Кадровая безопасность и коррупционное поведение работника

Коррупция, коррупциогенная личность, модели коррупционного поведения — все эти феномены встречаются в профессиональной деятельности государственных гражданских и муниципальных служащих. Они являются отражением психологической ненадежности работника, результатом «реализации» кадровых рисков и угроз.

Полагаем, что риск совершить коррупционное преступление (правонарушение) у психологически надежного служащего — минимален, и наоборот.

Как отмечает И. М. Даукаев, «у термина „коррупция“ не существует базисного определения. Коррупция (от лат. corrumpere — „растлевать“) обозначает использование должностным лицом своих властных полномочий и доверенных ему прав в целях личной выгоды, противоречащих законодательству и моральным установкам. Наиболее часто данный термин ассоциируется с бюрократическим аппаратом и политической деятельностью»^[1].

В Федеральном законе Российской Федерации № 273-ФЗ «О противодействии коррупции» от 25 декабря 2008 г. коррупция представляет собой злоупотребление служебным положением, дачу взятки, получение взятки, злоупотребление полномочиями, коммерческий подкуп либо иное незаконное использование физическим лицом своего должностного положения вопреки законным интересам общества и государства в целях получения выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц, либо незаконное предоставление такой выгоды указанным лицом другим физическим лицам, а также совершение указанных деяний от имени или в интересах юридического лица.

Среди фундаментальных причин коррупции Е. П. Тавокин, О. В. Широкова, Ж. А. Шишова^[2] выделяют следующие:

• • содержание решений и направленность действий государственных структур определяются преимущественно частными интересами людей, находящихся у власти или способных на нее влиять;
• • доходы от коррупционной деятельности, как правило, значительно превышают официальный заработок;
• • за годы «демократии» вместо традиционных нравственных ценностей центральное положение заняли императивы личного преуспевания, наживы и обогащения, деньги стали мерилом и эквивалентом жизненного благополучия. Коррупция в массовом сознании воспринимается как норма и необходимый элемент деловой и правовой культуры;
• • практически не соблюдается презумпция неотвратимости наказания за коррупционную деятельность. До суда доходит исчезающе малая часть коррупционных дел, а судебные решения носят преимущественно половинчатый характер. Причем тех, кто давал взятки, к уголовной ответственности привлекается в 2 раза больше, чем тех, кто эти взятки получал. Институт конфискации имущества практически не применяется;

• исполнительная власть лишь имитирует борьбу с коррупцией, она не только не противостоит коррупции, но и активно в ней участвует. Во многом по этой причине в законодательную и нормативную базу закладывается множество коррупционных ниш, которые способствуют живучести и дальнейшему распространению коррупции.

Однако, как отмечает И. М. Даукаев, «злоупотребление может быть одной из форм коррупции (одним из преступных деяний должностного лица или группы лиц), но не исчерпывает всей полноты определения коррупции»^[3].

Приведем наиболее часто встречаемые в специализированной литературе дефиниции термина «коррупция». Итак, коррупция — это:

• • моральное разложение должностных лиц и политиков, выражающееся в незаконном обогащении, взяточничестве, хищении и срастании с мафиозными структурами;
• • поведение людей, решающих государственные и частные задачи, которые нарушают свой долг, чтобы получить неоправданные выгоды какого-либо рода;
• • поведение, нарушающее и подрывающее те нормы политической системы, которые считаются необходимыми для ее сохранения. «Данное определение охватывает многообразные формы проявления коррупции, в том числе подкуп, незаконное должностное обогащение, взяточничество, должностное протежирование, покровительство, кумовство и семейственность»^[4];
• • умышленное использование представителями власти своего служебного статуса для противоправного получения имущественных и неимущественных благ и преимуществ в любой форме^[5];
• • социальное, общественно опасное, угрожающее экономической и политической безопасности страны явление, составляющее совокупность преступлений, совершаемых должностными лицами в целях личного обогащения за счет государства, коммерческих и иных организаций и граждан^[6];
• • это деяния должностных лиц и государственных служащих, совершенные в нарушение правовых регламентаций из корыстной или иной заинтересованности, повлекшие нарушения прав и свобод человека и гражданина, порядка работы органа государственной власти или местного самоуправления, причинившие ущерб охраняемым интересам государства, общества, физических и юридических лиц^[7];

• • социально-экономическая категория, выражающая отношения, складывающиеся между должностными лицами и отдельными членами общества по поводу использования возможностей занимаемой должности с целью получения личной выгоды в ущерб интересам третьей стороны (общества, государства, фирмы)^[8];
• • ситуации, когда должностное лицо принимает противоправное решение (часто это бывает решение, морально неприемлемое для общественного мнения), из которого извлекает выгоду вторая сторона (например, фирма, обеспечивающая себе благодаря этому решению государственный заказ вопреки установленной процедуре), а само должностное лицо получает незаконное вознаграждение от этой стороны. Характерные признаки данной ситуации: принимается решение, нарушающее закон или неписаные общественные нормы, обе стороны действуют по обоюдному согласию; обе стороны получают незаконные выгоды и преимущества, обе стороны стараются скрыть свои действия^[9];
• • ситуации, когда чиновника вынуждают под давлением или при помощи шантажа принять незаконное решение. Обычно это случается с уже затянутыми в преступную деятельность чиновниками, которые, поддаваясь давлению, фактически получают выгоду лишь в том, что их не разоблачают, и они сохраняют за собой свое рабочее место^[9];
• • один из механизмов взаимодействия криминальной части бизнеса (шире — экономической деятельности) с криминальной частью органов власти (госчиновниками). И те и другие в конечном счете обворовывают народ. Уровень коррупции зависит от типа организации общества (политической и экономической модели, идеологии), который предопределяет его состояние (здоровое или больное). При нормальной организации социума коррупция противоестественна, с ней борются, и она, если и присутствует, находится на пренебрежительно низком уровне. При ненормальной организации общества коррупция естественна, она процветает^[11].

Как указывают Л. В. Большакова, А. Н. Литвиненко, под понятием «коррупция» «можно понимать достаточно большое количество различных ситуаций и сюжетов, в которых происходит использование должностным лицом своего положения в личных целях с нарушением каких-то должностных инструкций»^[12].

По мнению И. М. Даукаева^[1], характерными признаками коррупции являются противоборство между действиями должностных лиц и действиями лиц, заинтересованных в нарушении этими должностными лицами властных полномочий (например, по распределению каких-либо не принадлежащих им ресурсов, оказанию услуг имущественного или неимущественного характера, в том числе по продвижению по службе, устройству родственника на работу, в больницу или поликлинику, детский сад, школу, вуз и др., либо возможности получения прямой экономической выгоды, либо злоупотребление должностными полномочиями и т. д.). «Коррупция ведет к прямому или косвенному хищению государственного бюджета и государственной собственности»^[14].

Анализ приведенных выше определений термина «коррупция» и «коррупционное поведение» государственных гражданских служащих позволяет сделать следующее заключение. Прежде всего, злоупотребления, использование своих служебных полномочий (обязанностей), на наш взгляд, является результатом ненадежности служащего, обусловленной особенностями его регулятивной сферы, а также индивидуально-психологическими и профессионально-психологическими особенностями. Именно они могут выступать своего рода «пусковым механизмом» использования возможностей занимаемой должности для получения личной выгоды.

Далее обратимся к описанию «направлений изучения коррупции»,

предложенных А. В. Смирновым^[15]. В частности автором указываются следующие: социально-экономическое, социально-психологическое, культурологическое, персонологическое и ситуативное направление.

Социально-экономическое направление. Главный акцент здесь делается на выявление конфликтов между социально-экономическим статусом работника и социально-экономическими показателями среды, в которой проходит его профессиональная деятельность. В качестве причин возникающих противоречий указывают следующие:

• • несоответствие заработной платы работника объему и сложности выполняемой деятельности, когда зарплата несравненно ниже энергозатрат работника. Коррупционная доходность становится «компенсацией тяжелого труда»;
• • большая разница между минимальной и максимальной заработной платой. Наличие в профессиональной среде лиц с гораздо более высоким уровнем материального благосостояния, тем более когда известно, что оно достигнутого за счет коррупционной и иной криминальной деятельности (мотив зависти и снятия табу «если им можно, почему мне нельзя»);

• • конфликт заработной платы и прежнего высокого материального уровня жизни;
• • культурное давление референтной социальной группы, требующее соответствия для сохранения высокого социометрического статуса;
• • прямая пропаганда идеалов обогащения. В этих условиях госслужба рассматривается, например, как «доходное место», «просто бизнес», прибавочная стоимость при котором добывается за счет использования финансового, информационного и административного ресурсов государства.

Как указывает А. В. Смирнов, несмотря на то что в основе указанных выше противоречий лежат экономические детерминанты, «сущность конфликтов составляют все же психологические феномены — дефицитарность поощрения, зависть и самооправдание, тщеславие и неспособность противостоять групповому давлению, деформация моральных ценностей, слабость этической цензуры и т. д.»^[16].

Социально-психологическое направление предполагает анализ и изучение мотивации и условий коррупционного поведения, отношения коррупционеров к коррупции. В этом контексте А. Л. Журавлев, А. В. Юревич^[17] указывают на следующие факторы:

• • толерантность — отношение к коррупции как к повсеместному нормальному, неискоренимому и неизбежному явлению;
• • феномен осуждения в массовом сознании лишь запредельных размеров взяток, при условии, если они «непропорциональны» должности коррупционеров (когда берут «не по чину»), а не самого акта коррупции;
• • система двойных стандартов. Свое собственное коррупционное поведение, равно как и аналогичное поведение родных и близких, воспринимается не как коррупция, а как вынужденный ответ на объективные обстоятельства. В то время как аналогичное поведение других лиц рассматривается как коррупционное.

Культурологическое направление. В данном контексте коррупция рассматривается с точки зрения социогенеза, определения культурных показателей коррупции, роли культурных традиций, способствующих коррупции.

• 1. Коррупция и социогенез. Коррупция как продолжение и проявление традиции «задабривания» тотемного божества, когда в коллективном ритуальном акте подношения даров благодаря феномену партиципации в сознании индивида стираются границы и противоречия между явлениями и объектами бытия. Партиципация представлена в форме духовной связи и является выражением тождества сущностей явлений, объектов, событий и т. д. Совершая ритуал поклонения лесному божеству перед охотой, партиципируя с ним, охотник тем самым не просто просит божество быть благосклонным, а обретает свойства и качества этого божества, которые позволят сделать охоту легкой, а добычу богатой. Как указывает А. В. Смирнов, «в переводе на ситуацию с коррупцией можно сказать, что „даритель“, „даруя дар“, буквально снимает возникающие противоречия и пытается обрести те возможности, которыми обладает чиновник»^[16].
• 2. Определение культурных показателей коррупции. В этом контексте наиболее часто используются параметры измерения культуры, предложенные Гиртом Хофстедом^[19]:
  • • «коллективизм — индивидуализм» — ориентация на коллективистские или индивидуалистические ценности, или мера, в которой жизненные решения личности определяются группой, к которой он себя относит (семьей, кругом друзей, коллегами). В коллективистических культурах люди, как работающие в частном секторе, так и находящиеся на государственной службе, склонны нарушать законы и формальные правила в тех случаях, когда они противоречат, с их точки зрения, традиционным нормам и ценностям;
  • • «дистанция власти» — мера согласия наименее обеспеченных статусом и властью людей с тем фактом, что власть распределена неравномерно. В культурах с высокой дистанцией власти зависимость подчиненных от руководства принимает форму патернализма, при которой подчиненные получают поддержку взамен на лояльность. Такие системы благоприятствуют развитию коррупции в виде непотизма и фаворитизма. Желание демонстрировать лояльность как абсолютное условие успеха не позволяет подчиненным критически отнестись к коррупционному поведению руководства. Представители культур с высокой дистанцией власти относятся к коррупции с большей терпимостью, чем представители стран с низкой дистанцией власти;
  • • «маскулинность — феминность» — мера ориентации на материальный успех и личные достижения в противоположность стремлению поддержать теплые, гармоничные отношения с окружающими. Готовность к коррупционной сделке мотивируется стремлением к материальному обогащению. Ориентация культуры на материальный успех снижает чувствительность к этической стороне бизнеса и тем самым облегчает заключение сделки для обеих сторон;
  • • «избегание неопределенности» — коррупционная сделка может рассматриваться как средство снижения неопределенности. Неопределенность, или противоречивость информации, снижает чувствительность к этическим дилеммам бизнеса;

• • «долговременность связей» — ориентация партнеров коррупционной сделки на долговременные отношения и их забота о будущем должны возрастать в прямой зависимости от ранга чиновника и величины бизнеса.
• 3. Изучение роли культурных традиций, способствующих коррупции. В этом контексте А. Л. Журавлевым, А. В. Юревичем^[17] описываются следующие факторы:
  • • приоритет неформальных социальных отношений над формальными. «Патернализм, иерархичность и опора на неформальные отношения с властью, подкрепляемые подарками и услугами…»;
  • • клановость, кумовщина. «Социальные связи в коррумпированных системах реализуются как частные взаимодействия, дружеский или родственный круг»;
  • • устойчивость приоритета личных интересов чиновника над производственными и тем более над государственными при возникновении ситуации конфликта интересов;
  • • апелляция к ресурсам власти при возникновении трудных жизненных ситуаций вместо использования нормативных регуляторов и механизмов принятия и реализации решений (часто такие регуляторы отсутствуют);
  • • взятка как рациональный инструмент решения проблем отечественной рыночной экономики;
  • • феномен коррупционных сетей — построение коррупционных структур как коррупционных вертикалей с круговой порукой. Субъективное восприятие риска коррупции снижается, если нижестоящий делится взяткой с начальством;
  • • размытость границ между собственно взяткой и благодарностью;
  • • выгодность коррумпированности чиновников, которая усиливает их управляемость со стороны власти^[21].

Персонологическое направление, по мнению А. В. Смирнова, «осуществляет поиск психологического портрета коррупционера, оперируя следующей системой координат при сравнении идеального и коррумпированного служащего»^[22]. Согласно его позиции на первый план в рамках данного направления выходят понятия «коррупционное давление», «антикоррупционная устойчивость», «склонность к коррупции».

Как указывает О. В. Ванновская^[23], склонность к коррупции (равно как и антикоррупционная устойчивость) понимается как интегральное свойство личности, в генезисе которого лежит отношение к коррупции, преломленное сквозь призму ценностно-смысловых, когнитивных и эмоционально-волевых детерминант, которые через механизмы «отчуждения» и «идентификации» приводят, соответственно, либо к антикоррупционной устойчивости, либо к склонности к коррупции.

«Ситуативное» направление в изучении этиологии коррупционного поведения исходит из доминирующей роли «давления социальной ситуации» на потенциального или действующего коррупционера, провоцирующего коррупционный акт^[24]. Однако, как указывает А. В. Смирнов, «психологические механизмы самого коррупционного поведения при таком ситуативном давлении не раскрываются»^[25].

Обобщая отмеченное выше, сделаем следующее заключение. Психологическая надежность является одним из факторов, препятствующих коррупционному поведению государственных гражданских и муниципальных служащих, минимизирующих риск его возникновения. Обусловлено это тем, что психологически надежный служащий (чиновник) способен противостоять коррупционному давлению (в том числе и обстоятельствам), используя свои регулятивные возможности, а также индивидуально-типологические и профессионально-психологические особенности своей личности, которые манифестируют в его «антикоррупционной устойчивости» (в терминологии О. В. Банковской). В этом контексте особую значимость и актуальность приобретает своевременная оценка и мониторинг психологической надежности и кадровых рисков государственных гражданских и муниципальных служащих.

Далее обратимся к описанию моделей коррупционного поведения и типам коррупции. Полагаем, что ненадежность служащих, манифестируя в коррупционном поведении, наносит ущерб как самой организации, в которой протекает профессиональная жизнь чиновника, так и имиджу государственной гражданской и муниципальной службы в целом. Знание о моделях и видах коррупции позволяет более четко дифференцировать кадровые риски, обусловленные ненадежностью работника.

Как указывает М. В. Шедий^[26], в зависимости от области приложения коррупцию подразделяют на экономическую и политическую.

Под экономической коррупцией понимается подкуп (получение, обещание, предложение, дача или вымогательство взятки), любое другое незаконное использование лицом своего публичного статуса, сопряженное с получением выгоды (имущества, услуг или льгот или преимуществ, в том числе неимущественного характера) как для себя, так и для любых других лиц вопреки охраняемым законом экономическим интересам гражданина, юридического лица, общества или государства, либо незаконное предоставление такой выгоды указанному лицу вне зависимости от совершения данных деяний лично или через посредников.

К экономической коррупции целесообразно относить также подкуп публичных лиц юридическими лицами (например, на основе решений коллегиальных органов управления), который в настоящее время не квалифицируется как преступление или административное правонарушение.

Политическая коррупция связана с деятельностью чиновников аппарата политической власти. В ее основе лежит неофициальный, бесконтрольный обмен ресурсами между властной элитой и другими структурами общества. Противоречия между интересами правящей элиты и нормами морали и закона возникают не столько из-за взяток, сколько из-за сложившихся клановых отношений, в которых главенствующим является принцип родственных связей.

По мнению В. Ле Вайн^[27], термин «политическая коррупция» указывает на структурный и человеческий компоненты формального государственного устройства и предполагает вовлеченность в данный процесс государственных (и «общественно-политических») должностных лиц. В случае если в акте коррупции не принимают участие подобные должностные лица, то такая коррупция может быть определена как «неполитическая». В отличие от «политической коррупции» «коррупция политического процесса» ориентирована, прежде всего, не на непосредственное извлечение той или иной материальной выгоды, а на деградацию и извращение самого политического процесса. Проявлениями этого вида коррупции служит мошенничество на выборах (например, «регистрация покойников» и наполнение избирательных урн фальшивыми бюллетенями), борьба за политическую власть путем покупки лжесвидетельств, давления на судей и т. п.

В. В. Лунеев под политической коррупцией понимает коррупционные (или связанные с коррупцией) формы политической борьбы правящих или оппозиционных элит, партий, групп и отдельных лиц за власть, т. е. с целью ее захвата или удержания, а также против политических конкурентов. Некоторым ее видам присущи коррупционные деяния против конституционных прав и свобод человека и гражданина, против основ государственного строя и государственной власти^[28].

Кроме отмеченного выше исследователи^[29] также разделяют коррупцию на «низовую» (бытовую) и «верхушечную» (деловую).

«Низовая» коррупция — коррупция, в которую вовлечены различные организации, иногда наделенные властными полномочиями, а иногда нет, которые созданы для предоставления различных услуг населению и организациям. Данный тип коррупции распространен на среднем и низшем уровнях и связан с постоянным, рутинным взаимодействием чиновников и граждан (штрафы, регистрации, услуги в сфере здравоохранения, жилья, социального обеспечения и т. п.). Бытовая коррупция обусловлена повседневной жизнью граждан и их семей. Она порождается необходимостью удовлетворять заботы частной жизни — здоровье, образование, отдых, жилье, индивидуальная защита и т. п.

Как отмечают В. Н. Конышев, А. А. Сергунин, «низовая коррупция» возникает и существует как один из сопутствующих элементов теневой экономики^[30]. По мнению В. Н. Валуева, А. С. Макарычева, «привлекательность „низовой коррупции“ в том, что при минимальном риске для обеих сторон взятка помогает решить постоянно возникающие, зачастую незначительные проблемы. Она же служит небольшой платой за постоянную возможность нарушений законов и инструкций»^[31].

«Верхушечная» коррупция, связанная с деятельностью государственных органов власти, охватывает политиков, высшее и среднее чиновничество и сопряжена с принятием решений, имеющих высокую цену (формулы законов, госзаказы, приговоры судов высоких инстанций, изменение форм собственности и т. п.). По мнению М. В. Шедий^[32], часто верхушечная коррупция порождается взаимодействием власти и бизнеса. Некоторые считают, что это и есть единственная «настоящая» коррупция, коррупция как таковая. Деловая коррупция обусловлена хозяйственной (в широком смысле) деятельностью физических и юридических лиц. Она порождается потребностями создания и развития фирм, необходимостью улаживать их взаимоотношения с государством и друг с другом.

Как указывают В. Н. Конышев, А. А. Сергунин, причина существования «верхушечной» коррупции — «нежелание (или неумение) высшего эшелона организационной системы принимать решения в рамках открытых демократических процедур. Отсутствие демократической культуры, желание лишний раз продемонстрировать свою власть, ограниченность финансовых и материальных ресурсов (которые хотелось бы распределить среди „своих“), стремление использовать свое служебное положение в целях личного обогащения или для дальнейшего карьерного роста — вот основные мотивы, которые руководят высокопоставленными коррупционерами»^[33].

Таким образом, масштабная низовая коррупция создает благоприятный психологический фон для развития коррупции на более высоких уровнях власти, а существование верхушечной коррупции оправдывает, если не узаконивает, наличие коррупции низовой. Сращивание низовой и верхушечной коррупции образует вертикальную коррупционную структуру, т. е. вертикальную коррупцию^[29].

С развитием компьютерных технологий и внедрением их в органы власти, в том числе и местного самоуправления, появился новый вид коррупционного поведения — компьютерная, или э-коррупция (е-corruption), под которой понимается действия органов государственной власти или отдельных государственных служащих, направленные на реализацию личных интересов, противоречащих интересам общества, с использованием информационных технологий^[35].

Как указывает М. В. Шедий^[32], появление новых форм коррупции исследователи связывают с основными характеристиками, присущими электронному правительству, — ускорением транзакций, сокращением личных контактов между контрагентами, трансформацией бизнесмоделей. Сокращение срока обработки заявки, повышая эффективность работы добросовестных партнеров, одновременно повышает и степень риска: контроль за выполнением условий транзакции перекладывается на компьютерную систему, и в случае ее сбоя — сознательного или случайного — отменить сделку уже невозможно. Аналогично сокращение личных контактов между поставщиком и заказчиком сокращает количество источников информации о контрагенте до одного — заявки, обрабатываемой компьютером. Если при традиционной системе отношений внешний вид контрагента, помещение его офиса и т. д. в какой-то степени служили гарантом его добросовестности, то с перемещением общения в режим онлайн проблема подделок и мошенничества встает очень остро. Еще одним источником э-коррупции является возникшая асимметрия информации между специалистами в области информационных технологий и остальными служащими. В результате происходит не столько снижение коррупции, сколько вытеснение служащих, не владеющих в совершенстве навыками работы с компьютерами, с коррупционных рынков. Зачастую внедрение информационных систем сопровождается отменой многих традиционных систем безопасности и мер по предотвращению коррупции, поскольку они воспринимаются как дублирующие механизмы^[32].

Подводя итог сказанному, отметим, что одним из условий, минимизирующим возникновение коррупции (низовой, верховой и др.), является управление кадровыми рисками, связанными с человеческими ресурсами организации (в нашем контексте это система государственной гражданской и муниципальной службы). Полагаем, что в рамках управления кадровыми рисками необходимо использовать комплексную оценку и мониторинг психологической надежности (ее регулятивного, индивидуально-типологического и профессионально-психологического компонентов) государственных гражданских и муниципальных служащих.

Далее обратимся к рассмотрению моделей коррупционного поведения как проявления психологической ненадежности государственных гражданских и муниципальных служащих.

Так, Л. В. Большакова, А. Н. Литвиненко^[38] предлагают классификацию моделей коррупционного поведения по частным признакам, представленную в таблице 6.

По мнению Л. В. Большаковой, А. Н. Литвиненко, представленная в таблице 6 классификация может быть продолжена и дальше. В частности, «модели, описанные по частным признакам, можно разделить на более мелкие группы. В качестве примера можно рассмотреть наиболее часто встречающиеся на практике денежные модели коррупционного поведения. Такие модели могут быть классифицированы по различным признакам, характеризующим отдельные моменты, связанные с взяткой или коммерческим подкупом.

Частные признаки модели коррупционного поведения.

Таблица 6

Например, денежные модели коррупционного поведения могут различаться по тому, кто является инициатором взятки — тот, кто дает, или тот, кто получает. Взятка может происходить с нарушением закона, например, должностной подлог, сокрытие важной информации и т. д. Дача взятки может и не сопровождаться прямым нарушением закона, например, быть дана за то, что и так должно быть выполнено — за ускорение каких-то действий, подписание документов, выдачу виз. Денежные модели коррупционного поведения могут различаться по звеньям цепочки «хозяин — исполнитель — клиент. В моделях может присутствовать или отсутствовать хозяин, может быть один или несколько хозяев, при этом в последнем случае между хозяевами может иметь место конкуренция. Исполнитель в цепочке может быть также один или их может быть несколько, в последнем случае между исполнителями может существовать конкуренция или иерархия. Коррупционное поведение клиента может быть направлено на победу в конкурентной борьбе, если клиентов несколько, либо на достижение какой-то своей цели, если клиент один. Задачи, лежащие в основе возникновения денежной коррупционной ситуации, также могут характеризовать модели. Например, существуют модели коррупционного поведения, в которых в качестве основной задачи рассматривается либо задача максимизации прибыли исполнителя, либо задача максимизации прибыли клиента. И наконец, существуют модели коррупционного поведения, в которых учитывается мораль, степень честности и порядочности участников сделки»^[39].

М. О. Изотов^[40] на основании проведенного анализа описывает четыре класса коррупционной деятельности: содержательный аспект, состав участников, их субъективное отношение и уровень организации коррупционных отношений.

Первый класс. К нему относятся типологии, «основным критерием в которых выступает описание содержательной стороны явления коррупции (характерные признаки различных коррупционных действий, механизм их осуществления и т. д.)»^[41]. В этом контексте указываются следующие типы коррупционного поведения:

• • взяточничество как «предложение и принятие материального вознаграждения должностным лицом за нарушение его прямой служебной обязанности»^[42];
• • протекционизм — «совокупность действий должностного лица по покровительству кому-либо с целью получения корыстной выгоды. Например, чиновник оказывает покровительство частной фирме и создает ей благоприятные условия для ведения бизнеса, такие как содействие в получении льготных кредитов, госзаказа, освобождение от проверок и т. д.»^[43];

• • теневой лоббизм — «система организаций и агентов крупного бизнеса при законодательных органах власти, имеющих целью оказание давления на законодателей и чиновников»^[44];
• • фаворитизм как «покровительство и попустительство, получение незаконных привилегий от вышестоящего должностного лица»^[45];
• • непотизм, под которым понимается «раздача родственникам, знакомым и друзьям доходных должностей, званий, недвижимости с целью укрепления собственной власти и деловых связей»^[46];
• • политическая коррупция — злоупотребления должностными лицами своим служебным положением с целью занятия и удержания власти в обществе (неправомочное использование высокопоставленным чиновником административного ресурса для проведения предвыборной кампании и т. д.)^[47];
• • незаконное присвоение публичных средств для частного использования — действия должностного лица, использующего свои полномочия в сферах пользования публичных, общегосударственных средств (государственный бюджет, государственная собственность, ресурсы) в целях личного обогащения или в пользу третьих лиц (приватизация государственных предприятий по намеренно заниженным ценам, нецелевое использование государственных льгот и дотаций и т. д.)^[48].

Кроме отмеченных выше, к первой группе коррупционного поведения М. О. Изотов относит также злоупотребление должностными полномочиями, превышение должностных полномочий, незаконное участие в предпринимательской деятельности, коммерческий подкуп.

Второй класс коррупционной деятельности, по мнению М. О. Изотова, «основан на определении состава участников коррупционных отношений»^[48]. В этом контексте автор приводит классификацию коррупции, предложенную под руководством Г. А. Сатарова, в рамках которой описывается монокоррупция, эндогенная коррупция и экзогенная коррупция.

Монокоррупция — это «действия должностного лица при отсутствии взаимоотношений со сторонним лицом (взяткодателем). Например, нецелевое использование чиновником средств государственного бюджета, их хищение и т. д.»^[50].

Эндогенная коррупция предполагает, что «участниками коррупционных отношений с обеих сторон являются должностные лица»^[51]. Данный вид коррупционных отношений разделяется на горизонтальную, восходящую, нисходящую и смешанную коррупцию:

• • в горизонтальной участвуют государственные служащие, не находящиеся друг с другом в отношениях подчинения (например, чиновники разных ведомств, имеющие общего руководителя);
• • в восходящей предполагаются случаи, когда должностное лицо передает часть собранного им коррупционного дохода своему начальству;
• • в нисходящей коррупции «в роли подкупающего лица выступает государственный служащий, занимающий более высокую должность, чем подкупаемое лицо (например, губернатор во время выборов подкупает членов избирательной кампании)»^[41];
• • в смешанной «взаимодействующие коррупционеры находятся друг с другом в различных сочетаниях перечисленных выше отношений»^[51].

Экзогенная коррупция предполагает взаимодействие с лицами, не являющимися государственными служащими, и делится на три типа:

• • бытовая порождается взаимодействием рядовых граждан и чиновников;
• • деловая предполагает, что в качестве стороны, взаимодействующей с чиновниками, выступают представители негосударственных организаций, т. е. представители бизнеса, общественных организаций и т. д.;
• • криминальная, подразумевающая коррупционные действия должностных лиц с представителями преступного мира.

Третий класс коррупционной деятельности включает типологии, основанные на субъективном отношении к феномену коррупции. «Они определяют мотивы, цели, интересы участвующих в коррупционных отношениях сторон, а также в целом характеризуют общественное отношение к феномену коррупции вообще»^[54]. В этом контексте М. О. Изотов описывает две группы мотивационных стратегий.

Первая группа — стратегии, выбираемые гражданами и предпринимателями при вступлении в коррупционное взаимодействие с должностным лицом. К ним относятся:

• а) стратегия адаптации — «предполагает коррупционные действия, которые вынужденно совершаются гражданами при решении своих бытовых проблем или предпринимателями при преодолении административных барьеров, регламентирующих их коммерческую деятельность»^[55]. Для описания данной стратегии поведения М. О. Изотов предлагает отметить выделяемые Ю. В. Латовым^[56] виды взяток в зависимости от преследуемых взяткодателями целей:
  • • ускоряющая взятка (чтобы получивший взятку быстрее делал то, что должен по долгу службы);
  • • тормозящая взятка (чтобы получивший взятку нарушил свои служебные обязанности);
  • • взятка «за доброе отношение» (чтобы получивший взятку не делал надуманных придирок к взяткодателю).
• б) стратегия уклонения — «включает коррупционные действия бизнесменов и граждан, которые направлены на предотвращение ущерба, сопряженного с наложением предусмотренных законом санкций (административное или уголовное преследование), обременений (налоги) или обязанностей (служба в армии по призыву). Здесь основным мотивом вступления в коррупционные отношения выступает получение возможности нарушить закон или уклониться от некоторых обязанностей»^[55].
• в) стратегия конкуренции заключается в коррупционном взаимодействии гражданина с государственным служащим с целью нанесения ущерба третьему лицу. Как отмечает М. О. Изотов, «особенно ярко данная стратегия поведения проявляется в деловой среде, когда бизнесмены следуют ей для устранения нежелательной конкуренции. Они привлекают представителей власти для создания различных проблем конкуренту: от его информационной дискредитации до использования силовых структур в рейдерстве»^[54].
• г) стратегия «захват государства» свойственна представителям бизнеса. «Она предполагает корпоративные и индивидуальные стратегии поведения бизнеса, направленные на установление теневого контроля за принятием властных решений, имея в виду разные ветви и уровни власти. К ней можно отнести теневой лоббизм, установление коррупционного контроля над политиками и политическими партиями и т. д. Основным мотивом выбора данной стратегии поведения выступает желание создать благоприятные условия для коммерческой деятельности»^[59].

Вторая группа — стратегии, выбираемые должностными лицами для достижения своих корыстных целей. К ним относятся:

• • стратегия давления «включает действия государственных служащих, которые связаны с тем, что при обращении к ним граждан они используют свое должностное положение не для выполнения положенных служебных обязанностей и решения проблем обратившихся к ним лиц, а для создания условий, вынуждающих последних вступить в коррупционную сделку. Выбирая подобную стратегию поведения, чиновники используют свои полномочия для создания различных препятствий обратившимся к ним лицам (затягивают сроки предоставления услуг, некачественно их выполняют, придумывают новые требования и т. д.). Тем самым госслужащие ставят граждан в безвыходное положение и подталкивают их к выбору коррупции как способу решения проблемы»^[60].
• • стратегия «захват бизнеса» предполагает «совокупность тактик власти, с помощью которых власть в лице своих представителей или даже организаций стремится обеспечить теневой контроль над бизнесом с целью коллективного и (или) индивидуального извлечения административной ренты»^[61]. Как отмечает М. О. Изотов, «в этом случае рента обеспечивается не получаемыми прямыми взятками, а непосредственно источниками, на которых они произрастают, — бизнесом и доходом от него»^[59].

Кроме того, третий класс коррупционных действий предполагает рассмотрение мотиваций лиц, их использующих, а также учет общественного мнения об опасности коррупционных действий. В этом контексте исследователи предлагают коррупционные поступки подразделить на два класса: этические отклонения и правонарушения.

Этическое отклонение — «совершение государственным служащим действий, которые отрицательно влияют на состояние общественного мнения о законности на государственной службе, хотя прямо и не запрещены законом или иным нормативным актом»^[63].

Коррупционные правонарушения — содержащие признаки коррупции проступки, запрещенные нормами права под угрозой юридической ответственности^[64].

Четвертый класс коррупционных действий предполагает классификации, которые, по мнению М. О. Изотова, «в качестве своего критерия выделяют организационный аспект: степень повторяемости, систематизации, распространенности коррупционных отношений в обществе»^[65]. В качестве примеров классификаций автор приводит следующие:

• а) типология, подразделяющая коррупцию по степени повторяемости контактов взаимодействующих сторон. В этом контексте описываются:
  • • эпизодическая коррупция — «кратковременное, разовое взаимодействие сторон, не предполагающее поддержания дальнейших отношений»^[65];
  • • систематическая коррупция — «долговременное взаимодействие сторон, предполагающее их ориентацию на поддержание постоянных связей, отношений»^[67].
• б) типология, основанием которой является степень централизации коррупционных отношений. В этом контексте описываются:
  • • децентрализованная коррупция — каждый взяткополучатель действует по собственной инициативе;
  • • централизованная коррупция «снизу вверх», например, взятки, регулярно собираемые нижестоящими чиновниками, делятся между ними и вышестоящим начальством;
  • • централизованная коррупция «сверху вниз», например, взятки, регулярно собираемые высшими чиновниками, частично передаются их подчиненным^[65].

На основании отмеченного выше сделаем следующее заключение. Вне зависимости от используемых моделей, видов коррупции на первый план всегда выходит личность коррупционера. В нашем контексте это психологически ненадежный государственный гражданский и муниципальный служащий, действия которого наносят ущерб как организации, так и государству в целом.

Говоря о личности коррупционера, обратимся к исследованиям О. В. Ванновской^[69], в рамках которых понятие «коррупциогенная личность», понимается как «определенный социальный тип, обладающий высокой склонностью к коррупции и низкой антикоррупционной устойчивостью. В ситуации коррупционного давления такая личность с большей вероятностью выберет коррупционное поведение и с очень низкой вероятностью откажется от него»^[70].

Склонность к коррупции — это «личностная предрасположенность к выбору коррупционного поведения в ситуации коррупционного давления»^[71].

При этом под коррупционным давлением понимается «совокупность социальных и психологических факторов воздействия на должностное лицо, приводящих к ситуации выбора между злоупотреблением властными полномочиями для получения личной выгоды или отказу от него»^[72].

Противостоять коррупционному давлению возможно благодаря такому качеству, как антикоррупционная устойчивость, предполагающая «способность осуществления выбора между криминальным и законопослушным поведением в пользу последнего»^[71].

По мнению Е. П. Тавокина, О. В. Широковой, Ж. А. Шишовой, социальный портрет коррупционера можно описать следующим образом. «В общей массе госслужащих он составляет менее 25%. Это преимущественно мужчина 30—49 лет, чаще всего юрист с не очень большим стажем работы (3—5 лет) в органах власти. Он вполне искренне ориентирован на воспроизводство внедряемой четверть века в России модели „жизненного успеха“, не исключающей обогащения любой ценой, ориентированной на потребительство. Наибольшее беспокойство у коррупционера вызывает перспектива слома сложившейся системы жесткого „отрицательного“ кадрового отбора, когда на высшие должности назначаются не по компетенциям, а по другим мотивам. В качестве главного фактора развития коррупции определено морально-этическое разложение современного российского общества. В качестве стратегического направления преодоления коррупции предлагается формирование в обществе негативного отношения к коррупционному поведению, восстановление в общенациональном масштабе во многом уже разрушенной шкалы традиционных нравственных ценностей»^[74].

На основании многолетних исследований О. В. Ванновская^[69] предлагает рассматривать (оценивать) пять уровней коррупциогеннной личности:

• 1. Уровень смыслов и ценностей личности (жизненные цели, стремления, смыслы и ценностные ориентации). «Для коррупциогенной личности характерно преобладание материальных, а не духовных ценностей, что предопределяет ее выбор в ситуации конфликта интересов между личными и общественно значимыми интересами в пользу личных интересов. Тем самым для человека с высокой склонностью к коррупции мерилом счастья и блага будет роскошь, а ведущей ценностью — «Иметь», а не ценность «Быть»^[76].
• 2. Когнитивно-нравственный уровень (нравственное самосознание, установки нравственного поведения, правосознание, структура ответственности и долга). Как указывает О. В. Ванновская, «если структура установок нравственного поведения не дифференцирована, а мотивация нравственного поведения неосознанна, то это приводит к снижению антикоррупционном устойчивости и повышению склонности к коррупции»^[77].
• 3. Эмоциональный уровень (удовлетворенность жизнью, удовлетворенность профессией, удовлетворенность личным статусом, самоотношение). Соответственно негативное самоотношение, неадекватная самооценка «оказывают деформирующее воздействие на правовое поведение личности, активизируют комплекс неполноценности и поиск компенсаторных механизмов в виде повышения значимости личности за счет увеличения материальных благ»^[78] [35, с. 327], т. е. к коррупционному поведению субъекта.
• 4. Регулятивный уровень (локус контроля, механизмы принятия решения). По мнению О. В. Ванновской, «коррупциогенная личность будет обладать экстернальным локусом контроля»^[79], т. е. она «видит» источник управления своей жизнью преимущественно во внешней среде.
• 5. Поведенческий уровень (ведущий тип реагирования). «Человек с ведущим импульсивным типом реагирования (спонтанной эмоциональной реакцией на внешние раздражители) в большей степени будет склонен к коррупционному поведению»^[79].

На основе отмеченного выше О. В. Ванновская дает психологический портрет коррупциогенной личности, ведущими характеристиками которой выступают:

• • осмысление жизни через приобретение объектов материальных благ;
• • стремление к роскоши как показателю счастья;
• • неосознанная мотивация и недифферинцированная система установок нравственного поведения;
• • низкий уровень удовлетворенностью жизнью;
• • негативное самоотношение и неадекватная самооценка;
• • экстернальный локус контроля;
• • импульсивный тип реагирования.

На основании проведенных исследований Л. В. Уваровой^[81] предложен обобщенный психологический портрет коррупционера, которого характеризует:

• • отсутствие жалости по отношению к жертвам коррупции;
• • скрытая агрессия;

• • общение с небольшим кругом людей (при этом он очень осторожен при установлении близких отношений);
• • цинизм;
• • толерантность к коррупции;
• • ложное самоутверждение (через богатство, славу, власть). С. В. Алексеев справедливо считает, что «…динамичное, активное современное общество регулируется универсальной нормативной моделью мотивации деятельности — стремлением к успеху. Власть, деньги, собственность выступают инструментом и мерилом успеха»^[82];
• • преобладание материальных, а не духовных ценностей;
• • экстернальный локус контроля;
• • недифференцированная структура установок нравственного поведения;
• • невозможность преодоления фрустрации и беспомощности при встрече с трудностями.

При этом, как считает Л. В. Уварова, коррупционеры являются творческими людьми, отличающиеся нестандартным подходом к решению возникающих задач^[83].

Говоря о коррупциогенной личности, необходимо обратиться к рассмотрению таких понятий, как антикоррупционная устойчивость, антикоррупционный потенциал и антикоррупционное давление.

Обратимся к рассмотрению предикторов коррупционного поведения, под которыми понимается «совокупность личностных характеристик, установок и ценностей, формирующих готовность к коррупционному поведению или вступлению в коррупционные отношения и обусловливающих снижение антикоррупционной устойчивости личности»^[84]. На основании проведенных исследований И. В. Девятовской Э. Э. Сыманюк^[85] описала следующие психологические предикторы коррупционного поведения.

• 1. Мотивы:
  • • неудовлетворенность жизнью, трудом, профессией,
  • • стремление к власти как к способу личного обогащения,
  • • потребность в самоутверждении за счет других,
  • • внешние мотивы профессиональной деятельности.
• 2. Ценности:

• • материальные ценности,
• • редукция нравственных ценностей,
• • размытая профессиональная идентичность.
• 3. Личностные качества:
  • • низкий уровень ответственности и самоконтроля,
  • • косвенная агрессия,
  • • цинизм,
  • • социальное лицемерие,
  • • личностная конформность.

Как указывает И. В. Девятовская, Э. Э. Сыманюк, «данные психологические предикторы активно поддерживаются общественными установками, с точки зрения которых взятка рассматривается как быстрый и наиболее оптимальный способ решения организационных, управленческих и личных проблем»^[86].

Л. М. Закирова^[87] на основании проведенных исследований описала следующие параметры активности человека для формирования антикоррупционной устойчивости.

• 1. Активная ориентировка (в новой ситуации, новом материале).
• 2. Осознание (структуры своей деятельности, качеств личности, этапов жизненного пути).
• 3. Инициатива, самостоятельное целеполагание, планирование, предвосхищение.
• 4. Интенсивная включенность в деятельность.
• 5. Стремление к саморегуляции (самоконтролю, самокоррекции, самокомпенсации), владение приемами саморегуляции.
• 6. Осознание противоречий своего развития, их устранение, обеспечение баланса и гармонии.
• 7. Постоянная настроенность на саморазвитие и самообновление.
• 8. Стремление к самореализации и творческому созиданию.
• 9. Интеграция своего профессионального пути, структурирование и упорядочивание своего профессионального опыта и опыта других.

Рассмотрев проблему коррупциогенной личности, корупциогенного поведения как проявления ненадежности государственных гражданских и муниципальных служащих, обусловленной их индивидуальнопсихологическими особенностями, обратимся к описанию конфликта интересов. Данный вид конфликта, встречаемый в системе государственной гражданской и муниципальной службе, является одной из форм коррупции, на наш взгляд, также обусловлен психологической ненадежностью чиновника. Об этом речь пойдет в следующей части работы.

• [1] Даукаев И. М. Современные представления о сущности коррупции // Евразийскаяадвокатура. — 2013. — № 2 (3). — С. 87—89.
• [2] Тавокин Е. П., Широкова О. В., Шишова Ж. А. Коррупция в системе государственной службы // Мониторинг общественного мнения. — 2014. — № 1 (119). — С. 70—86.
• [3] Даукаев И. М. Современные представления о сущности коррупции // Евразийскаяадвокатура. — 2013. — № 2 (3). — С. 87.
• [4] Там же, с. 88.
• [5] Большой юридический словарь / под ред. А. Я. Сухарева, В. Е. Крутских. — М., 2000. — С. 288—289.
• [6] Гаухман Л. Д. Коррупция и коррупционные преступления. — М.: Юрид. программы, 2009. — С. 6.
• [7] Мелешко Н. П. Некоторые проблемы борьбы с организованной преступностьюи коррупцией в свете защиты прав человека // Коррупция: политические, экономические, организационные и правовые проблемы. — М., 2001. — С. 191.
• [8] Даукаев И. М. Современные представления о сущности коррупции // Евразийскаяадвокатура. — 2013. — № 2 (3). — 88.
• [9] Там же, с. 89.
• [10] Там же, с. 89.
• [11] Тавокин Е. П. Российский коррупционер в социологическом измерении // Мониторинг общественного мнения. — 2014. — № 2 (120). — С. 87—95.
• [12] Большакова Л. В., Литвиненко А. Н. Типологический анализ моделей коррупционного поведения // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. — 2013. —№ 1 (57). —С. 92.
• [13] Даукаев И. М. Современные представления о сущности коррупции // Евразийскаяадвокатура. — 2013. — № 2 (3). — С. 87—89.
• [14] Там же, с. 87.
• [15] Смирнов А. В. Коррупция как полифакторный феномен // Педагогическое образование в России. — 2014. — № 10. — С. 47—51.
• [16] Смирнов А. В. Коррупция как полифакторный феномен // Педагогическое образование в России. — 2014. — № 10. — С. 48.
• [17] Журавлев А. Л., Юревич А. В. Психологические факторы коррупции // Прикладнаяи юридическая психология. — 2012. — № 1. — С. 8—21.
• [18] Смирнов А. В. Коррупция как полифакторный феномен // Педагогическое образование в России. — 2014. — № 10. — С. 48.
• [19] Нестик Т А. Коррупция и культура // Экономическая теория преступленийи наказаний. — 2002. — № (1). — URL: http://corruption.rsuh.ru/magazine
• [20] Журавлев А. Л., Юревич А. В. Психологические факторы коррупции // Прикладнаяи юридическая психология. — 2012. — № 1. — С. 8—21.
• [21] Там же, с. 16.
• [22] Смирнов А. В. Коррупция как полифакторный феномен // Педагогическое образование в России. — 2014. — № 10. — С. 49.
• [23] Там же.
• [24] Правовые и организационные формы борьбы с коррупцией в системе государственной службы метод, и информ. материалы для лиц, включенных в резерв управленческих кадров Ставропольского края на должность руководителей ГУП СК /Мин-во дорожного хозяйства и транспорта Ставропольского края, 2014. — URL: http://dorogisk.ru
• [25] Смирнов А. В. Коррупция как полифакторный феномен // Педагогическое образование в России. — 2014. — № 10. — С. 50.
• [26] Шедий М. В. Типология коррупции и основные модели коррупционных стратегий поведения // Научные Ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. — 2011. — № 8 (103); Шедий М. В. Особенностиразвития антикоррупционного потенциала гражданского общества в России // Ученыезаписки: электронный научный журнал Курского государственного университета. —2013, —№ 2 (26).
• [27] Цит. по: Шедий М. В. Типология коррупции и основные модели коррупционныхстратегий поведения // Научные Ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. — 2011. — № 8 (103).
• [28] Лунеев В. В. Коррупция: политические, экономические, организационные и правовые проблемы. — М., 2001.
• [29] Цит. по: Шедий М. В. Типология коррупции и основные модели коррупционныхстратегий поведения // Научные Ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. — 2011. — № 8 (103).
• [30] Конышев В. Н., Сергунин А. А. Система индикаторов вузовской коррупции (гипотеза) // Экономика образования. — 2012. — № 1. — С. 119—123.
• [31] Валуев В. Н., Макарычев А. С. Коррупция в России: политологические подходы //Коррупция в России: муниципальные, региональные, федеральные, международныеаспекты. — Нижний Новгород: Изд-во НГЛУ, 2000. — С. 39.
• [32] Шедий М. В. Типология коррупции и основные модели коррупционных стратегий поведения // Научные Ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. — 2011. — № 8 (103).
• [33] Конышев В. Н., Сергунин А. А. Система индикаторов вузовской коррупции (гипотеза) // Экономика образования. — 2012. — № 1. — С. 120.
• [34] Цит. по: Шедий М. В. Типология коррупции и основные модели коррупционныхстратегий поведения // Научные Ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. — 2011. — № 8 (103).
• [35] Зыков Д. А. Некоторые вопросы предупреждения хищения компьютерной информации в коррупционных целях // Коррупция в органах государственной власти: природа, меры противодействия, международное сотрудничество: Сборник статей / подред. П. Н. Панченко. — Нижний Новгород. — 2001. — С. 464—467; Солодов В. В. E-government и борьба с коррупцией // Вестник Московского университета. Серия 21. Управление (государство и общество). — 2006. — № 1. — С. 2—16.
• [36] Шедий М. В. Типология коррупции и основные модели коррупционных стратегий поведения // Научные Ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. — 2011. — № 8 (103).
• [37] Шедий М. В. Типология коррупции и основные модели коррупционных стратегий поведения // Научные Ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. — 2011. — № 8 (103).
• [38] Большакова Л. В., Литвиненко А. Н. Типологический анализ моделей коррупционного поведения // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. — 2013. —№ 1 (57). —С. 91—99.
• [39] Большакова Л. В., Литвиненко А. Н. Типологический анализ моделей коррупционного поведения // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. — 2013. —№ 1 (57). —С. 93—94.
• [40] Изотов М. О. Проблема типологии коррупционных отношений // СреднерусскийВестник общественных наук. — 2010. — № 4. — С. 121—128.
• [41] Там же, с. 121.
• [42] Яковлев А. М. Социология экономической преступности. — М.: Наука, 1988.С. 150.
• [43] Изотов М. О. Проблема типологии коррупционных отношений // СреднерусскийВестник общественных наук. — 2010. — № 4. — С. 121.
• [44] Безверхое А. Г., Малков В. П. Понятие, причины и предупреждение коррупции //Гражданское общество в борьбе с коррупцией: история и современность. МатериалыОткрытого регионального форума / под ред. С. А. Репинецкого, А. П. Аржанова. —Самара, 2007.
• [45] Кашкина А. Г. «Развитие» коррупции в российском обществе // Проблема коррупции: пути междисциплинарного исследования: материалы V Международной научнойконференции «Россия и Восток» / под ред. П. Л. Карабущенко. — Астрахань: Издательский дом «Астраханский университет», 2009. — С. 60.
• [46] Там же, с. 60.
• [47] Изотов М. О. Проблема типологии коррупционных отношений // Среднерусский Вестник общественных наук. — 2010. — № 4. — С. 122.
• [48] Там же, с. 122.
• [49] Там же, с. 122.
• [50] Изотов М. О. Проблема типологии коррупционных отношений // СреднерусскийВестник общественных наук. — 2010. — № 4. — С. 123.
• [51] Там же, с. 123.
• [52] Там же, с. 121.
• [53] Там же, с. 123.
• [54] Там же, с. 124.
• [55] Изотов М. О. Проблема типологии коррупционных отношений // СреднерусскийВестник общественных наук. — 2010. — № 4. — С. 124.
• [56] Латов Ю. В., Ковалев С. Н. Теневая экономика: учебное пособие. — М.: Носми, 2006.
• [57] Изотов М. О. Проблема типологии коррупционных отношений // СреднерусскийВестник общественных наук. — 2010. — № 4. — С. 124.
• [58] Там же, с. 124.
• [59] Там же, с. 125.
• [60] Изотов М. О. Проблема типологии коррупционных отношений // СреднерусскийВестник общественных наук. — 2010. — № 4. — С.125
• [61] Там же, с. 121—128.
• [62] Там же, с. 125.
• [63] Максимов С. В. Коррупция. Закон. Ответственность. — М.: ЗАО «ЮрИнфоР», 2008.— С. 11.
• [64] Тихомиров Ю. А., Трикоз Е. Н. Право против коррупции // Журнал российского права. — 2007. — № 5. — С. 42.
• [65] Изотов М. О. Проблема типологии коррупционных отношений // СреднерусскийВестник общественных наук. — 2010. — № 4. — С. 127.
• [66] Изотов М. О. Проблема типологии коррупционных отношений // СреднерусскийВестник общественных наук. — 2010. — № 4. — С. 127.
• [67] Там же, с. 127.
• [68] Изотов М. О. Проблема типологии коррупционных отношений // СреднерусскийВестник общественных наук. — 2010. — № 4. — С. 127.
• [69] Ванновская О. В. Личностные детерминанты коррупционного поведения // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. — 2009. — № 102. — С. 323—328.
• [70] Там же, с. 325.
• [71] Там же, с. 324.
• [72] Ванновская О. В. Личностные детерминанты коррупционного поведения // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. — 2009. — № 102. — С. 324.
• [73] Там же, с. 324.
• [74] Тавокин Е. П., Широкова О. В., Шишова Ж. А. Коррупция в системе государственной службы // Мониторинг общественного мнения. — 2014. — № 1 (119). — С. 70—71.
• [75] Ванновская О. В. Личностные детерминанты коррупционного поведения // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. — 2009. — № 102. — С. 323—328.
• [76] Там же, с. 327.
• [77] Ванновская О. В. Личностные детерминанты коррупционного поведения // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. — 2009. — № 102. — С. 327.
• [78] Там же, с. 327
• [79] Там же, с. 328.
• [80] Там же, с. 328.
• [81] Уварова Л. В. Методика оценки антикоррупционной устойчивости при профессиональном психологическом отборе кандидатов на должности судей. URL: http://research-journal. org/featured/metodikaocenki-antikorrupcionnoj-ustojchivosti-pri-professionalnom-psixologicheskom-otborekandidatov-na-dolzhnosti-sudej
• [82] Алексеев С. В. Коррупция в переходном обществе: социологический анализ: автореф. дис. … д-ра соц. наук: 22.00.04. — URL: http://dibase.ru/article/ 15 122 008_alekseevsv. — Дата обращения: 04.04.2013.
• [83] Уварова Л. В. Методика оценки антикоррупционной устойчивости при профессиональном психологическом отборе кандидатов на должности судей. URL: http://research-journal.org/featured/metodikaocenki-antikorrupcionnoj-ustojchivosti-pri-professionalnom-psixologicheskom-otborekandidatov-na-dolzhnosti-sudej
• [84] Девятовская И. В., Сыманюк Э. Э. Психологические предикторы коррупционного поведения личности и их коррекция // Педагогическое образование в России. —2014. — № 8. — С. 206.
• [85] Там же, с. 206.
• [86] Девятовская И. В., Сыманюк Э. Э. Психологические предикторы коррупционного поведения личности и их коррекция // Педагогическое образование в России. —2014. — № 8. — С. 208.
• [87] Закирова Л. М. Личностные особенности лиц с коррупционным поведением //"Актуальные проблемы экономики и права". — 2012. — № 4.