот язык будет постепенно создаваться либо из фрагментов всех без исключения практикуемых языков (причем ни одному из них не стоит отдавать предпочтения), либо окажется моносемичным, эмоционально нейтральным искусственным языком с простой грамматикой. В нем будут синтезированы наиболее удачные звуки, слоги и словосочетания, присущие всем ныне здравствующим национальным языкам. Не сводимый ни к латинской основе, ни к кириллице, ни к одному из восточных языков будущий вспомогательный язык позаимствует что-либо у каждого из них, и нс будет границ его перманентному совершенствованию.

С конца XX в. началась лингвокомпьютерная разработка основных принципов искомого языка, хотя еще далеко до всеобщего соглашения о его грамматике и базовом словаре. Каким быть этому языку — решать комиссии экспертов и всем народам. Если именно такой язык когда-нибудь возникнет, то он, вероятно, не будет иметь пределов совершенствования, станет изучаться во всех школах мира каждым человеком вкупе со своим национальным языком.

В будущем люди всех стран с детского возраста начнут осваивать единый международный язык наряду с родным этническим языком и научатся билингвизму. С постепенным преодолением проблемы лингвистического взаимопонимания (с любым иностранцем можно будет общаться прямо, без переводчика) внутреннее социальное единство человечества и мир на Земле, возможно, станут нормой.