Патриархальная российская семья и ее трансформация

Отцом патриархальной теории называют Платона, который последовательно развивал идеи патриархальности как отвечающие природе человека и позволяющие формировать исходную ячейку государства. В Средние века и в эпоху Просвещения патриархальная теория царствовала безраздельно.

В примитивном, дописьменном обществе, где нет сильной государственной власти, отец может быть (а может и не быть) главой семьи. Государство, будь то монархия или тирания, делает главу семьи опорой власти, формируя в семье миниатюру общественных отношений. Члены семьи повинуются отцу, как подданные монарху или диктатору и, далее, как все люди — единому Богу, Отцу Небесному. Триада «Отец — Правитель — Бог» — основа патриархальной идеологии. С одной стороны, на отца (реального отца семьи) возлагаются функции монарха в миниатюре, с другой — ему приписываются соответствующие отцовские качества и от него ожидается сочетание строгости и справедливости, умение разрешить все конфликты по-семейному. По мере укрепления патриархальных отношений, как замечает Ю. М. Бородай, Бог повсеместно становится хотя и гиперболической, но в целом все более точной копией реального хозяина — отца, вождя, царя и т. д.^[1]

В религиозном российском мировоззрении корни язычества, двоеверия достаточно сильны. Возможно, поэтому православное христианство встало в борьбе между двумя языческими началами — женским и мужским — на сторону мужского, приводя семью к нравственному доминированию мужа над женой и детьми. В «Домострое»^[2], например, много внимания отдано распределению ролей в семье и тому, как сделать, чтобы главное место в доме принадлежало не жене, а мужу.

«Целостной личностью» в Домострое оказывается лишь хозяин, «государь» дома. Слуги, челядь входят в понятие «домочадцы». Именно по отношению к челяди в Домострое употребляется термин «семья». Статус женатого человека в Домострое выше, чем статус одинокого.

Термина «семья» в его современной трактовке Домострой не знает. Он оперирует понятием «дом» как обозначением некоего единого хозяйственного и психологического целого, члены которого находятся в отношениях господства — подчинения.

Дом стремится оградить себя от вмешательства извне тем, что представляет себя окружающим наиболее благополучной своей стороной. Домашнее сообщество стремилось оградить себя от проникновения сплетен и пересудов в свою домашнюю жизнь, которые были очень характерны для русских горожан.

Л. П. Найденова^[3], проанализировавшая сферу приватного и публичного, отмечает, что обязанность главы дома — забота о благосостоянии дома и воспитании, в том числе и духовном, его членов. Жена обязана сама заниматься рукоделием и знать всю домашнюю работу с тем, чтобы учить и контролировать слуг. Кроме того, она занимается воспитанием и обучением дочерей (обучение сыновей — обязанность отца). Все решения, связанные с «домовным строением», муж и жена должны обсуждать ежедневно и наедине.

Источник оценки роли жены и матери в Домострое — представление о браке как христианском таинстве. Жена в Домострое является регулятором эмоциональных отношений в семье, она же отвечает за семейную благотворительность. Домострой рекомендует жене «мужу уноровить», т. е. поступить сообразно с его желаниями и представлениями. Из текста следует, что в семейных отношениях осуждаются всякие неподобные дела, к которым относят блуд, сквернословие, ярость, гнев и злопамятство.

Любовь к детям в Домострое рассматривается как чувство вполне естественное, так же как и забота об их телесном благополучии; менее распространенной считается забота о духовном развитии отпрысков. Однако по своему положению в семье они ближе к слугам, чем к родителям.

Главная обязанность детей — любовь к родителям, полное послушание в детстве и юности и забота о них в старости. Избивающий родителей человек подлежит церковному отлучению и смертной казни.^[4]

Все человеческие поступки делятся на «доброе дело» и «злое дело». Среди добрых дел особенно чтутся «труды праведные». По Домострою, нормой оказывается умеренная достаточность, как в имущественном, так и в эмоциональном плане.

Немалым образом характер межличностных отношений проявляется через рекомендации о наказаниях: бить следует за большую вину, наедине и потом «примолвить» и «пожалеть».

На наш взгляд, наиболее интересным для понимания национального характера семейных отношений является упоминание о зависимости от людского мнения. Вместе с тем, что при этом социальному окружению всегда положено демонстрировать семейное благополучие и строжайше запрещается разглашать семейные тайны, возникает представление о двойственности морали: «для себя» и «для людей».

Домострой указывает человеку, что страшнее нет беды, чем «от людей смех и осуждение». Впоследствии над русским человеком повиснет вопрос такого же рода: «Что станет говорить княгиня Марья Алексевна?» Возможно ли, хотя бы в перспективе, жить без оглядки на других, согласно не внешним, а внутренним регулирующим принципам? Или это неуничтожимо…

В поисках ответа на этот вопрос не мешает обратиться к понятию симфонической личности (Карсавин Л. П.), которое означает органическое единство многообразия или такое единство множества, когда единство и множество отдельно друг от друга не существуют. Здесь очевидны отзвуки принципа соборности, т. е. рассмотрения религиозной общины как живого целого. Это не означает, что отрицается индивидуальность личности, но это означает, что индивид становится личностью в соотнесенности с целым — классом, сословием, семьей, народом, человечеством^[5].

У русских, как и у всех восточных славян, долгое время преобладала большая патриархальная семья, объединявшая родственников по прямой и боковой линиям^[6]. Несколько брачных пар совместно владели имуществом и вели хозяйство. Среди семей различались отцовские и братские. Первые включали деда, сынов, внуков, правнуков. Руководил семьей большак — наиболее зрелый, опытный, трудоспособный мужчина, власть которого распространялась на всех членов семьи. Его советницей была болыпуха — старшая женщина, которая вела домашнее хозяйство. Нужно отметить, что ее роль существенно изменилась по сравнению с XII—XIV вв., когда болыпуха действительно имела власть над мужчинами семьи. Положение остальных женщин было вовсе незавидным (достаточно сказать, что вдовы не наследовали имущество мужа).

Позже, в XVIII в. и к середине XIX в., в России начала преобладать индивидуальная патриархальная семья из двух-трех поколений родственников по прямой линии. К XIX в. в российской культуре низших слоев утвердился тип малой патриархальной семьи со структурой, соответствующей модели православной семьи: отец — сын — мать (Дружинин В. Н.).

К концу XIX — началу XX в. все сильнее давала себя знать консервативность патриархальной семейной модели. Грядущие социальные перемены подготавливались не только в недрах экономики и производственных отношений, но и в недрах брачных отношений. Патриархальность взрывалась как бы изнутри, ее распирало внутренними противоречиями, которые завершались тяжелыми семейными кризисами. Вспомним, к примеру, Анну Каренину, Анну Сергеевну фон Дидериц, заявивших о своем праве на любовь, — эти образы художественной литературы символизируют женщин, которые никак не могли вписаться в рамки традиционного патриархального брака.

Со временем резкие социальные перемены привели к упадку патриархальной российской семьи. Авторитарная власть мужчины пошла на убыль, была практически сведена к нулю в городе и существенно уменьшилась в деревне.

К XX в. семейное главенство выглядело как выполнение распорядительных, регулирующих функций, существенных для жизнедеятельности семьи.

Согласно многочисленным исследованиям 80-х гг. прошлого столетия, своего рода министром семейных финансов в большинстве случаев является женщина. Она же организует семейное потребление. И главным педагогом, воспитателем в семье также является она.

Структура власти в такой семье не всегда совпадает с фактическим распределением семейных ролей между мужем и женой, мнение о главе определяет моральный характер отношений, но еще не их действенную суть.

Типичную советскую семью, полагает В. Н. Дружинин, можно рассматривать как вариант модели аномальной языческой семьи с рудиментами православной модели. В такой семье мужчина и женщина борются за доминирование. Победа достается более сильному супругу — не столько физически, сколько психически. Существуют противостояния поколений, подавление детей и борьба детей с властью родителей. Аномальность этой семьи в том, что мужчина не несет ответственности за семью в целом.

По мнению В. Н. Дружинина^[7], в постсоветской России модель семьи имеет шанс измениться. На смену семье, где всю ответственность несет мать, она же доминирует в семье и она же более близка с детьми эмоционально, а мужчина «выброшен» за пределы семейных отношений, может прийти иная семейная структура, в которой доминирует мать, следующим идет отец, дети — подчинены. Отвечает за семью (благополучие, социальную защиту) отец. Дети эмоционально ближе к матери, чем к отцу. Разумеется, такая структура тоже не может быть непротиворечивой в плане как супружеских, так и детско-родительских отношений.

• [1] Бородай Ю. М. От фантазии к реальности. М., 1994.
• [2] Домострой // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 10. СПб.: Наука, 2000.С. 116—215.
• [3] Человек в кругу семьи: Очерки по истории частной жизни в Европе до началанового времени / под ред. Ю. Л. Бессмертного. М., 1996.
• [4] Домострой // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 10. СПб., 2000. С. 116—216.
• [5] Словарь философских терминов / науч. ред. проф. В. Г. Кузнецова. М.: ИНФРА-М, 2007. С. 501—502.
• [6] Человек в кругу семьи: Очерки по истории частной жизни в Европе до началанового времени. М., 1996. С. 290—305.
• [7] Дружинин В. Н. Психология семьи. СПб.: Питер, 2011.