Половая диффиренциация как форма биосоциальной адаптации

Реализовать все это поодиночке предчеловеческие существа совершенно не могут, значит, потребность в совместной деятельности доминирует над индивидуальной активностью. Поход за произвольностью и индивидуальным опытом обернулся групповой обусловленностью. Теперь жизнедеятельностью гоминидов управляют не индивидуальные гены, а общественные потребности. Эффективность в выполнении функций требует накопления индивидуального и коллективного опыта, формирования навыков, позволяющих удовлетворять эти потребности. Все это требует эффективных средств коммуникации и обучения. Коллективное взаимодействие неизбежно приводит к распределению функций и специализации — процессу разделения труда. Возникают и обособляются внешние и внутренние функции сообщества. Соответственно, и отбор проистекает по-разному для особей «внешнего круга» сообщества — эктофилов, и особей, большую часть жизни проводящих во внутреннем пространстве сообщества, — эндофилов.

Внешний круг — это охрана от хищников, территориальные бои с конкурентами своего и иных видов, охота, да и другие далекие рейды за пропитанием. Все это требует энергичности, высокой активности, даже непоседливости, выносливости, физической силы, выраженной агрессивности, устрашающего вида, эффективной подвижности, быстрых реакций, сообразительности, умения ориентироваться на местности и в любой ситуации и накапливать и моментально актуализировать опыт, но главное — сплоченности, готовности придти друг другу на помощь даже с риском для здоровья и жизни. Перед нами традиционный архетип мужчины.

Внутренний круг — это забота о потомстве, организация условий жизни для довольно большого количества особей, проживающих бок о бок (и уже не на деревьях, где все отходы жизнедеятельности летели вниз, никак не досаждая древолазам).

Выживание детенышей напрямую связано с гигиеной быта сообщества, особенно если миграции ограничены и большая часть жизни проистекает на одной и той же территории. Это и система внутренних коммуникаций — обеспечение безопасной совместимости членов одного сообщества, их взаимопонимания, взаимной привязанности и единства. Это внутреннее питание сообщества, буквально его вынашивание, вскармливание, выпесговывание — воспитание!

Чтобы сообщество родилось и существовало как одно целое, его внутренняя среда должна быть более привлекательной для членов сообщества, чем внешняя. Страх потерять свое сообщество должен быть выше, чем страх дискомфорта, ограничений, притеснений и эксплуатации со стороны других членов группы и даже сильнее, чем страх смерти.

Глубокое физическое чувство родства, привязанности и любви, на ранних этапах эволюции не осознаваемое, но остро переживаемое, — вот продукт особей внутреннего круга. Именно эти чувства заставляли всех членов сообщества, даже самых отчаянных эктофилов, возвращаться домой и даже доставлять туда еду. И даже отдавать ее часть па общие нужды сообщества!

Разумеется, центральным образующим звеном внутреннего круга стали половозрелые размножающиеся самки. И, соответственно, главная их черта — это привлекательность во всех смыслах этого слова, не только сексуальная, но и трофическая, и эстетическая, и этическая. Красавица, любовница, кормилица, утешительница, мирогворица, целительница, родительница — традиционный архетип женщины. Мать, матка, материя, среда, рода, родина, жива, жизнь, любовь — древнейшие сакральные символы женской природы.

Но внутренний круг — это не только женщины, это еще и дети, больные и старики. Главная черта их всех — «слабая вооруженность», беззащитность, потребность в заботе и опеке — слабость. Но это та слабость, которая и является главной сплачивающей силой сообщества. Возможность быть защищенными в ситуации слабости, временной или необратимой, намертво связывает людей друг с другом, осознают они это или нет.

Большинство диких животных с развитым головным мозгом, получивших поддержку и лечение от человека в момент увечья или болезни, очень привязывается к спасителю, не говоря уж о домашних животных. То есть для выработки привязанности (читай — любви!) такого рода не надо слишком совершенного головного мозга и человеческого самосознания: любовь и благодарность — витальное свойство живых систем.

Обитатели внутреннего круга разительно отличаются от представителей внешнего — они должны выглядеть безопасно, неагрессивно, безобидно. Только тогда они получат заботу, поддержку, уход и еду. Соответственно, отбор эндофилов идет в сторону снижения внешних признаков защищенности и опасности — силы, роста, мощности челюстей (зубастости-клыкастости) и мускулатуры, шерстистости-толстокожести, любой активной агрессивности.

Слабая половина человечества — дети, женщины и старики — имеют эти качества весьма и закономерно выраженными. Мало кто станет добровольно заботится о кусающемся и дерущемся нахлебнике — «громиле-качке», щетинистом и волосатом, со здоровенными челюстями и надбровными дугами. Он вызывает скорее чувство страха у эндофилов и чувство возмущения и агрессии у эктофилов. Они его за своей спиной не оставят и иждивенцем быть не позволят, если только он не раненый и не больной член их сообщества, запечатленный с беззубого детства, или в данный момент малоподвижен и не опасен для женщин и детей. Итак, первоначально отбор признаков и разделение груда шли преимущественно по половому и возрастному признаку.

Но так как сообщество развивалась как единая живая система, го рост линейных параметров (численности членов) приводил к тому, что внутреннее ядро сообщества росло существенно быстрее эктофильной части. Ведь пока площадь поверхности возрастает в квадрате, объем возрастет в кубе. То есть отношение числа эктофилов к числу эндофилов по мере роста сообщества неизбежно падает. Суммарная эндофилия сообщества растет, и черты, характерные для внутренней нормы, становятся практически типичными, постепенно сдвигая и стандарт эктофилов в большую грациальность, слабость и инфантильность.

Однако параллельно идет и специализация — усиление выраженности определенных способностей и особенностей у разных членов сообщества. Но чем больше сдвиг особи в любую сторону, тем меньше ресурсов и возможностей у нее для решения всех остальных задач. Надо, чтобы кто-то надежно подстраховал специализированную особь от последствий такого сдвига.

Чем больше особей в сообществе, тем больше его потенциальный ресурс специализации, но резко возрастает роль саморегуляции и управления этим ресурсом. Вот тут-то нужна не столько сила, сколько опыт и умение решать задачи со многими неизвестными, способность к экстраполяции (опережающему отражению происходящих процессов) и таинству манипулирования общественностью.

Большое сообщество — эго всегда большая политика — ум, хитрость, коварство, технологии. Ведь жи гь-то надо, а значит, и защищаться и нападать, вот и приходится недостаток физической силы и прочие издержки эндофильной конституции компенсировать умом и сообразительностью.

Все наши технологии — это компенсация наших биологических недостатков. И чем дальше мы идем по особому эволюционному пути, тем недостатков в функционировании организмов все больше и больше — неправильный прикус и кариес, сколиоз, варикоз, гипертония, ишемия и т. д. и т. п. Мы все глубже погружаемся в зависимость от нашего культурного пространства, мы уже в прямом смысле не можем жить без него.

Все больше взрослых мужчин имеют инфантильные и феминные черты и во внешнем виде, и в поведении, и в образе жизни. И технологии настолько компенсировали отсутствие силы и решительности (читай — эктофильнос ги) у мужчин, что теперь и многие женщины без особого труда могут «податься» в агрессивные эктофилы. Чем многие и воспользовались, благо их существенно больше, чем мужчин, а рожать, кормить и воспитывать потомство далеко не всем и хочется. Да и целесообразность Kr-стратегии в перенаселенных частях света выглядит сомнительной.

Слово «любовь» сегодня прочно ассоциируется с сексуальной активностью. Расширение сообщества разбавило чувство родства и близости настолько, что мы потеряли его ощущение. Очень часто эти понятия имеют только внешнее сугубо ситуационное значение. Мы не можем жить друг без друга, но при этом утеряли и живое ощущение дружбы и взаимной необходимости. Наши природные инстинкты все больше искажаются и деформируются под воспитательным влиянием социального окружения, которое манипулирует ими (а значит, и нами) в целях рекламы, политики, идеологии. Мы хотели независимости от генетического предопределения и отчасти получили ее, но вместо свободы воли нами управляет социальная индукция, заданная общественной историей, социальной ситуацией, экономическими и политическими кризисами, семейной традицией и личным индивидуальным неврозом.

Мы привязаны к тем, кого не особенно любим, и любим тех, кого запрещено правилами социума. Мы специализируемся на деятельности, к которой часто не чувствуем никакого призвания и имеем мало предрасположенности и способности, только потому что «за нее платят» или «так распорядилась судьба». Очень трудно себе представить дикое животное в таком состоянии.

Зато мы делаем ракеты и т. д., можем взорвать сверхмощные ядерные заряды и даже уничтожить всю цивилизацию. Мы включили в свое внутреннее пространство множество видов животных и растений, но еще больше истребили. Человечество отлично поработало над освоением-одомашиванием биосферы, превращением ее в техносферу и агросферу, глобальным расширением окультуренного пространства, приведшего к проблеме глобального экологического кризиса. Все это действительно заставляет потрясенно взглянуть на геологическую мощь объединенного и глобализированного человечества!

Но не забыли ли мы, зачем мы двинулись в этот эволюционный путь и что нас объединило? Не крупный головной мозг и даже не вездесущие трудовые ручки, не прямохождение, не вымирание лесов, не освоение водной стихии и переживание мирового оледенения — все это было очень важно, но новым эволюционным словом мы стали не благодаря всему этому, а только благодаря непреодолимой любви к друг другу и стремлению к приобретению жизненного опыта и произвольности.