Культура медиации при разрешении конфессиональных конфликтов

В обыденном сознании религиозное мировосприятие традиционно рассматривается в качестве основы особого менталитета и соответствующего образа жизни, практики социального и политического поведения, которые в течение многих столетий и даже тысячелетий защищали человека от дестабилизирующего воздействия социальной среду, политической и экономической сфер и даже чуждой ему духовной области. Религия может делать жизнь человека осмысленной, хотя и стержнем, вокруг которого концентрируется это осмысление, выступает сакральное видение мира.

Имеется весьма распространенное убеждение, что светские нормы и представления, функционально полезные для общества и государства, для каких-то индивидов могут оказаться при определенных порядках и разрушительными. Например, если эти нормы и представления вступаю в противоречие с личным пониманием счастья, основанном на религиозной системе ценностей (счастье выдержать пост, исполнить обет), тогда как среда отторгает такое понимание и, более того, обладает широким набором средств давления на человека, чтобы заставить его действовать согласно общепринятой светской норме.

Это одна из причин, почему в рамках теории конфликтов религия чаще всего рассматривается как фактор разрушительный, несущий в общество разлад, а не интеграцию и стабильность. И даже стабилизирующая роль религии в некоторых исторических событиях получает оценку негативную, что порой определяется не характером события, а концептуальным подходом, как в марксистской парадигме, где религия уподоблялась опиуму для народа. Справедливости ради, следует заметить, что вопрос о том, какую роль религия играла в многочисленных конфликтах, если то ни были конфликты непосредственно на религиозной почве, не может иметь однозначного ответа для всех участников конфликта, а должен быть рассмотрен для каждого из них отдельно. Исключение, пожалуй, вызывает только деятельность деструктивных сект, участие в которых разрушает личности всех, включая их глав, но столь же деструктивно секты воздействуют и на родственников своих членов, на соседей и пр.

Не менее сложно измерить и интегративную роль религии в обществе. На первый взгляд, религиозные традиции Востока были больше социально ориентированы, чем традиции Запада. Например, в Китае даосизм стал своеобразным идеологическим базисом различных восстаний (Желтых повязок^[1], Боксерского^[2]). Ислам выступил в качестве антишахского движения в Иране. Однако индуизм закреплял кастовые перегородки. Конфуций утверждал, что сын должен быть сыном, отец — отцом, правитель — правителем. Нравственная модель конфуцианства, служившая опорой общественного устройства, разворачивалась по линии следования «пяти отношений», завершающейся отношениями между правителем и подчиненным.

Можно заключить, что интегративное влияние религии на общество сильнее там, где и без этого превалируют групповые интересы над эгоистическими, поэтому идеологию ленинизма часто сравнивали с религией. Однако такая иерархия интересов не обязательно делает общество единым. Она может оставаться мозаичным, закреплять различия эгоистически-групповых интересов. Тогда столкновения между различными группами на иной почве, прежде всего более широкой, чем конфессиональная платформа, могут приобретать непримиримый, агрессивный характер, способствовать зарождению и развития крупных социальных конфликтов.

Все это делает понятным, почему сложно сконструировать матрицу, объединяющую политические, культурологические, социальные, экономические, конфессиональные аспекты конфликтов в их развитии по линии от конфликта к согласию, если каждый раз не учитывать особенности исторической обстановки, специфику религии. Надо также обращать внимание на наличие или отсутствие яркого лидера, в фигуре которого конфликт находил бы своего успокоителя или же, наоборот, разжигателя.

Сложность создания такой матрицы, как и любого универсального ключа к разрешению конфессионального конфликта или конфликта с высокой долей религиозной идеологии и риторики, состоит и в том, что религия обладает особой способностью оказывать группообразующее воздействие на общество тогда, когда это общество переживает подъем своей активности. Этим объясняется, почему и освободительные, и завоевательные движения народов часто приобретали религиозную окраску. В концепции этногенеза Л. Н. Гумилева для этноса, находящегося в динамическом состоянии, свойственны прозелитизм и религиозная нетерпимость. Также ясно, в силу каких причин пророки, указывающие этим народам путь к землям обетованным, относятся к личностям пассионарно-аттрактивного типа.

Религиозная риторика, поднимаемая до уровня массовой пропаганды, характерна и для сугубо светского политического пространства, даже для пространства атеистического. Не случайно Великая Отечественная война советским руководством, атеистическим по духу, была провозглашена «священной»^[3]. Да и сама Русская Православная Церковь в годы войны была признана светской властью как сила, способная объединить советский народ на борьбу с внешним врагом.

Военная ситуации не является обязательной, чтобы религия напрямую начала выполнять общественно-интегративную функцию. Для консолидирующего воздействия религии на социум необходимы иногда не возвышающие, а сугубо прагматические факторы. Например, завоевав независимость, Соединенные Штаты Америки не отличались от Англии конфессионально: и в бывшей метрополии, и в тринадцати американских колониях был распространен протестантизм. А независимое государство остро нуждалось в укреплении экономического единства, в создании новой государственной общности на прочных федералистских основах. Поэтому одним из символов американской идентичности стали слова «In God We Trust» («На Бога уповаем»). Этот официальный девиз США, а также штата Флорида впервые был использован в 1864 году при чеканке монет нового образца, а вот национальным стал только в 1956 г.^[4] Возможным источником фразы «In God We Trust» считается последняя часть гимна США, текст которого был написан в 1814 году Френсисом Скоттом Ки. Гимн включает следующие строки, содержащие слова девиза: «And this be our motto: „In God is our trust“»^[5].

В полиэтническом мире при отсутствии собственных глубоких исторических основ обращение к Всевышнему основывалось на том символе, которым люди пользовались ежечасно, от наличия или отсутствия которого зависела их жизнь и благополучие. Это не только играло консолидирующую роль, сплачивая их в нацию, но и укрепляло американцев в провиденциализме^[6]. А это закладывало основы особого политического поведения и политических практик на многие годы вперед, вплоть до настоящего времени, когда эти практики имеют хождение не только внутри Соединенных Штатов, но и за их пределами, приобретая геополитическую окраску.

В истории есть немало примеров, когда религия и политика сближаются настолько тесно, что религиозный фактор становится этатистски значимым. Речь идет о теократических государствах: Иудеи V—I вв. до н.э., средневековых халифатах Омейядов и Аббасидов, теократического государства иезуитов в Парагвае в XVII в., Чечня во времена Шамиля, Тибет, до 1957 г. возглавляемый Далай-ламой, Папская область в Италии и современный Ватикан. Но в то же время интересы церкви и государства во многих странах и во многие периоды истории расходились весьма далеко. Конечно, такие расхождения или даже конфликты вряд ли стоит относить к цивилизационным, ведь религия является одним из инвариантов цивилизационной идентичности, а конфликт с собственными основами — случай не только для человека, но и для власти трагический. Кроме того, для того чтобы такие конфликты назывались цивилизационными, они должны не в меньшей степени взрывать моральные основы миропорядка. Религия же в подавляющем случае расхождения с властью светской сохраняла за собой право морального арбитра.

И все же в религиозном пространстве проявление конфликта может становиться явным тогда, когда групповые интересы приобретают эгоистическую форму, а пассионарно-аттрактивные свойства лидеров и участников таких групп сменяются их же импульсивно-волевыми качествами. В этом случае развитие конфликтного сценария общественной жизни становится более вероятным, особенно, если к моральным и конфессиональным различиям, добавляется неблагоприятный экономический фон.

Именно материальный фактор определил вектор напряженности в годы Реформации в Европе. Вот, например, Франции это столкновение вылилось в противостояние гугенотов и католиков и привело к дикой бойне в Варфоломеевскую ночь (фр. massacre de la Saint-Barthelemy) 24 августа 1572 г. массовое убийство протестантов-гугенотов свидетельствовало не о силе, а о слабости католической власти. В Нидерландах экономически сильные провинции смогли добиться политической независимости от слабой Испании, опираясь не только на мощь оружия и политической консолидации, но и на идеи кальвинизма. Пиком разрешения католическо-протестантского антагонизма стало установление Индепендентской республики 1649 г. в Англии.

Экономический фактор лишь усиливал конфессиональное противостояние во все времена. Многочисленные примеры преследования евреев в странах с традиционной христианской вероисповедной ориентацией растянуты по длительному историческому периоду и встречаются как в Средневековье, так и Новейшее время. Конечно, в этом конфликте были годы затишья и всплески кровавых расправ. Но если вспомнить об одном из самых трагических этапов этого конфликта, то надо заметить, что в нацистской Германии борьба с евреями обосновывалась расовой теорией, хотя у конфликта была четко выраженная экономическая сторона, которая особенно ясно обозначилась после предоставления по Веймарскому законодательству свободы места жительства и предпринимательства еврейскому населению. Первой массовой акцией прямого физического насилия по отношению к евреям на территории Третьего рейха стала Хрустальная ночь (Ночь разбитых витрин) — с 9 на 10 ноября 1938 г.

Помимо экономической основы в конфессиональном конфликте весьма сильно влияние психологических основ. Иногда такой конфликт кажется бессмысленным и даже абсурдным, но смысл его завуалирован тем, что он служит средством выдвижения того или иного лидера. А внутригрупповая интеграция никак невозможна без создания образа врага. Отсюда понятно, почему некоторые религиозные группы специально инициируют конфликт с внешним миром. Особенно часто такая практика встречается у тоталитарных сект. В подобном поведении конфессиональной группы нет нелогичности: чем враждебнее окружающая среда, тем прочнее сплоченность в самой группе. Несомненно, дилеру группы важно соблюдать хотя бы элементарную почтительность к закону, ни в коем случае не преступать закон отрыто и не призывать к этому своих сподвижников. Здесь можно привести пример Секо Асахары, основателя японской неорелигиозной организации Аум Синрике^[7], произведшей террористический акт с применением зарина 20 марта 1995 г. в токийском метрополитене.

Но и при условии соблюдения правовой лояльности членами таких конфессиональных групп их идейная неприязнь, а то и вражда по отношению к нечленам группы укрепляет чувство общности, заставляет искать поддержку и опору только среди «своих». Так, Свидетели Иеговы провозглашают полную аполитичность при столь же полном законопослушании, за исключением службы в армии. Пацифистская позиция Свидетелей проявилась в период двух мировых войн. В нацистской Германии в концентрационных лагерях за отказ от службы в армии для них был введен специальный знак, нашиваемый на одежду, — лиловый треугольник. Эта часть истории сопротивления нацизму часто используется Свидетелями Иеговы в целях конфессионального сплочения и поиска новых членов.

Конфликтное поведение и групповая интеграция выступают как две стороны одной и той же медали. А потому и должны политически оцениваться в непосредственной связи между собой. Однако важно обращать внимание на противоречивость и изменчивость позиций самих религиозных лидеров. Их можно оделять харизматическими качествами, они и на самом деле могут обладать таковыми, а потому поведение лидера способно существенно менять баланс между конфликтными и интегративными практиками в поведении группы по отношению к внешнему миру и другим конфессиональным объединениям.

Все это не означает, что конфликт всегда межконфессионален. Он может разворачиваться и внутри конфессии. Например, между ее традиционалистскими и модернистскими течениями. А порой конфликт отдельных лидеров, ярких фигур обрастает спорами по поводу догматики или порядка служения, хотя и скрывает личностную неприязнь, притязания на те или иные властные полномочия, что затрудняет возможность разобраться в истинных причинах конфликта.

Конфликты «светской» и «религиозной» властей могут преодолеваться, доходя до крайней точки, когда каждой из сторон выгодно пойти на достижение согласия. Например, в 1929 г. в результате продолжительных переговоров между властями Ватикана и фашистским правительством Италии были подписаны Латеранские соглашения. Политический договор провозглашал Ватикан государством, подчиненным исключительной юрисдикции папы, с территориальным иммунитетом, правом посылать и принимать дипломатические представительства и другими атрибутами суверенитета. Но выиграл не только Ватикан, ратификация договора итальянским парламентом ознаменовала также фактическую победу Муссолини над собственной партией. «Она окончательно оформила его диктатуру, основанную на серии компромиссов с традиционными опорами итальянской государственности — монархией, армией, крупными промышленниками, государственными служащими и Римско-Католической Церковью»^[8].

Согласия или относительного равновесия интересов светская и духовная власти могут достигать, когда нет противоречий в их системах ценностей, как нет и различий во взглядах на принципы управления. Тогда власть духовная благословляет и поддерживает светскую, используя имеющиеся ритуалы. Они, естественно, зависят и от времени, и от места. Например, камень Лиа Файн (Камень Судьбы) первоначально находился в Ирландии и служил необходимым атрибутом в церемонии коронации ирландских королей. Впоследствии, по приказу короля Фергуса I был доставлен на остров Айона, где четыреста лет служил коронованным особам. Обычно посвящение в королевское звание сопровождалось языческой церемонией, призванной символизировать заключение «брака» монарха с землей и народом, которыми ему предстояло управлять. В определенный день, выбранный астрологами, королю, стоящему на священном камне, вручались скипетр и меч. Сейчас Лиа Файн хранится в Вестминстерском аббатстве, куда он был перевезен королем Англии Эдвардом I (1239—1307).

Как много примеров сотрудничества, так много и примеров противостояния светской и религиозной властей. Многие из них стали примерами того, как не следовало бы поступать. В январе 1077 г. в ходе борьбы за инвеституру произошла встреча римского папы Григория VI, гостившего у владелицы замка Каносса, маркграфини Матильды Тосканской, с отлученным от церкви и низложенным германским императором Генрихом IV, который, по некоторым источникам, три дня в одежде кающегося грешника простоял у стен замка. И хотя для Генриха IV этот шаг был политическим маневром, выражение «идти в Каноссу» стало означать — согласиться на унизительную капитуляцию. А ведь борьба между папой и императором длилась еще полстолетия и завершилась Вормсским конкордатом (1112), по которому император отказывался от духовной инвеституры в пользу папы, и только в Германии «императору Священной Римской империи» обеспечивалось право участия в избрании епископов и аббатов. Но и светские власти могли одерживать верх над религиозными. Например, Авиньонскому пленению пап (1309—1377) предшествовала победа французского короля Филиппа IV над папой Бонифацием VIII в споре о прерогативах духовных и светских властей.

Все эти споры подтачивают социальный порядок, но по-настоящему социально опасными они становятся тогда, когда конфликт переходил в разряд вооруженного. И здесь надо помнить, что в религиозном миропонимании ненасилие составляет одну из важнейших ценностей. Из библейской традиции христианство позаимствовало заповедь «Не убий!», вписав ее в проповедь любви к ближнему. Поэтому церковь всегда стремилась выступать в роли миротворца, арбитра в светских спорах. В русской истории так вела себя христианская церковь во время междоусобицы. Ее заветам следовали и светские владыки, в частности, Владимир Мономах, который уговаривал князей не проливать христианской крови в дни Великого поста^[9].

Католическая церковь в Средние века вводила дни Мира Божьего (лат. PaxDei или TreugaDei). В эти дни устанавливались правила, прекращающие междоусобия. Такие дни связывались с воспоминаниями о событиях из жизни Христа и для этого отводились особые дни недели (с вечера среды до утра понедельника). Впервые Мир Божий был введен в Бургундии клюнийскими монахами. Во Франции в 1041 г. он был установлен для всего клира. Позже его ввели в Италии, Испании, Англии и Германии. Урбан И на церковном соборе в Клермоне в 1095 г. провозгласил Мир Божий обязательным для всего христианства. А в 1179 г. он был утвержден как всеобщее церковное правило. Эти же дни устанавливались в важнейшие праздники, а также в назначенные церковью для размышления и молитвы времена сочельника и поста. Нарушение Мира Божьего каралось штрафами, доходившими до конфискации имущества, отлучением от церкви и даже телесными наказаниями. В Мир Божий включены были и церкви, монастыри, капеллы и даже предметы, необходимые для земледелия. Под защиту брались клирики, путешественники и женщины.

Во время вооруженных конфликтов религиозная власть часто поддерживала светскую, особенно если то были конфликты с приверженцами иной веры или иной практики богослужения. Крестовые походы преследовали цель не только освободить христианские святыни в Иерусалиме, но и уничтожить еретические движения в самой Европе. Например, в ходе Альбигойских войн, крестовых походов 1209— 1229 гг. на Юге Франции против альбигойцев, погибло около миллиона человек. Поэтому вряд ли можно утверждать, что в такие периоды церковь исполняла исключительно миротворческую функцию. Когда же выступления светских властей предпринимались против церкви, то их организаторы стремились показать свою священную миссию. В 1375—1378 годах развернулась война между Папским государством во главе с папой Григорием XI и коалицией итальянских государств во главе с Флоренцией, получившая название войны Восьми святых (лат. La guerra degli Otto santi), ибо только святые могли набраться смелости воевать с наместником Бога на земле^[10].

Более того, в священных текстах часто все идеи миролюбия отодвигаются на второй план, когда речь заходит о необходимости вооруженного отпора врагам, независимо к врагам светской власти или религиозной они относятся. Ярчайшие страницы Апокалипсиса описывают последнюю битву Армагеддон — битву между силами добра и зла. Архангел Михаил встает во главе небесного воинства. А ведь схожие сюжеты небесной битвы известны и в других религиях. А такие сюжеты просто не могли не оказывать влияния на сознание людей, принимающих политические решения. Они же должны были воодушевлять массы на борьбу с врагом.

В Третьем рейхе исключительно популярными стали мотивы германско-скандинавской мифологии. Система немецких долговременных укреплений, возведенных в 1936—1940 гг. на западе Германии, в приграничной полосе от Клеве до Базеля, получила название «Линия Зигфрида» (нем. Siegfriedstellung)^[11]. И даже неудавшееся покушение на Гитлера получило название «План Валькирия» по имени девы-воительницы, уносящей души погибших на поле битвы героев в специально предназначенную для них обитель — Вальхаллу.

Представление людей о том, что смещение одной религии другой, влекущее за собой замену пантеона, ценностного ряда, традиций богослужения и поведенческих практик, не происходит бесконфликтно. Понимание того, что этот процесс неизменно вызывает сопротивление адептов свергаемой религиозной модели, достаточно хорошо зафиксировано в мировой истории и литературе. Подтверждение такого хода событий можно найти в «Войне богов» Эвариста Парни и в «Восстании ангелов» Анатоля Франса. Однако рано или поздно носители даже победившей религиозной модели приходили к выводу, что «война богов» может вообще закончится их «сумерками»^[12]. Кстати, «сумерками богов» (нем. Gotterdammerung) в немецкой историографии называют период агонии Третьего рейха конца апреля 1945 г., когда нацистское руководство рейха оказалось в бункере рейхсканцелярии в Берлине. Термин происходит от названия финала оперы Рихарда Вагнера «Кольцо Нибелунгов», одной из наиболее любимых Гитлером. Затем этот термин стал применяться в переносном смысле, как обозначение периода агонии любого политического режима, в основном авторитарного.

Вместе с тем понимание такой логики событий никого и никогда не останавливало. Уже отмечалось, что идеи священной войны не были чужды ни одной религии. И по образцу небесного войска под покровительством церковных структур создавались религиозные военные формирования. Среди рыцарей разных эпох, которых почитали в Средневековье и которых объединяли в триады по временам, входили и те, кто воевал во славу веры и одерживал победы с помощью веры. Эти триады выглядели следующим образом: три язычника — Гектор, Александр Македонский, Юлий Цезарь; три иудея — Иисус Навин, Давид, Иуда Маккавей; три христианина — король Артур, Карл Великий, Готфрид Бульонский. При этом рыцарская доблесть и честь оказывались понятиями внеконфессиональными и даже надконфессиональными.

А в реальной жизни эти и другие рыцари защищали не только свои страны, но и свою веру. Поэтому так широко в Европе распространились духовно-рыцарские ордера — тамплиеров, меченосцев, иоаннитов (госпитальеров), Тевтонский, Ливонский. Монахи-воины были и в российской истории. Пересвет и Ослябя получили благословение перед Куликовской битвой Сергия Радонежского. Газават (джихад) — «священная война» против иноверцев стала одной из основных составляющих политико-идеологической концепции ислама. И даже в огромной степени построенная на принципах толерантности буддийская традиция могла лежать в основе создания и функционирования различных школ боевых искусств. Это проявилось, например, в деятельности Шаолиньского монастыря, основанного в 495 г. Все это заставляет задуматься, почему религиозные системы ценностей, в том числе поддерживаемые с помощью подвижнических образов, не исключают, а допускают разрешение конфликтов силовыми методами.

На этот вопрос особенно важно ответить, когда анализируется состояние переходного общества, общества, теряющего некоторые прежние сущностные черты и не утвердившего окончательно новые характеристики. То может быть переход социальный, а может — хронологический, особенно если он связан с идеей «конца света». То, что его ожидания приходятся на некие особые, в первую очередь круглые, даты, вполне ожидаемо. Однако никаких отсылок к источникам, на основании которых можно бы было произвести «точные» расчеты, нет. Святой Ипполит Римский (ок. 170—235), один из самых плодовитых раннехристианских авторов, пытался рассчитать дату «конца света» на основании размеров Ноева ковчега. 1000 г. стал датой его ожидания в силу сакрального восприятия даты первого миллениума. На 1492 г. также выпадал очередной «конец света», не только потому, что оно означал седьмой миллениум от сотворения мира, но и поскольку пасхалия была рассчитана только до этого времени. Вера в наступление «конца света» была в некоторых местностях Европы так велика, что в 1491 г. не были засеяны поля. «Конец света» не наступил, а голод был гарантирован.

Это мрачное и, вместе с тем, торжественное событие необходимо было, согласно ряду религиозных трактовок, встречать особо. Например, последователи Уильяма Миллера (1782—1849), бывшего капитана американской армии, основателя религиозного течения в рамках движения адвентистов, проведшего исчисления «конца света», который падал на 1840 г., в белых одеждах поднимались на возвышенности, чтобы их в последний грозный час не перепутали с остальным греховным человечеством. Ряды провидцев «конца света» не оскудевают и в наши времена. Но верящие им невольно вступают в конфликт не только с окружающим миром, господствующей религией, но и с самими собой, поскольку не видят линии жизни дальше этого события.

Такой конфликт весьма близок к культурологическому, ибо проявления приближающегося «конца света» можно уловить из образов культуры, из мира знаков и символов. И потому столь много вариаций, отсылающих к числу 666 — «числу зверя», можно прочитывать и в эсхатологическом ключе. Утверждают, что болезненный страх перед числом 666 пополнил ряды фобий «гексакосиойгексеконтагекса фобией»^[13].

Вряд ли можно говорить о том, что подобные страхи стали более широко распространяться в результате секуляризации сознания. На основании данные ежегодного исследования «Состояние глобальной миссии» утверждается, что начиная с 2000 г. в мире стало на 2,7 млн меньше «неверующих» (не принадлежащих ни к одной религиозной организации) и на 1,37 млн меньше абсолютных атеистов. Согласно исследованию, каждый день христиан становятся больше на 101 тыс. человек, ислам ежедневно принимают 79 тыс. человек, индуизм — 37 тыс. человек. Исповедующих буддизм становится больше на 13,8 тыс. человек в день, конфуцианство и даосизм — на 9,3 тыс., этнические религии — на 9 тыс. человек. Среди христианских конфессий стремительный рост отмечают харизматы-пятидесятники — 37 тыс. человек в день во всем мире. На втором месте — Католическая Церковь, которая прибавляет 34 тыс. в день. За ней следуют традиционные протестантские церкви, число прихожан в которых увеличивается на 20 тыс. в день. Православие в мире принимают 5 тыс. человек в день. Англикан ежедневно становится больше на 3 тыс. человек. Приверженцы вышедших из христианства сект, отрицающих фундаментальные христианские догматы (о Божестве Иисуса Христа и Пресвятой Троице), такие как «Свидетели Иеговы» и мормоны, ежедневно принимают в свои ряды 2 тыс. человек. С 2000 по 2011 г. каждый день в мире становилось на 700 «нерелигиозных» людей меньше. Число атеистов уменьшается на 300 человек в день^[14].

Отсюда следует необходимость поиска межконфессионального диалога, в ходе которого могли бы быть выработаны механизмы урегулирования тех конфликтов, в которых есть конфессиональная составляющая. Пространством такого диалога могло бы быть экуменическое^[15] — движение за объединение религиозных конфессий, включающее несколько направлений. Одно из них отражает стремление христиан различных направлений к объединению в «Единую Церковь Христову», при сохранении плюрализма в вероучении, культе и организации. Суть этой идеи в том, что существует единство христианской церкви, во главе которой стоит Сам Христос. В тоже время, экуменизмом называют движение за восстановление этого единства в «видимой», т. е. земной Церкви. Появление экуменизма как идеологии связано с упадком религиозности на Западе и поиском путей к очищению религии, к восстановлению ее былого величия и святости.

Отношение к экуменизму эволюционирует в разных культурах по-разному. В России отношение к экуменическому движению за единство христиан всегда было неоднозначным. В дореволюционный период, когда экуменическое движение только формировалось, оно было восторженно встречено отдельными православными священниками и богословами, такими, как о. Сергий (Булгаков), Георгий Флоровский и др. Положительных взглядов на цели и задачи экуменического движения придерживались Митрополит Тихон (Белавин, впоследствии Патриарх Московский и всея Руси), Митрополит Сергий (Страгородский, впоследствии Патриарх Московский и всея Руси), Митрополит Антоний (Вадковский), апостол Японии — архиепископ Николай (Касаткин), Митрополит Владимир (Боголюбов), Митрополит Платон (Рождественский), Митрополит Евлогий (Георгиевский), Митрополит Сергий (Тихомиров) и другие. В тоже время, официальное отношение церкви к развивающемуся экуменическому движению было не однозначным. В нем иногда усматривались попытки «увода душ» или «отвлечения от церкви». Однако общие настроения были скорее проэкуменическими.

В послереволюционные годы экуменическая деятельность, сопряженная с постоянными выездами за границу и перепиской с иностранными церквями, не могла вызвать одобрение Советского правительства и официальное отношение к нему под давлением государства меняется на неприятие. С середины XX в. происходит переоценка ценностей и предпринимается успешная попытка поставить экуменическое движение на службу советской внешней политике. При этом находилось множество привлекательных для социализма сторон экуменизма, например, особая идеология — «теология освобождения», призванная обосновать с христианской точки зрения освободительную борьбу в странах третьего мира. В современный период отношение к экуменизму в России вновь изменилось. Сегодня в нем с одной стороны видят все-ересь, а с другой стороны — историческую необходимость. Следует согласиться с теми, кто считает, что экуменизм — это идея, мифологема и бесконечный путь, завершение которого маловероятно.

В мире экуменизм стал институционально оформленным, когда в 1948 г. был учрежден Всемирный совет церквей (ВСЦ). Это могло произойти и раньше, потому что главы церквей и христианских конфессий договорились об учреждении Всемирного Совета Церквей еще в 1937 г. Однако из-за начавшейся Второй мировой войны официальное создание ВСЦ было отложено до 1948 г. Сейчас же ВСЦ испытывает сложности как теоретического, так и экономического порядка. И это не позволяет рассчитывать на данную структуру как на эффективного участника урегулирования конфликтов.

В то же время в недавней истории были примеры, когда идеи межконфессионального сотрудничества поддерживали и Всемирное братство буддистов, и Всемирный исламский конгресс, и Академия исламских исследований при Аль-Ахзари. Еще в середине XIX в. зародилась вера Бахай^[16], объединяющая свыше 5 млн последователей^[17]. Основная тема учения бахай — единство Бога, единство религий и единство человечества.

Специфика религиозного сознания, проявления религиозных практик указывает на то, что ни сам межконфессиональный диалог, ни его нацеленность на снижение конфликтной напряженности в отношениях между представителями разных конфессий не могут проходить в русле какой-либо религиозной традиции. И также следует учитывать, что такой диалог существенно отличатся от диалога политического. Отличается он обращением к кросскультурному и историческому опыту, с одной стороны, и к общим для большинства религий нравственным установкам, с другой. Это позволяет находить единство понимания по вопросам мира, терпимости, универсальных ценностей. Например, говоря о религиозной этике мира, можно привести пример энциклики папы Иоанна XXIII Расет in terris (лат. Мир на земле), посвященной правам и обязанностям человека, взаимоотношениям гражданской власти и общества, мирному сосуществованию государств, в целом проблемам мира, известной также как Послание мира папы Иоанна XXIII (1963)^[18]. А в энциклике Caritas in Veritate (Милосердие в истине) папа Бенедикт XVI призвал к перестройке основ всей мировой экономики и политического мироустройства^[19].

Весной 2010 г. одновременно в Баку и Стамбуле собрались форумы, посвященные религиозному миротворчеству. Обращает на себя внимание тот факт, что их организаторы, часто представители одних и тех же религиозных объединений, не захотели провести общую встречу. Следует констатировать, что для Русской Православной Церкви более значимым представлялся проведенный на берегах Каспия Всемирный саммит религиозных лидеров. Именно его открыл Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, сопровождаемый председателем ОВЦС митрополитом Волоколамским Иларионом (Алфеевым). В Стамбул же Церковь направила зампреда ОВЦС игумена Филиппа (Рябых). В рамках бакинского саммита была проведена трехсторонняя встреча, посвященная перспективам урегулирования последствий карабахского конфликта. В этой встрече наряду с Предстоятелем РПЦ участвовали председатель Управления мусульман Кавказа шейх-уль-ислам Аллахшукюр Паша-заде и Патриарх-Католикос всех армян Гарегин И, чей приезд в стан недавних врагов стал по существу главной сенсацией форума. Три религиозных лидера подписали совместную декларацию^[20].

Понятно, что каждая религия и, более того, в каждой стране, выражает собственное понимание целей и возможностей межконфессионального диалога, в частности, видение его как инструмента урегулирования конфликтов. Помимо этого, есть и конфессионально, а также национально окрашенная форма участия в диалоге со светским обществом вообще. Кроме этого, можно отметить и ложные проявления истинно религиозных чувств, что свойственно политическому истеблишменту не в меньшей степени, чем массам.

Следует прислушаться к предостережению П. А. Сорокина, что «наблюдаемые сейчас факты говорят о том, что вековая проповедь терпимости чужих мнений и уважения чужих верований не мешала и не мешает тому, чтобы противника отправлять на тот свет, если не под звон колоколов инквизиции, то под аккомпанемент ружейных залпов. Невеселые это corsi и ricorsi. Но неоспоримые. Приходится их констатировать. Приходится считаться с ними при конструировании всяких приятных и окрыляющих „исторических тенденций“. Тысячу раз они превращались из „несомненных законов“ в пустую иллюзию. Чтобы не впасть лишний раз в ошибку, приходится быть осторожным и воздерживаться от выдачи патентов за будущее»^[21].

И действительно, кто может поручиться за будущее. Коль скоро существуют тысячи религий и конфессий, тысячи систем верований, сохраняется возможность «насыщения» разнообразных политических, социально-экономических и иных конфликтов конфессиональными аргументами. Однако эти же аргументы могут и способствовать урегулированию таких конфликтов.

Секулярному мировоззрению соответствует революционный тип мышления и образ действий. А именно такой мыслительной и поведенческой модели свойственен существенный недостаток, состоящий в стремлении незамедлительно (вспомним ленинское выражение «Промедление смерти подобно»^[22]) кардинально преобразовать окружающую действительность, при этом, не учитывая тех достоинств, которые присущи данной реальности.

Данную закономерность мы встречаем во всех областях, претерпевших революционную инверсию, а также во всех странах, затронутых революционными переменами. К этим странам, разумеется, принадлежит и Россия. И вот что об этом пишет В. В. Путин: «Постоянно повторяющаяся в истории проблема России — это стремление части ее элит к рывку, к революции вместо последовательного развития. Между тем не только российский опыт, а весь мировой опыт показывает пагубность исторических рывков: забегания вперед и ниспровержения без созидания.

Этому противостоит другая тенденция, противоположный вызов — склонность к застою, к иждивенчеству, неконкурентность элит и высокий уровень коррупции. Причем при каждом удобном случае «ниспровергатели» буквально на глазах превращаются в «самодовольных господ», которые противятся любым переменам и ревностно охраняют свой статус и привилегии. Либо, происходит ровно обратный процесс — «господа» превращаются в «ниспровергателей».

Отсюда — очень «короткое дыхание» политики, ее ограниченность вопросами текущего сохранения или передела власти и собственности"^[23].

Только ли российская это специфика? Нет, можно найти проявления «инверсии в инверсии» и в историческом опыте других стран (реставрация Бурбонов во Франции, «Славная революция» в Англии и пр.), и в наши дни в событиях «арабской весны», обернувшейся «арабской зимой».

Более того, во всех поисках закономерностей «инверсии в инверсии» нельзя не увидеть того, что при безусловном наличии данной модели развития ее многоликость как в прошлом, так и сейчас объясняется не только сильными национальными и региональными различиями, но и не столь глубокой взаимосвязанностью мировых процессов, как-то ожидалось. В частности, об этом говорят материалы исследования Global Connectedness Index — 2011, доказывающие, что мы живем в столь же фрагментированном мире, как и столетие назад^[24]. Согласно этому отчету, некоторые показатели глобальных связей между странами ниже, чем в начале XIX в. Например, число иммигрантов первого поколения как доля к мировому населению. Этот показатель в 1910 г. был выше, чем сегодня. Если посмотреть на потоки капитала, не прямые инвестиции, а на другие его формы, то до финансового кризиса 2008 г. эти показатели примерно соответствовали уровню, на котором они были до Первой мировой войны, а после кризиса стали еще ниже.

В этих доводах нельзя не видеть причины постсекулярной инверсии. Осознание того, что взаимозависимость не является столь жесткой, столь необходимой для жизни миллиардов людей породило сомнение в справедливости одного из столпов секулярного мировоззрения, а именно утверждения примата всеобщей взаимозависимости, интегрированности. Если этого нет, то и многие явления национальной, региональной и глобальной реальности следует рассматривать по-другому.

К таким явлениям стали относиться конфликты. Исследователи всегда проводили связи между религией, конфликтом и международными отношениями. Например, Ульрих Бек считает, что в XVII в. Вестфальский договор, знаменовавший начало первой системы международных отношений, положил конец конфессиональным войнам путем отделения религии от государства^[25]. С тех пор сменилось несколько систем международных отношений. Системе «после холодной войны» (англ, post-cold war system), как системе глобализированной, по мнению исследователей-антиглобалистов, также был присущ конфликт, несмотря на то, что сложно установить прямую связь между деградацией окружающей среды и обострением демографической ситуации с началом и эскалацией конфликта^[26].

И все же такая связь обнаружилась во вспыхнувшей «арабской весне». Здесь следует учитывать ту гигантскую роль, которую играет ислам в жизни арабского мира, выступая не только религия, но и основа мировоззрения. Лозунг «Братьев — мусульман» «Ислам — вот решение!» прозвучал так призывно, потому что общество арабских стран разочаровалось как в западной демократической модели, или в ориентировавшемся на советский опыт арабском варианте национального социализма, так и в унитаристском панарабизме. А если учитывать рост исламизма в самых различных его проявлениях, то вовсе нельзя исключить конфронтации мусульманских фундаментализмов — шиитского с центром в Тегеране и суннитского с центром в Эр-Рияде^[27].

Своя постсекулярная линия вырисовывается на Западе. Она проявилась не только и не столько в возрождении христианской традиции, сколько в обращении к еще более ранним, языческим, вернее, неоязыческим, пластам. Так, Умберто Эко, анализируя причины популярности фильма «Титаник», указывает: «Крушение настоящего „Титаника“ в начале XX в. нанесло смертельный удар по утопиям предшествующего столетия. Идея создать фильм не зря появилась в конце тысячелетия, в атмосфере New Age, когда страх за судьбы природы неразрывно связан с недоверием к господствующей технологии»^[28].

New Age является базой для формирования новой идентичности не только с конфессиональной, но и субкультурной спецификой.

Пока «нью-эйджевская» волна была в целом созвучной представлениям о позитивной глобализации, она создавала возможность мобилизации индивидуального опыта в ритмах глобальных трансформаций. Но, как и любая волна, «нью-эйджеская» пошла на убыль^[29]. При этом нельзя исключать, что именно присущее многим субкультурам внимание к индивидуальному опыту, индивидуальному переживанию, проявившееся и в New Age, дало импульс неоязыческой практике в разных формах: египетского кеметизма, славянского родноверия, германского неоязычества — Асатры, Викке, прибалтийского неоязычества и армянской религии солнцепоклонников. Как и в «нью-эйджеском варианте» конфликт здесь проявляется преимущественно на уровне отличий от общепринятых традиций и норм поведения. Но никогда невозможно предположить, каким образом подобный конфликт личности и общества повлияет на социально-политическую обстановку в стране, регионе, мире. А если соглашаться с Дж. Нэсбиттом и П. Абурдин в том, что в преддверии 2000 г. происходило неизбежное возрождение религиозных верований^[30], то форм проявления конфликта между сторонниками традиционных и нетрадиционных религий в этот период хронополитического перехода оказалось больше, чем в период расцвета New Age. Это определяло возросший уровень конфликта интересов, а также возросшую сложность разрешения подобных конфликтов.

Следует отметить и еще одно проявление постсекулярного подхода к урегулированию конфликта в практике политического поведения власти. Неудивительно, что «первой ласточкой» здесь стало известия о том, что власти США, страны-лидера Западного мира, анонсировали создание Агентства по предотвращению «злодеяний» — постоянного межведомственного Совета по предотвращению злодеяний (англ. Interagency Atrocities Prevention Board)^[31]. Заметим, что символ зла как источника конфликта был озвучен президентом Рональдом Рейганом во время выступления перед Национальной ассоциацией евангелистов США во Флориде 8 марта 1983 г., когда он окрестил СССР «Империей зла» (англ. Evil empire), а также «центром Зла в современном мире». Новая инициатива правительства Соединенных Штатов направлена на разработку стратегии предотвращения нарушений прав человека и демократических норм или «потенциальных злодеяний» во всех странах мира. Обращает на себя внимание, что в опубликованном Белым домом сообщении для прессы называются конкретные действия США, когда предупредительные меры (по предотвращению злодеяний) потерпят неудачу. Тогда Соединенные Штаты будут сотрудничать на многосторонней основе, мобилизуя дипломатический, гуманитарный, финансовый и в определенных случаях вооруженный потенциал «для предотвращения или ответа на геноцид и массовые злодеяния». Особенно нового в этом ничего нет, поскольку в Стратегии национальной безопасности США от 2010 г. говорится нечто подобное.

Важно не только то, что впервые США создают постоянно действующий инструмент в этой сфере, но и то, что фактически наблюдается развитие высказанных еще в конце 2001 г. положений доклада «Обязанность защищать», опубликованного международной комиссией по вопросам интервенции и государственного суверенитета. В нем были определены параметры для необходимого гуманитарного вмешательства: значительные потери среди мирного населения и проводимые (или готовящиеся к проведению) этнические чистки. В качестве предварительных условий были выдвинуты благие намерения интервентов, использование силы как крайнего средства, пропорциональность средств, продуманные перспективы достижения успеха, а также соответствующая санкция Совета Безопасности ООН^[32]. По сути, от «благих намерений», которыми, как известно, «вымощена дорога в ад», до контроля над злодеяниями совсем недалеко, главное, что и та и другая модель политического поведения при урегулировании конфликтов указывают на готовность демонизировать образ врага. А это, несомненно, есть проявление постсекулярного сознания.

Инверсия, как любой другой вектор политического времени, многолика. В драматургии инверсия является ярким режиссерским приемом, демонстрирующий исход конфликта в начале пьесы. Однако на мировой политической сцене, даже если у конфликтов и есть свои режиссеры, то они-то как раз и не заинтересованы в том, чтобы зритель, а в данном случае это мирового сообщество или его часть, видели истинный финал задуманного действия. Поэтому всем заинтересованным в том, чтобы конфликтная модель не стала всеобщей, следует внимательно относиться к тому, чтобы использовать новые инструменты урегулирования конфликта, которые будут действенные в новой, в том числе в постсекулярной реальности.

К таким инструментам относится медиация, в частности, проявляемая в коллективных молитвах. 1 января отмечается День всемирных молитв о мире. Этот праздник был придуман 8 декабря 1967 г., после того как Римский Папа Павел VI установил новый праздник — «Всемирный день мира». В течение нескольких лет его отмечали в первый день каждого нового года. 17 декабря 1969 г. Генеральная Ассамблея ООН провозгласила «Всемирный день мира» официальным. Общий лозунг «Всемирного дня мира» таков: «Прости, и ты обретешь мир». Основные темы ежегодных предпраздничных посланий понтификов к верующим: борьба с бедностью, построение мира на Земле, ослабление напряженности в международных и межгосударственных отношениях. Международный день молитвы за мир совпадает с Международным днем мира, который с 2001 г. согласно резолюции Генассамблеи ООН отмечается 21 сентября. В этот день приостанавливаются военные действия в горячих точках, прекращается огонь для того, чтобы все задумались над тем, как разрешить конфликты мирным путем. 1986 г. был провозглашен ООН «Международным годом мира» под девизом «Сохранить мир и будущее человечества». В рамках этой глобальной инициативы Иоанн-Павел II 27 октября организовал «Молитву о мире» в Ассизи. Папа обратился с призывом в этот день прекратить военные действия на всей планете, но его призыв был в основном проигнорирован. 27 октября различные религии сначала молились отдельно в отведенных для этого католических храмах и часовнях Ассизи. Молитву всех христианских конфессий возглавил Папа. По предложению буддистов моление сочеталось с постом для участников до захода Солнца. Но на молитву в Ассизи приехало немного зрителей, а наибольший интерес вызвали языческие камлания американских индейцев, прошедшие в церкви Сан Грегорио. Правда, индейцы признались, что сочетают свои языческие верования с принадлежностью к католической церкви. Молились также Далай-лама в базилике св. Петра, зороастриец Хоми Дхалла поклонялся огню в одной из местных часовен. Мусульманам также был предоставлен один из древних христианских храмов. В общей сложности участие в мероприятии приняли 160 представителей различных конфессий, в частности, 15 католических епископов и представители 11 нехристианских религий: индуисты, сикхи, буддисты, иудаисты, магометане, язычники, синтоисты, зороастрийцы, бахаиты и др. Среди заметных фигур помимо Иоанна-Павла II, были архиепископ Кентерберийский Роберт Ранси, бывший архиепископ Кентерберийский Безил Хьюм, глава ВСЦ Эмилио Кастро, мать Тереза, Далай-лама, главный римский раввин Элио Тоафф. В завершении церемонии молитвы ее участники в молчании проследовали на площадь Франциска Ассизского, где они по очереди произнесли свои молитвы и подняли оливковые ветки в знак общения в целях сделать мир центральной частью молитв и действий.

Годовщина «молитвы в Ассизи» ежегодно отмечается экуменистами. Предпринимались попытки возродить этот синкретический ритуал в 1999 и 2002 гг. Так, 24 января 2002 г. состоялась межрелигиозная «молитва о мире» в Ассизи, организованная Иоанном-Павлом И. Среди молящихся были: Патриарх Варфоломей I, митрополит Питирим (Нечаев), представители ислама, иудаизма, индуизма, сикхизма, буддизма и даже религии вуду. Были представлены экуменические организации и конфессиональные объединения, в частности, Всемирный совет Церквей, YMCA (англ. Young Men S Christian Association) — Юношеская христианская ассоциация, синод Реформатской церкви, Всемирный баптистский альянс, Всемирный реформатский альянс, Всемирная лютеранская федерация, Англиканское сообщество и др.

В 2011 г. Бенедикт XVI принял решение о проведении в Ассизи вновь такой молитвы в честь 25-летия ее первой организации. Известны и другие центры обращения с молитвами о мире. 26 сентября 2010 г., финального года инициированного ВСЦ «Десятилетия по искоренению насилия», в 7 часов утра в Иерусалиме лидеры религиозных конфессий (христиане, мусульмане, иудеи) и духовных эзотерических школ и учений провели совместную, общую, синхронную молитву о мире. В мае 2014 г. во время посещения Святой Земли на мессе в Вифлееме Папа Франциск пригласил президента Израиля и главу Палестинской Национальной Автономии в Ватикан на совместную молитву о мире. В качестве места для такой молитвы Папа Римский предложил свой дом в Ватикане. Папа призвал активизировать усилия с целью положить конец палестино-израильскому конфликту.

Места молитв о мире связаны с важными религиозными событиями, реалиями международной политической жизни. В таких молитвах особую роль играют знаковые природные объекты, являющиеся национальными символами. Когда в июне 2013 г. гору Фудзияму внесли в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО, японская организация Save Tibet Network и представительство Далай-ламы XIV в Японии и странах Восточной Азии решили провести в окрестностях этого величественного вулкана межконфессиональную молитвенную церемонию о мире во всем мире. Выбор пал на холм Нихондара благодаря фантастическому виду, который открывается оттуда на священную гору Фудзи. Название холма в буквальном переводе означает «восстанавливающий мир в Японии», поэтому лучше места для вознесения молитв о мире сложно было найти. К Фудзи веками стекались паломники со всего света. В ноябре того же года во время церемонии молитвы о мире Далай-лама торжественно открыл статую, воплощающую дух горы: повязал на статую белый шелковый шарф, хадак. Затем представители разных религиозных традиций, каждый по-своему, вознесли молитвы о мире во всем мире. Церемонию начала группа последователей синтоизма. Мужчины и женщины совершали подношения, пели, танцевали и молились, не отрывая глаз от священной горы Фудзи. За ними вышли христиане, которые прочли строки из Евангелия от Матфея и пропели молитвы к Господу на японском языке. Группа мусульман зычными голосами пропела молитвы, вторя своему имаму. Тщательно и сложно одетые представители древней мистической буддийской традиции Сюгэндо вышли, играя на гигантских раковинах моллюсков. Они пели, молились и выполняли религиозные ритуалы. Церемониальный лучник, который выпустил стрелы в каждую сторону света и еще одну в направлении священной горы. Буддийские монахи в богатых ярких одеяниях, вышедшие следом, пропели Сутру сердца. В завершение тибетские монахи во главе с Далай-ламой снова пропели Сутру сердца, на этот раз на тибетском языке.

К молитвенной практике содействия установлению мира прибегают не только религиозные деятели, но и политики. Известно, что ежегодные национальные молитвенные завтраки проводятся во многих странах. Джордж Вашингтон начал собирать молитвенную группу еще в 1790 г. Но официально национальный молитвенный завтрак впервые был проведен в 1953 г. при президенте США Дуайте Эйзенхауэре. С тех пор это мероприятие стало знаковым и достигло международного масштаба, на которое приглашаются политические, общественные и религиозные деятели многих государств. Например, среди участников на молитвенном завтраке в Вашингтоне был премьер-министр Испании Хосе Луис Родригес Сапатеро, премьер-министр Великобритании Тони Блэр, Мать Тереза и другие. Особую значимость этому мероприятию придает ежегодное участие в нем президента страны, поэтому с момента образования национальный молитвенный завтрак в Вашингтоне носит неофициальное название «Президентский молитвенный завтрак». Подобным образом национальные молитвенные завтраки проводятся в Канаде, странах Европы, например, в Бельгии в Европарламенте, Великобритании, Германии, Украине, в Южной Корее и Японии, а также в странах Латинской Америки. В России Национальный Молитвенный Завтрак проводится с 2000 г.

Правда, говоря о молитвенных завтраках в США практически невозможно избавиться от ощущения, что они вошли в практику как некий акт искупления тех преступлений, что совершили американцы во время Второй мировой войны. В ходе операции «Молитвенный дом» за одну ночь 10 марта 1945 г. в Токио от американских зажигательных бомб заживо сгорело: по американским послевоенным данным — около 100 тыс. человек, по японским — не менее 300 тыс., в основном стариков, женщин и детей. Еще 1,5 млн остались без крыши над головой^[33].

За семь десятилетий, прошедших после окончания Второй мировой войны, у человечества было много поводов вновь оказаться ввергнутым в военную катастрофу глобального масштаба. И очень часто именно религиозные аргументы и инструменты, используемые в урегулировании конфликта, помогали избежать негативного сценария.

• [1] Восстание Желтых повязок (184—204) — народное восстание в Китае, котороепривело к дестабилизации положения в стране и послужило одной из причин паденияханьской династии. Инициатором восстания была секта Тайпиндао (Путь ВеликогоМира-Благоденствия), которая предсказывала появления Лао-цзюня (Лао-цзы) как мессии-избавителя, который принесет мир и благоденствие.
• [2] Боксерское восстание (Ихэтуаньское восстание) — восстание ихэтуаней (буквально — «отрядов гармонии и справедливости») против иностранного вмешательствав экономику, внутреннюю политику и религиозную жизнь Китая с 1898(89) по 1901 г.
• [3] Здесь, конечно, приходят на память слова из знаменитой песни В. И. Лебедева-Кумача и А. В. Александрова «Священная война». Однако в истории священные войныбыли известны с давних времен. Так, Первая Священная война (ок. 595—583 до н.э.)была вызвана намерением гавани Кирры, расположенной неподалеку от Дельф, взиматьпошлины с посещающих Дельфы паломников, что нарушало священные права граждан на свободное посещение святилища. Дельфы были поддержаны Афинами во главес Солоном. Решающую роль в разгроме и разрушении Кирры (591 г. до н.э.) сыгралитиран Сикиона Клисфен и возглавивший объединенное войско Амфиктионии Эврилохиз рода Алевадов, правитель Лариссы и вождь Фессалийского союза. Роль Эврилохав Дельфах после этого стала столь значительна, что он учредил Пифийские игры. Войнаокончилась победой над жителями Кирры, бежавшими в горы (Грант М. Греческий мирв доклассическую эпоху. М.: Терра, 1998).
• [4] The U. S. National Mottos: Their history & constitutionality. [Электронный ресурс]. URL: http://www.religioustolerance.org/nat_mott.htm
• [5] Там же.
• [6] Цыпина Л. В. Провиденциальная история: образец и интерпретации // Verbum.2001. Вып. 4.
• [7] Название «Аум Синрике» восходит к санскритскому слову «аум» (Вселенная), следующую за «синрике» (слово написано кандзи). Приблизительное значение «учениеистины». В английском языке Аум Синрике часто переводится как Supreme truth («высшая истина»).
• [8] Минин С. Само Провидение послало нам Муссолини // НГ-религии. 2009. 20 мая.
• [9] Пешков В. Н. О древней русской дипломатии: Речь, произнесенная в торжественном собрании Императорского Московского университета доктором прав, ординарным профессором В. Пешковым 17 июня 1847 г. М.: В Универ, тип., 1847.
• [10] ПоздникинА. А. Война «восьми святых против церкви» (1375—1378) в оценке ПоджоБраччолини. [Электронный ресурс]. URL: http://www.sgu.ru/files/nodes/10 082/07.pdf
• [11] Зигфрид (нем. Siegfried) — один из главных героев германо-скандинавской мифологии и эпоса, в том числе «Песни о Нибелунгах».
• [12] «Сумерки богов» — распространенный, хотя ошибочный перевод термина «Рагна-рек» (нем. Ragnarok) в германо-скандинавской мифологии, означающего «гибель богов"(«судьба богов») и всего мира, следующую за последней битвой между богами и хтони-ческими чудовищами.
• [13] «Шестьсот шестьдесят шесть» по-гречески пишется как «hexakosioi hexlkonta hex"от др.-греч. е<;ак6аю1 ёа’рап’та ёс.
• [14] В мире растет количество верующих людей и падает число атеистов. [Электронный ресурс]. URL: http://www.gazetaprotestant.ru/2011/ll/v-mire-rastetkohchestvo-verayushhix-lyudej-i-padaet-chislo-ateistov/
• [15] От греч. «oikumene» — Вселенная, обитаемый мир.
• [16] От араб. «Баха» («Ьм) — слава.
• [17] Baha’i World News Service. [Электронный ресурс]. URL: http://news.bahai.org/media-information/statistics
• [18] Папа Иоанн XXIII. Pacem in terris (Мир на земле]. [Электронный ресурс]. URL: http://agnuz.info/tl_files/nbrary/books/pacem
• [19] Чудодеев А. Ю. Эра милосердия // Итоги. 2009. № 29.
• [20] Красиков А. Л. Духовные лидеры берут инициативу на себя // Независимая газета.2010. 19 мая.
• [21] Сорокин П. А. Система социологии. Т. 2. Петроград: Колос, 1920. С. 166.
• [22] На самом деле данное выражение исходит от первоисточника — оборота periculumin тога (с лат. — промедление опасно) из «Истории» римского историка Тита Ливия, который в России часто использовался и без перевода. Считается, что впервые этовыражение прозвучало еще в древности, как «историческая фраза» царя персов Дария 1(522—486 до н.э.), которую он произнес еще до того, как стал правителем Персии.
• [23] Путин В. В. Россия сосредотачивается — вызовы, на которые мы должны ответить. [Электронный ресурс]. URL: http://www.putin2012.ru/events/52
• [24] URL: www. dhicom/content/dam/flash/gO/gci/downIoad/DHL_GlobaIConnected-nesslndex
• [25] Beck U. The Silence of Words: on Terror and War // Security Dialogue. 2003. № 34 (3).P. 266.
• [26] Miller M. Poverty as a Cause of Wars? // Interdisciplinary Science Review. 2000.№ 25 (4). P 282.
• [27] Мирский Г. Арабский мир: надоело, не верим, не боимся // Международные процессы. 2011. Т. 9. № 1(25). Январь-апрель.
• [28] Эко У. Как с успехом потерпеть кораблекрушение // Картонки Минервы. Запискина спичечных коробках. СПб.: Симпозиум, 2008. С. 147—148.
• [29] См., например: Косорукова Ю., Бедненко Г. Идеология и современная культура НьюЭйдж как кризис пост-христианской цивилизации. [Электронный ресурс]. URL: http://pryahi.indeep.ru/history/new_age.html
• [30] Нэсбитт Д., Абурдин П. Что нас ждет в 90-е годы. Мегатенденции: год 2000: Десять новых направлений на 90-е гг. М.: Республика, 1992.
• [31] Новый инструмент для Pax Americana // Независимая газета. 2011. 10 авг.
• [32] См.: Weiss Т. G. То Intervene or Not То Intervene? A Contemporary Snap-Shot //Canadian Foreign Policy. 2002. No 9 (2). P. 141—157; Evans G., Sahnoun M. The Responsibilityto Protect // Foreign Affairs. 2002. No 81 (6). P. 100.
• [33] Контровский В. И. Репетиции Хиросимы, или новая стратегия // Волны пахнутпорохом. [Электронный ресурс]. URL: http://samlib.m/k/kontrowsklj_w_i/ index 8. shtml