Следствия фонемных преобразований

§ 121+. Вес изменения, рассмотренные здесь, так или иначе связаны друг с другом, соотносятся с фонетическими эквивалентами фонем и с морфологической функцией этих фонем в языке; отражены в письменных источниках и сохранились в современных говорах; имеют внутреннюю логику развертывания системы, промежуточные стадии которой сохранились в отдельных словах или грамматических формах. Вычленить какой-нибудь фрагмент этой динамической системы и рассматривать его изолированно было бы опасным упрощением.

В целом можно заметить, что инвентарь фонетических средств за многие столетия почти не изменился; например, «редуцированные» как особый тип звуков или «аканье» как форма нейтрализации, или «мягкость» согласных как способ разграничения «одинаковых» звуков — все это было в праславянском, в древнерусском, в старорусском языках, есть и в современном русском языке. То же относится и к просодическим средствам фонетики, включая сюда интонацию, долготу, ударение и паузу.

Главным содержанием исторической фонетики русского языка стало не обогащение фонетическими средствами (основная задача праславянской фонетики), а системная организация наличных фонетических средств в связи с развитием и стабилизацией грамматической и лексической систем языка. Происходили перераспределение относительной ценности тех или иных «звуковых особенностей», фонологизация прежде несущественных или малосущественных признаков различения, «устранение» нейтрализации менее важных фонемных противопоставлений, новые принципы варьирования и постепенное усложнение функциональных и стилистических возможностей фонетики.

Основной процесс заключался: в неуклонном формировании противопоставления парадигматической системы с совокупностью ее различительных признаков на синтагматической системе, в которой первоначально были сосредоточены все ведущие признаки гласных и согласных; в постепенном сгущении собственно «звуковых» признаков на гласном и согласном и их отстранении от признаков слога; в постепенном расхождении между гласными и согласными и устранении промежуточных между ними глайдов (системы сонантов); в максимальном развитии системы консонантизма за счет количественной и качественной редукции системы вокализма.

Последовательность всех изменений доступна обозрению главным образом благодаря общей причинно-следственной связи между ними и той зависимости от изменений на содержательном уровне, которая регистрируется в грамматических и лексических архаизмах. Пределом варьирования «оттенков» фонемы являются синтагматические правила сочетаемости фонем в тексте, которые определяются известной системой различительных признаков и т. д. Законченность каждой частной системы есть условие существования смежных и зависимых от данной системы элементов. Противоречия между ними, и чаще всего между парадигматической и синтагматической системами фонем, становятся причиной очередного изменения. Материальным воплощением утраты фонем является противоречие между равнозначными фонетическими средствами речи, выступающими в различной языковой функции (старый /ь и новый /ъ, старый редуцированный и новый редуцированный, старые мягкие согласные и новые мягкие согласные). Свои условия и предпосылки имеют и другие типы фонематических изменений, всегда основанные на переработке наличного фонетического материала.

Пространственные и временные вариации общерусской системы изучают историческая диалектология, диалектология, история литературного языка. По мере возможности мы обращали внимание на тс импульсы со стороны функциональной и стилистической систем языка, которые оказали свое влияние на развитие русской фонологической системы. Многообразное и разнонаправленное переплетение всех этих причин (многие из них еще не очень ясны) способствовало постоянным преобразованиям системы в целях максимального соответствия содержательным уровням языка и сохранения статуса формального разграничителя. Чтобы сохраниться, система должна Изменяться. Чтобы измениться, она должна на каждом этапе развития иметь не только причины, условия и предпосылки изменения, но и цель развития.

Такой целью было стремление к максимально точному и полному разграничению тех смысловых единиц языка, которые связаны с лексикой и морфологией.

§ 122+. Сами по себе звуки речи — не очень важная сторона системы. Звуки мало изменяются, и есть основания полагать, что Владимир Красно Солнышко или Дмитрий Донской произносили их примерно так, как сегодня произносим их мы. Изменялись не звуки, а отношения между ними и принципы их согласования в фонетическом тексте.

Фонология изучает внешнюю форму словесного знака, ту его «материю», с помощью которой происходит выделение семантически значимых единиц языка, прсжЬс всего в морфологии. Фонетика имеет дело только с устной речью, фонология распространяет свои действия на все формы речи, в том числе и на письменную, даже на виртуальную (компьютерные оппозиции) и т. д. С течением времени «внешняя форма» становится всеобъемлющим средством различения языковых знаков в их совместном действии. «Звук», звучание получает функцию смыслоразличительную.

Но включение фонетики—фонологии в «историческую грамматику» определяется и другими свойствами «звука». На исторических фактах мы убедились, что звуковые изменения происходят под давлением морфологических факторов и в свою очередь вызывают очень важные преобразования на всех остальных уровнях языковой системы, вплоть до глубинно ментальных, связанных с концептуальной сферой коллективной речемысли народа. Различное отношение к таким изменениям, как редукция безударных гласных или, например, формирование корреляции согласных по мягкости—твердости (последовательно—непоследовательно—незавершенно—отсутствует) в известном смысле связано со многими особенностями культурной и духовной жизни народа, говорящего на данном славянском языке. Сравните русского, украинца, поляка, серба, в языке которых указанные изменения отразились различным образом, и вы увидите различия в духовном их складе, связанном в том числе и с внешней формой их каждодневной речи.

В отличие от фонетических вариаций в звучании речи, фонемные изменения происходят на широкой дуге исторического времени и фактически никогда не прекращаются. Например, у гласных самое древнее чередование (е—о) (веду — водит) стало наводящим на все последующие изменения гласных среднего подъема: и (ь—ъ), и (е > о) (веду — вёл), и (о > а) (т. е. (а—а)) — изменялись только позиции, в которых происходили подобные преобразования системы, в результате чего коренное морфологическое чередование (е—о) расширяло зону своего действия на пользу морфологии и лексике.

§ 123. Фонетические изменения приводили к преобразованиям в области орфографии, т. е. в письменной форме речи.

Принцип орфографии — это идеальная форма, под которую подводятся правила правописания конкретных слов и их грамматических разрядов. В древнерусской традиции в качестве такого идеала писаных форм выступала идея достоинства я образца, т. е. ориентировались на признанные традицией типы написаний (по образу образцов) в их особо почитаемой форме (по подобию высокого достоинства). Долгое время это были образцы южнославянского письма, поэтому в письменном тексте сохранялись искусственные написания, на основании которых теперь иногда говорят о «церковном произношении» или даже о «церковнославянском языке» эпохи Средневековья.

До конца XIV в. в рукописях находим множество отклонений от искусственного «образа и подобия» традиционной орфографии, но с начала XV в., в результате так называемого «второго южнославянского влияния», на Русь проникает совершенно условное, искусно выстроенное по канонам письмо, за которым очень редко можно углядеть особенности восточнославянского произношения. Единственное его достоинство состоит в введении надстрочных знаков ударения; стало возможным изучать древнерусские акценты. Необходимость в обозначении ударения возникла в связи с тем, что предшествующие фонетические изменения разрушили фонетическое единство словоформ, появилась необходимость соединить их разнообразие в единство слова, а словесное ударение как раз способствовало выделению слова из традиционных словесных формул текста (см. § 51). Известным ответом на новое внешнее «влияние» стало развитие «быстрого письма» — полуустава с переходом в скоропись: здесь меньше возможностей следовать истовым (уставным) правилам письма, поскольку и в графике скоропись утрачивает достоинство образца.

Историки изучают древнерусскую орфографию не по справочникам и словарям, которых в то время не было, а по фактическим написаниям в рукописях разного времени и места создания. Результаты их исследований можно свести к нескольким заключениям.

Буквами алфавита — в графике — обозначались не звуки речи, а фонемы; фонемные преобразования X—XVII вв. привели к необходимости упрощения в написаниях или к расширению буквенного инвентаря, поскольку исходный принцип славянского письма — фонетический — оказался нарушенным. В графике появились буквы й (с XVI в.), ё (с XVIII в.), еще раньше 6, а также преобразованные из других гласные буквы э или я (из юса малого в скорописи) и т. д.

Принципы орфографии исторически изменчивы. Например, в словах его доброго написания являются:

• 1) фонетическими как Циво добръва];
• 2) морфологическими как Цево доброво];
• 3) традиционными как [его доброго].

Третий тип — это полное игнорирование всех фонемных изменений в словоформе, очень близкое к символическим обозначениям слова под титлом (Бъ — богъ, гй — господи). Уже в самой ранней древнерусской рукописи ПМХ1 только две трети фонем переданы согласно фонетическому принципу, около 12% — символические и 22,5% —традиционные написания. Через полвека в основном почерке ОЕ1056 традиционных написаний уже 40%, а символических — 14%. В дальнейшем отклонения от фонетического принципа написания увеличиваются, письменный текст не поспевает за происходящими фонемными изменениями, так что создается иллюзия архаичности самого языка, которая обманывает современного исследователя.

На протяжении всего Средневековья идет соревнование фонетического и морфологического принципов орфографии, оно завершается лишь в XVIII в. в известной теории письма М. В. Ломоносова, своим авторитетом утвердившего морфологический принцип как основной: должно передаваться единство в написании любой морфемы данного слова и производных от него.

Таким образом, до XIV в. основным принципом русского письма был (условно) фонематический, с конца XIV в. до конца XVI в. (до начала книгопечатания) древнерусский фонематический принцип окончательно сходит на фонетический уровень, но преобладает символический принцип обозначений (написания типа връхь вместо верх, моа вместо моя и т. д.) и традиционный (написания типа домъ, добрый, доброго с сохранением непроизносимых уже -ъ, -ый, -ого). Изменение принципов письма согласуется с общей установкой своего времени — это символизм как способ выражения сакральной идеи. Тем нс менее даже церковные деятели середины XVI в. резко осуждают такое искусственное письмо «ино сербски, а ино болгарски».

Новая установка на «образ и подобие» не получила развития и на практике, во многом благодаря типично русскому отношению к порядку и равнодушию к формальным деталям письма. Скоропись отменяла все ухищрения искусственного изображения слов на письме. Рост авторитета московского говора и письменных образцов московских государевых канцелярий переломили тенденцию к символическим и традиционным написаниям (буквализм) в пользу четкого обозначения смысловых единиц текста. Возникает и развивается тенденция к морфологическому принципу орфографии.

На образцовых текстах первопечатных книг и по примеру «Грамматики» Мелетия Смотрицкого (1619 г.) морфологический принцип правописания развивался, хотя и фонетических написаний еще довольно много в оригинальных русских (и рукописных) текстах XVII в. На практике (например, в рукописях протопопа Аввакума) из произношения допускаются только фонетически непроверяемые написания (изба, гдгь, трижды, другова, всево и т. д.). Общий принцип орфографии состоял в том, что при возникновении того или иного позиционного изменения в фонемной структуре морфемы ее написание не изменяется; изменение наступает лишь при условии, если изменение фонемной структуры не имеет позиционной обусловленности либо теряет ее.

§ 124+. На всех этапах развития русской орфографии возникало сопротивление традиционному и символическому принципам на пользу живой речи — либо в произношении (фонетически), либо в сохранении смысловых единств (морфологически). «Орфографический террор» XIX—XX вв. связан был с установлением общеобязательных стандартов, которые не имеют ничего общего с исторически сложившимся правилом русского письма как идеала: если можно было выбирать написание, то для одних случаев предусматривалось одно из них, а для других не другое, а оба. Этот однонаправленный подход к нормированию русского письма оставался очень устойчивым и привел к обобщению компромиссного варианта: морфологического принципа русского правописания.

С победой фонематического принципа над праславянским просодическим (в устной речи завершилась к концу XII в.) письменная норма приходит к формированию слогового принципа графики: этот принцип был установлен в результате распадения «силлабсм», но окончательно сформировался в XVIII в. Графика как система обозначений на письме сегодня отражает фонематический принцип древнерусского языка, тем самым отставая от устной речи, так сказать, на два порядка: современная русская графика функционально равна древнерусской фонетике. Напротив, первоначально фонетичная орфография, хотя и ограниченная традиционными и символическими написаниями, вынесенными из старославянской письменности, через морфонологическую ступень развития переходит к морфологическому принципу уже после утраты редуцированных гласных. Другими словами, развитие русской орфографии идет как бы в ногу с развитием самого языка, отставая от последнего на один порядок. «Орфографический террор» Нового времени объясняется тем, что современное письмо уже полностью перешло на ступень морфологического, утратив связи с морфонологическим этапом своего развития, когда важны были не морфемы в единстве их написания (как в современной орфографии), а морфемы в единстве их произношения и написания (на письме отражались только различительные чередования фонем). Например, написания вольно, но силно отражали морфонологическое, а не морфологическое единство морфем в их написании; они одинаково противоречили и исконно фонетическим написаниям (вольно, сильно), и современным морфологическим написаниям, случайно совпадающим с исконными (вольно, сильно), но зато отражалась связь всех словоформ, в которые вступает данная корневая морфема, т. е. вольно при воля с обозначением мягкости, но силно при сила с обозначением «твердости» согласного корня. Другими словами, в написаниях такого рода отражался тот уровень развития языка, когда словоформа понималась несколько шире, чем теперь, не только как словоформа одного слова, но и как незамкнутый ряд всех производных от данного словесного корня.

В конечном счете контрастные различительные признаки гласных и согласных в пределах слога раскололи единство слога и в результате ряда фонетических изменений привели к освобождению согласных и гласных от взаимной связи, к употреблению каждого из них в любой комбинации с любым другим звуком, гласным или согласным. Это позволило неимоверно расширить возможности формои словообразования, увеличивая звуковые цепочки до любого предела. Произношение грамматически важных единиц (морфем) и на письме обозначалось адекватно их смыслу.

Все это создало предпосылки для важных изменений в грамматике и лексике старорусского языка.

Вопросы для повторения.

• 1. Как складывался основной принцип русской графики?
• 2. На каких основаниях изменялись основные принципы русской орфографии?
• 3. Чем объяснить победу морфологического принципа русской орфографии?

' Литература.

• 1. Винокур Г. О. Орфография как проблема истории языка // Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. — М., 1959. — С. 463−467.
• 2. Дурново Н. Н. Избранные работы по истории русского языка. — М., 2000. — С. 391−494, 644−682.
• 3. Колесов В. В. Введение в историческую фонологию. — Л., 1982.
• 4. Осипов Б. И. История русской орфографии и пунктуации. — Новосибирск, 1992. — С. 4−19. 26−152.