Банковская паника 1907 г. и создание Федеральной резервной системы

Вот как описывает историю создания современной банковской системы Пол Кругман:

«Проблема банковских паник привела к поиску решений, которые позволили бы их не допустить. В период между гражданской и Первой мировой войнами в Соединенных Штатах не существовало центрального банка: Федеральная резервная система была создана в 1913 г., однако на самом деле это была система «национальных банков», деятельность которых регулировалась очень умеренно. Правда, в некоторых регионах банкиры сами объединяли свои ресурсы и создавали местные расчетные палаты, помогающие им совместно гарантировать обязательства членов этого объединения в случае возникновения паники, а в некоторых штатах власти начали устанавливать гарантию депозитов по вкладам в банки, действующие на территории их региона.

Однако паника 1907 г. показала недостатки этой системы (и была настолько похожим прототипом нашего нынешнего кризиса, что становится даже страшно). Тот кризис начался в нью-йоркских учреждениях, известных как трасты — организации банковского типа, принимавшие депозиты, хотя первоначально они предназначались только для управления наследствами и состояниями богатых клиентов. Поскольку эти организации занимались, как предполагалось, исключительно видами деятельности с низким риском, они мало регулировались и к ним предъявлялись более низкие требования по резервам и наличности, чем к национальным банкам. Однако когда в первой декаде XX в. экономика находилась в состоянии бума, трасты начали спекулировать на рынке недвижимости и фондовом рынке, т. е. там, где национальным банкам действовать было запрещено. Поскольку трасты регулировались в меньших объемах, чем национальные банки, они могли обеспечивать для своих вкладчиков более высокую доходность. В те же годы деятельность трастов отрицательно сказалась на репутации национальных банков как серьезных организаций, поскольку вкладчики начали считать трасты такими же безопасными институтами, как банки. В результате количество этих организаций быстро росло: к 1907 г. общая стоимость активов, имевшихся в трастах Нью-Йорка, была такой же, как у всех национальных банков, вместе взятых. В то же время трасты отклонили предложение стать членами New York Clearinghouse (NYCHAJ^[1], которая выступала в качестве гаранта для своих членов. Их отказ объяснялся тем, что в случае вступления в консорциум им нужно было иметь более высокие резервы наличных, а это привело бы к снижению прибыли.

Паника 1907 г. началась с прекращения деятельности Knickerbocker Trust — крупнейшего нью-йоркского траста, который потерпел крах из-за финансирования неуспешных и крупномасштабных спекуляций на фондовом рынке. Очень скоро после этого и другие нью-йоркские трасты попали под сильнейшее давление: их напуганные вкладчики выстраивались в длинные очереди, чтобы забрать свои деньги. New York Clearinghouse отказалась от вмешательства и не предоставила трастам кредит, после чего даже самые здоровые из них подверглись серьезной атаке. В течение двух дней десяток крупных трастов прекратили деятельность. Сделки на рынке кредитов приостановились, а цены на фондовом рынке существенно упали, так как трейдеры ценных бумаг не смогли получить кредит, чтобы финансировать свои сделки. В целом доверие к бизнесу очень быстро снижалось.

К счастью, в эту ситуацию быстро вмешался самый богатый человек НьюЙорка — банкир по фамилии Морган (У. Р Morgan) — и остановил панику. Понимая, что кризис распространяется и вскоре захлестнет и здоровые институты, в равной степени и трасты и банки, он привлек других банкиров, богатых людей, вроде Джона Рокфеллера (John D. Rockefeller) и секретаря Казначейства США (министра финансов), чтобы выделить банкам и трастам резервы, с помощью которых можно было бы остановить лавину изъятий активов. После того как люди узнали, что они могут забрать свои деньги, паника прекратилась. Хотя ажиотаж продолжался менее недели, он вкупе с коллапсом на фондовом рынке серьезно подорвал экономику. Последовала четырехлетняя рецессия, объем производства снизился на 11%, а безработица повысилась с 3 до 8%.

Хотя катастрофы в последний момент удалось избежать, рассчитывать, что Морган будет спасать мир и дальше, вряд ли было правильно даже в «позолоченном веке»^[2]. Поэтому после паники 1907 г. была проведена банковская реформа. В 1913;м г. прежнюю национальную банковскую систему упразднили, и на свет появилась Федеральная резервная система, предназначенная для того, чтобы обязать все институты, принимающие вклады, иметь адекватные резервы и представлять регулирующим органам свои учетные документы для проверок. Хотя новый режим стандартизировал суммы банковских резервов и определил централизованное место их хранения, он не устранил угрозу «набегов» на банки, что и подтверждают дальнейшие события: большинство масштабных банковских кризисов в истории произошло в начале 1930;х гг. Когда экономика замедлялась, цены на товары резко падали, что серьезно ударяло по американским фермерам, имевшим задолженности. В 1930;м, 1931;м и 1933 гг. это вызывало серию их отказов платить по долгам, но все случаи неплатежеспособности начинались с «набегов» на банки Среднего Запада, а затем распространялись по всей стране. Историки, изучающие экономику, в большей или меньшей степени согласны, что именно банковский кризис стал тем механизмом, который трансформировал просто опасную рецессию в Великую депрессию.

Ответом на это стало создание системы, предусматривающей использование гораздо большего числа защитных элементов. По закону Гласса — Стиголла (Glass — Steagall Act), банки были разделены на два вида: коммерческие, которые принимали вклады, и инвестиционные, не занимавшиеся этой деятельностью. Для коммерческих банков были установлены ограничения по степени риска, на который они могли пойти, за это им предоставлялась возможность оперативно получить кредит у ФРС (так называемое дисконтное окно) и, что, вероятно, самое важное, вклады в них были гарантированы деньгами налогоплательщиков. Деятельность инвестиционных банков регулировалась намного меньше, но такой подход расценивался как приемлемый — считалось, что поскольку эти институты не занимаются депозитарными операциями, они не являются субъектами, на которые может быть совершен «набег» .

Новая система защищала экономику от финансовых кризисов почти 70 лет, но затем дела пошли хуже, особенно в 1980;х гг., когда комбинация неудачного стечения обстоятельств и неправильной политики привела к краху многих ссудно-сберегательных ассоциаций — особых разновидностей банка, которые стали доминирующими участниками на рынках кредитов и недвижимости. Поскольку вклады в эти ассоциации были гарантированы на федеральном уровне, расплачиваться по их счетам, общий размер которых превысил 5% ВВП (что в нынешних деньгах эквивалентно сумме более 700 млрд долл.), пришлось налогоплательщикам. Крах ссудно-сберегательных ассоциаций привел к временному кредитному сжатию, что стало одной из основных причин рецессии 1990—1991 гг. Но та проблема была быстро устранена. Эпоха банковских кризисов, как нас уверяли, закончилась. Однако это было не так"^[3].

Осознав опасность, которую несет банковская паника для банковской системы и всего денежного хозяйства, центральный банк принял соответствующие меры и создал систему, устойчивую к «набегам» на банки. В основе этой системы лежит делегирование неограниченного доверия, которым в глазах экономических агентов наделен центральный банк, коммерческим банкам. Проще говоря, центральный банк гарантирует клиентам (или их большинству) коммерческих банков, что их депозиты не исчезнут даже в случае отзыва лицензии у данного коммерческого банка. Понятно, что такая гарантия, полученная от центрального банка, является для коммерческого банка ценнейшим ресурсом, позволяющим легко привлекать средства домашних хозяйств.

Это интересно

Решение Банка России установить «потолок» процентных ставок по депозитам является грубым инструментом, использование которого не приветствуется в рыночной экономике. В оправдание этого решения приводится следующая логика. Если коммерческий банк привлекает депозиты под необычно высокие процентные ставки, то он молчаливо подтверждает свое намерение принять участие в необычно рискованных проектах. Тем самым он подвергает избыточному риску не только собственный капитал, но и деньги домашних хозяйств. Если банк находится в АСВ, то еще и рискует капиталами других банков — членов Ассоциации. Установление потолка процентных ставок, таким образом, призвано удержать коммерческие банки от неоправданного риска.

События осени — зимы 2013—2014 гг. показали, что, возможно, у Банка России были и другие мотивы для введения такого административного барьера. Тогда в ходе расчистки банковской системы выяснилось, что некоторые коммерческие банки (Мастер-Банк, Мособлбанк) использовали высокие процентные ставки по депозитам как средство для привлечения ресурсов, которые в дальнейшем направлялись на проведение незаконных операций. Так что основания обращать особое внимание на банки, предлагающие выдающиеся из общего ряда процентные ставки по депозитам, у Банка России имеются.

Но административное регулирование любого рынка (и банковского в том числе) имеет слишком много отрицательных вторичных последствий. Поэтому правы те эксперты, которые предлагают искать решение проблемы в более симметричном распределении ответственности между собственниками банка и его клиентами в случае его банкротства.

Как показал опыт, банковская система, основанная на таких принципах, менее подвержена опасности возникновения банковской паники. Например, финансовый кризис 2008 г. нанес существенный удар по российской банковской системе, но при этом не было ничего похожего на ту панику, которая наблюдалась буквально на ровном месте четырьмя годами ранее (см. материалы данного параграфа, озаглавленные «История российской банковской системы. Кризис доверия и банковская паника 2004 г.»).

Но эти преимущества современной банковской системы приходится оплачивать иной монетой. Ведь фактически домашние хозяйства чувствуют себя застрахованными центральным банком от риска одновременной потери всего депозита (или существенной его части), созданного в коммерческом банке. Как всегда в таких случаях, возникает проблема морального риска. Состоит она в том, что лицо, заключившее договор со страховой компанией, ведет себя иначе, чем в том случае, когда такой договор отсутствует. Можно ожидать, что если бы не существовало гарантии возмещения потерянного депозита, то домашние хозяйства относились бы к инвестированию своих доходов более внимательно, тщательно выискивая среди коммерческих банков такой, который обеспечивает оптимальное (с точки зрения домашнего хозяйства) соотношение между рискованностью депозита и его доходностью. Но когда депозиты застрахованы, у домашнего хозяйства пробуждается склонность к размещению денег только в тех коммерческих банках, которые предлагают максимальный доход. Вся процедура оценки риска, связанного с деятельностью коммерческого банка, возлагается на центральный банк. Это существенное изъятие из принципа неограниченной ответственности, который, как нам известно, составляет основу для эффективности использования ограниченных ресурсов.

Именно с этих позиций всегда критиковалась (и продолжает критиковаться в настоящее время) система страхования депозитов. Однако разрушительные последствия банковской паники столь велики, что система страхования вкладов официально считается меньшим злом. Что же касается проблемы морального риска, то, по мнению специалистов, ее устранению мог бы способствовать ряд дополнительных реформ. В частности, меры, которые воздействовали бы на вкладчиков, включают^[4]: уменьшение размеров страхового покрытия; применение принятого максимального покрытия к индивидууму, а не к каждому его счету; разрешение двойного страхования, предусматривающего страхование депозита с возмещением потерь в соотношении меньшем, чем один доллар за один доллар.

• [1] Нью-Йоркская ассоциация клиринговых палат, одна из крупнейших в США. Создана в 1853 г., сейчас управляет системой межбанковских электронных клиринговыхплатежей. — Примеч. науч. ред.
• [2] Саркастическое название периода с конца гражданской войны до примерно1880 г., название одноименного романа М. Твена и Ч. Уорнера. — Примеч. пер.
• [3] Кругман П. Возвращение Великой депрессии? С. 240—241.
• [4] ПиндайкР. С., Рубинфелъд Д. Л. Микроэкономика. С. 697.