Особенности компетенции Европейского Союза

Основные принципы компетенции современного ЕС формировались в процессе эволюции компетенции Европейских сообществ, поэтому целесообразно рассмотреть вначале основные особенности данной эволюции.

С точки зрения международного права Европейские сообщества можно рассматривать как ММПО специального характера, так как они ставили целью интеграцию государств-членов в специальных (экономических, социальных и др.) сферах взаимных отношений. Но если проследить тенденцию развития Сообществ, начиная с момента их создания, то можно сделать вывод, что наиболее широкие цели ставились перед Европейским сообществом, которое из «Экономического сообщества» эволюционирует просто к «Сообществу», а затем плавно сливается с Европейским Союзом. В то же время наблюдается некоторая консервация сфер сотрудничества в рамках Евратома, который по сравнению с Европейским сообществом выглядит более узкоспециальной или узкоотраслевой организацией (каким ранее также было и ЕОУС).

Следует признать, что компетенция Сообществ характеризовалась двумя особенностями, в принципе присущими компетенции иных ММПО. Прежде всего она имела ограниченный учредительным актом (международным договором) характер и добровольно передана (делегирована) Сообществу государствами-членами1. Как заявил Суд ЕС в решении по делу «Costa v. ENEL» 1964 г., государства-члены «ограничили, хотя и в определенных сферах, свои суверенные права и создали, таким образом, систему права, применимую к их гражданам и к ним самим» .

Производный характер компетенции Сообщества проявлялся в том, что его институты осуществляли свои полномочия в пределах и на условиях, установленных учредительными договорами. Например, Европейское сообщество действовало в пределах своих полномочий, определяемых учредительным договором и поставленными перед ним целями (п. 1 ст. 5 Римского договора 1957 г.). Тем самым, государства-учредители обезопасили себя от попыток Сообщества присвоить какие-либо их суверенные права, не делегированные посредством учредительного договора.

Это утверждение действительно и для межинституционных отношений внутри Сообщества. Каждый институт действовал в пределах полномочий, которыми он наделялся в соответствии с учредительным договором (п. 1 ст. 4 Римского договора об учреждении ЕЭС). Никакой из институтов не мог осуществлять действия или реализовать полномочия, которые государства-члены передали другому институту в соответствии с принципом институционного равновесия.

Таким образом, институты могут осуществлять только те полномочия, которыми они наделялись учредительными договорами. Иными словами, институты Сообщества принимали акты, руководствуясь не политической или иной необходимостью2, а наоборот, соответствующими положениями учредительных договоров, в тех случаях, когда сами институты наделены надлежащими полномочиями. Действительно, учредительный договор не наделял Сообщество и его институты компетенцией общего характера в отличие от конституций государств, устанавливающих полномочия правительства, парламента и иных высших органов государственной власти в общей форме.

По сравнению с федеративными государствами в учредительном договоре Сообщества не проводилось распределения компетенции по предметам ведения между Сообществом и его государствами-членами, как это обычно делается между федерацией и ее субъектами. В отличие от конституций федеративных государств, в учредительных договорах не было перечисления полномочий, которыми наделялось Сообщество, и не было перечня полномочий, сохраняемых за государствами-членами. Предметная компетенция Сообщества, как уже отмечалось, закреплялась в многочисленных, но разрозненных положениях учредительного договора.

Динамичный характер процесса европейской интеграции делал более чем сомнительной возможность четко предусмотреть установление правового режима в любой из сфер деятельности Сообщества. В ряде случаев его компетенция в результате применения различных видов юридической техники, предусмотренной, например, в ст. 308 Договора о Европейском сообществе, делала ее вообще мало определимой. Кроме того, ст. 94 и 95 Договора о Европейском сообществе, предусматривавшие гармонизацию национального законодательства, практически не ставили никаких пределов компетенции Сообщества в том, что касается вопросов, могущих быть предметом регулирования со стороны рамочных норм учредительного договора.

Что касается Европейского сообщества, то учредительный акт не ограничивал его компетенцию в какой-либо сфере экономической или социальной интеграции, скорее наоборот, он всегда и во всем предусматривал комбинацию норм права Сообщества и национальных правовых норм, например, достижение единого внутреннего рынка обеспечивалось широким использованием возможностей национального законодательства. Это объяснялось тем, что государства-члены, передавая часть своих полномочий Сообществу, в то же время полностью не отказывались ни от одной из сфер своей внутренней компетенции.

Именно поэтому учредительный договор Сообщества, налагая многочисленные обязательства на государства-члены, направленные на достижение свободного движения факторов производства или определяющие валютно-экономическую политику, распылял по своему внутреннему обширному пространству положения о полномочиях Сообщества, часто сводя их к проведению контроля, тем самым перекладывая в значительной мере ответственность за интеграционный процесс на «плечи» государств-членов. Наконец, у государств-членов сохранялась остаточная компетенция, хотя, по признанию ряда ученых, Суд ЕС пытался ограничить вмешательство государств-членов в таких случаях, подчеркивая ее временный характер.

Исследователи отмечают, что казуистичность техники распределения полномочий, например, в ст. 202 и 211 Договора о Европейском сообществе и способов проведения реформ учредительных договоров путем дополнения договоров новыми нормами, без устранения или отмены предыдущих, приводило к бесчисленным конфликтам Сообщества с его государствами-членами, касающимся юридической основы нормативных актов, определение которой важно для разграничения в каждом конкретном случае сферы полномочий институтов Сообщества и ограничения внутренней компетенции государств-членов.

Все это приводит к выводу о том, что распределение полномочий между Сообществами и их членами, осуществляемое учредительными договорами, определялось, прежде всего, заботой обеспечить суверенные права государств-членов.

Маастрихтский договор включил в правовую систему ЕС новый принцип — субсидиарности с тем, чтобы подчеркнуть необходимость рационализации и уточнения использования институтами Сообщества полномочий, осуществляемых совместно с государствами-членами, которыми они наделены в соответствии с критериями делегирования полномочий, а также их субсидиарности и пропорциональности (ст. 5 Договора о Европейском сообществе).

Компетенция Европейского сообщества с учетом практического опыта Суда ЕС могла разделяться на следующие виды: исключительную, т. е. осуществляемую только Сообществом и не допускающую каких-либо действий со стороны государств; «параллельную» или конкурирующую компетенцию, означающую возможность решения ряда вопросов правового регулирования интеграции либо силами государств-членов, либо Сообществом; и совместную компетенцию, т. е. осуществляемую Сообществом совместно с государствами-членами. Такой подход к разграничению компетенции отличал Сообщество от классических ММПО, для которых образцом формулы разграничения компетенции служит п. 7 ст. 2 Устава ООН, а именно: разделение компетенции государства на внутреннюю (определяя ее как «дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию государства») и компетенцию, делегированную государствами — членами ММПО. Ввиду того что содержание каждого из перечисленных видов компетенции были подробно раскрыто в научной литературе, ограничимся анализом нескольких наиболее характерных примеров.

В некоторых вопросах Сообщество пользовалось исключительной компетенцией. Исключительная компетенция была зафиксирована в положениях учредительного договора, она исключала полномочия государств-членов, которые могли бы осуществляться параллельно с компетенцией Сообщества как во внутреннем, так и в международном правопорядке. Суд ЕС добавил в связи с этим, что характер компетенции Сообщества (исключительной или иной) может зависеть от характера средств, которые были приняты институтами Сообщества для реализации соответствующих положений учредительного акта. Применение таких средств могло лишить государства-члены компетенции, которую они ранее могли осуществлять на временной основе. К исключительной компетенции Европейского сообщества относилось принятие любых мер, направленных на преодоление препятствий для свободного движения товаров, лиц и капиталов.

Конкурирующая компетенция Сообщества и государств-членов проявлялась в сфере регулирования конкуренции между предприятиями. Наряду с нормами права Сообщества (например, ст. 81 и 86 Договора о Европейском сообществе) одновременно применялись национальные законы о защите конкуренции. Это означало, что государства-члены не передали Сообществу в полном объеме свои права в этой сфере деятельности, так как они продолжали регулировать ее самостоятельно и параллельно с Сообществом в тех случаях, когда не затруднялось единообразное применение в общем рынке норм права Сообщества, особенно тех, которые не посягали на полезное действие ст. 81 и 82 Договора о Европейском сообществе и не нарушали общего обязательства государств-членов, установленного в ст. 10 указанного Договора, а Сообщество придерживалось собственного обязательства по ст. 5 того же Договора.

В свою очередь совместная компетенция осуществлялась при проведении политики в области общего и профессионального образования, молодежной политики (ст. 149 и 150 Договора о Европейском сообществе), в области культуры (ст. 151) и, как посчитал Суд ЕС, в сфере гармонизации национального законодательства (ст. 94) и по ряду иных вопросов (ст. 95).

Практика Суда ЕС пошла по пути толкования компетенции Сообщества, позволившего значительно углубить содержание понятия делегированного характера этой компетенции. Дело в том, что передача государствами-членами компетенции Сообществу обязательно влечет за собой утрату в соответствующих сферах хотя бы части прав этих государств. Поэтому любой национально-правовой акт, принимаемый государствами-членами в сферах, закрепленных за Сообществом, выглядел неприемлемым, за исключением тех случаев, когда само Сообщество уполномочивало их на это. Суд ЕС в связи с этим отметил, что лишение Сообщества делегированных ему полномочий и возвращение вопросов, регулируемых такими полномочиями, в сферу исключительной компетенции государств-членов может осуществляться только в силу явно выраженных положений учредительного договора. Таким образом, Суд ЕС определенно высказался против возврата делегированной компетенции государствам-членам.

При толковании характера делегированных Сообществу полномочий Суд ЕС оценил саму эту передачу компетенции как определенный и необратимый факт. Государства-члены учредили Сообщество на неограниченный срок, они наделили его необходимыми институтами (органами), поэтому передача компетенции означала, таким образом, что государства-члены в определенной мере ограничили и собственные суверенные права.

Мысль о том, что принадлежность и передача соответствующих полномочий Сообществам являлась необратимой, выражена в постановлении Суда ЕС по делу «San Michele», а в решении по делу «Simmenthai» Суд ЕС вспоминает о «действительном характере безусловных и окончательно принятых государствами-членами обязательств». Суд ЕС поддержал идею необратимости полномочий Сообщества, ввиду того что при вступлении в Сообщество каждое государство делает выбор: либо присоединяться к нему и признать, что европейской интеграции нет альтернативы, либо занять позицию стороннего наблюдателя и сохранять в целостности свою суверенность.

Любопытно отметить, что государства-члены попытались сопротивляться столь обременительному для них понятию компетенции Сообществ, ссылаясь на то, что некоторые из норм учредительных договоров (гл. 6 Договора о Евратоме) вышли из употребления, поэтому какие-то права с течением времени они могут себе возвращать. Кроме того, они выразили веру в возможность пересмотра некоторых норм учредительных договоров за рамками предусмотренных в договорах процедур путем принятия решений представителями правительств государств-членов. Когда такого рода решения посягали на обязательный характер каких-либо предписаний учредительных договоров, Суд ЕС отвергал действительность таких актов коллектива государств-членов, которые пытались отложить на врет применение ряда положений, согласованных в договорах. Он, в частности, отрицательно отреагировал на решение представителей государств-членов в Совете, которые пытались отсрочить действие ст. 141 Договора о Европейском сообществе, касающейся равенства трудящихся мужчин и женщин, или ст. 31 того же Договора, разрешающей существование в течение переходного периода монополий, носящих коммерческий характер.

Необходимо подчеркнуть, что когда Суд ЕС говорил о необратимости компетенции Сообществ и ограничении суверенных прав государств-членов, он делал это в хорошо продуманном контексте, касающемся конкретного невыполнения обязательств со стороны государств-членов. В частности, Суд ЕС утверждал, что государства-члены не могли претендовать на осуществление делегированных Сообществу полномочий, однако не следует видеть в этом понятии необратимости компетенции Сообщества какого-либо проявления идеи «полной и вечной» необратимости принадлежности государства-члена к ЕС. Как отмечают А. Мартин и Д. Ногерас, столь крайняя позиция заслуживает серьезного юридико-политического обоснования и была бы просто неисторичной. Из этого можно заключить, что концепция «необратимости компетенции Сообщества» имеет целью не постоянное «принуждение» государств к сохранению членства в ЕС, что было бы неправомерно с точки зрения важнейших основ современного международного права, а скорее всего попытку выработать приемлемый принцип разграничения компетенции между государствами-членами и Сообществом и не допустить вмешательства государств в деятельность Сообщества.

Логика такого разграничения вполне понятна и объяснима с позиций права международных договоров. Действительно, раз государства-члены добровольно в договорном порядке уступили часть своих суверенных прав ММПО, они не имеют права в одностороннем порядке лишать ее делегированной компетенции. Что касается коллективных решений государств-членов, ограничивавших de-facto компетенцию Сообщества, то следует исходить из наличия особой категории международно-правовых обязательств государств — членов Сообщества (целей и принципов интеграции) и их приоритета над иными обязательствами и правами этих государств, вытекающими из учредительного договора Сообщества. Покушение хотя бы на одну из согласованных целей или один из принципов Сообщества могло привести к нарушению целостности его правопорядка, что грозило более серьезными последствиями для будущего Союза в целом. В необратимости компетенции проявлялась еще одна особенность Сообществ как международных организаций, которая не присуща классическим международным организациям, хотя большинство из их учредительных актов также старательно умалчивает о сроке своего действия.

Однако имели место ситуации, когда Европейское сообщество по той или иной причине не реализовывало своих полномочий по отдельным вопросам. Это не означало, что Сообщество желало тем самым возвратить соответствующие права государствам-членам. Иными словами, бездействие Сообщества не означало его отказа от своей компетенции. Суд ЕС в связи с этим, рассматривая вопрос об общей рыболовной политике Сообщества, заявил, что компетенция по регулированию какого-либо вопроса передавалась полностью и окончательно в пользу Сообщества, поэтому отсутствие действий с его стороны в любом случае не могло восстановить государствам-членам компетенцию и свободу в одностороннем порядке предпринимать действия в этой сфере.

Суд ЕС признал право государств-членов предпринимать международно-правовые действия в тех случаях, когда отсутствовала регламентация подобных вопросов со стороны Сообщества. Однако такая компетенция государств-членов имела временный характер и осуществлялась в соответствии с общим обязательством сотрудничества с Сообществом (как это требует ст. 10 Договора о Европейском сообществе).

Важной нормой, позволяющей понять специфику разграничения компетенции Сообщества и суверенных прав государств-членов являлся принцип субсидиарности, сформулированный в преамбуле, ст. 1, 2 Римского договора 1957 г. и в ст. 5 Договора о Европейском сообществе. В ст. 5 Договора о Европейском сообществе он описывался следующим образом: «В областях, которые не подпадают под его исключительную компетенцию, Сообщество действует в соответствии с принципом субсидиарности, если и поскольку цели предлагаемого действия не могут быть достигнуты в достаточной мере государствами-членами и поэтому, в силу масштабов и результатов предполагаемого действия, могут быть более успешно достигнуты Сообществом» .

Кроме того, в ст. 5 этого Договора формулировался уже рассмотренный принцип делегированной компетенции. В этой же статье содержался и другой принцип, регулирующий осуществление компетенции Сообщества, а именно — принцип пропорциональности. Любые действия Сообщества не должны были идти далее того, что необходимо для достижения целей учредительного договора.

Субсидиарность, таким образом, являлась принципом, регулирующим компетенцию, совместно осуществляемую государствами-членами и Европейским сообществом. С ее помощью была сделана попытка рационализировать эту растянутую и эластичную сферу совместной компетенции Сообщества. Отсюда становилось ясно, что в сферах исключительной компетенции Сообщества не могло быть никакой субсидиарности, более того, оно обязано было осуществлять свою компетенцию самостоятельно и в полном объеме. Итак, действие принципа субсидиарности не распространялось не на исключительно внутреннюю компетенцию государств-членов, не на исключительную компетенцию Сообщества.

Одной из интересных особенностей компетенции Сообщества являлась предусмотренная в ст. 308 Договора о Европейском сообществе возможность предпринимать действия в отсутствие прямо предусмотренных полномочий для достижения одной из целей общего рынка. В положениях ст. 308 Договора о Европейском сообществе, по общему мнению, нашла отражение доктрина «подразумеваемой компетенции», сформулированная в международном праве довольно давно. Согласно этой доктрине ММПО, помимо явно выраженной делегированной компетенции, может иметь полномочия, включая совершенно новые полномочия, которые ей необходимы для достижения целей, установленных учредительными договорами или которые имеют существенное значение для выполнения ее функций. Учредительные договоры в этом случае рассматриваются как логично и последовательно сформулированная система, а не как совокупность изолированных предписаний. Так, например, ООН на практике чаще обосновывает свои действия ссылкой на цели и принципы Устава, чем на его конкретные положения, что помогает решать серьезные проблемы и развиваться в институционном плане, не нарушая явно выраженных в Уставе ООН общепринятых норм международного права.

Из этого можно заключить, что европейская интеграция, имеющая динамичный характер, регулируется институтами, которые наделены делегированными или специальными полномочиями. Государства с момента образования Европейского сообщества стремились предвидеть ход процесса интеграции и предусмотреть в учредительных договорах процедуру, позволяющую достичь целей интеграции. Но наряду с этим они хотели использовать все имеющиеся возможности для достижения этих целей даже в тех случаях, когда Сообщество не имело необходимой компетенции или она была явно недостаточна. Поэтому ст. 308 Договора о Европейском сообществе (а также п. 1 ст. 95 Договора о ЕОУС и ст. 203 Договора о Евратоме) выполняла задачу адаптации и корректировки жесткой концепции «делегированной компетенции» к потребностям правового регулирования динамично развивающегося интеграционного процесса.

Анализ практики Суда ЕС показал, что он широко применял и развивал не столько доктрину подразумеваемых полномочий, сколько методы толкования, особенно систематический и телеологический способы, основанные на принципе полезного и необходимого действия. Суд ЕС отклонил такое толкование учредительных договоров, которое приводило к утрате, ослаблению или ограничению полезного действия этих договоров и, напротив, склонился к толкованию, которое выявляло в них актуальное значение, адекватное появление новых концепций и потребностей. Кроме того, Суд ЕС из толкования договоров и способов реализации целей интеграции делал заключение о существовании необходимых последствий или действий.

Из решения по делу «ЛЕТЯ» Суд ЕС сделал вывод о расширении полномочий Сообщества ввиду исключительного характера его компетенции заключать международные договоры как необходимого действия по реализации внутренних полномочий институтами Сообщества. В этом деле было установлено, что, хотя Сообщество не имело явно выраженных делегированных полномочий в сфере внешних отношений в вопросах транспорта, существование регламента, который регулировал использование транспорта, препятствовало государствам-членам индивидуально или коллективно заключать договоры по этим вопросам. Так называемый принцип параллелизма между внутренней и внешней компетенцией Сообщества являлся следствием применения принципа необходимого действия, а не доктрины подразумеваемых полномочий.

Все это приводило ряд авторов к заключению о том, что использование принципов или критериев толкования и активного сотрудничества в практике Суда ЕС позволяло говорить скорее не о применении доктрины подразумеваемых полномочий, а о появлении новой доктрины эволюционных или прогрессивных полномочий институтов Сообщества.

Эта идея вытекала из рамочного характера учредительных договоров, пропитанных духом развития и динамизма. В самом деле, в них встречалось большое число положений, регулирующих переходные периоды, которые, в свою очередь, подразделялись на отдельные этапы. Все это создавало атмосферу ожидания наполнения договорных норм дополнительным, а зачастую и новым содержанием. Такой стиль составления учредительных актов настраивал институты на активное нормотворчество, имеющее целью содействовать постепенному развитию процесса интеграции, со временем позволяющему достичь целей, которые в зачаточном состоянии в виде неких эскизов очерчены в учредительных договорах.

Таким образом, можно заключить, что в ходе развития Европейских сообществ сложилась модель их компетенции, которую условно можно назвать как концепция коммунитарной компетенции (или компетенции Сообщества), которая несмотря на свой собирательный характер имела оригинальные черты. Хотя данная концепция отражала международно-правовой характер компетенции Сообществ (договорный характер происхождения, делегированный характер содержания приобретенных сообществами прав и др.), она шла несколько дальше компетенции традиционных ММПО. В частности, Сообществам было доверено осуществлять исключительные полномочия, т. е. такие, на которые не могут претендовать государства-члены, а также совместную и конкурирующую компетенцию Сообществ, при осуществлении которых Сообщества могли значительно потеснить государства-члены. Следовательно, коммунитарная модель компетенции значительно превосходит концепцию компетенции традиционных ММПО в силу придания большей самостоятельности Сообществам при осуществлении их полномочий. Более того, применение концепции подразумеваемой компетенции позволило усилить данную тенденцию в коммунитарной модели.

Наконец, создание Европейского Союза дополнило коммунитарную модель принципами сотрудничества с Сообществами, а также принципами субсидиарности и пропорциальности, которые явились своего рода реакцией на чересчур казуальный и в какой-то мере произвольный характер распределения компетенции между государствами-членами и Сообществами.

Хотя при создании ЕС перед ним были поставлены сформулированные в широкой форме, к тому же разнообразные по своему предметному содержанию цели, тем не менее он не располагал общей или универсальной компетенцией, под которой обычно понимается суверенитет государства. Как и в других ММПО, его компетенция была ограниченной целями и функциями, которые он выполнял в соответствии со своим учредительным договором.

Если обратиться к проекту Договора об учреждении Конституции для Европы, то анализ раздела III «Полномочия Союза» (ст. 1−11−1-18) ясно показывает стремление к консолидации концептуальной модели распределения полномочий в новом ЕС. Авторы конституционного договора предприняли попытку примирить основные достижения коммунитарной модели компетенции Сообществ с осторожным отношением к суверенитету государств-членов, которое продемонстрировал ЕС на ранних этапах своего развития (с 1992 по 2007 г.).

Лиссабонский договор содержит новые юридические положения, затрагивающие вопросы соотношения компетенции государств-членов и Союза, а также вопросы распределения компетенции между институтами Союза, хотя в целом следует тем принципам и концепциям компетенции, которые сложились в Сообществах и прежнем Союзе. Так, в ст. 3 п. 6 устанавливается значение компетенции ЕС, для определения его сфер деятельности и объема закрепленных за ним полномочий. В частности, отмечается, что Союз достигает своих целей надлежащими средствами в пределах компетенции, которая предоставлена ему в учредительных договорах.

В ст. 5 устанавливаются принципы компетенции ЕС и их назначение: принцип наделения компетенцией регулирует границы компетенции Союза, принципы субсидиарности и пропорциональности регулируют осуществление данной компетенции. Предусмотрено также, что согласно принципу наделения компетенцией Союз действует только в пределах компетенции, которую предоставили ему в учредительных договорах государства-члены для достижения целей, установленных этими договорами. Любая компетенция, не предоставленная Союзу в учредительных договорах, принадлежит государствам-членам. Это лишний раз подтверждает делегированный характер компетенции ЕС, как и любой иной международной организации.

Учредительный договор устанавливает в ст. 5, что согласно принципу субсидиарности Союз в сферах, которые не относятся к его исключительной компетенции, действует лишь тогда и в такой степени, в какой цели предполагаемого действия не могут достаточным образом быть достигнуты государствами-членами на центральном, региональном или местном уровне, но ввиду масштабов или последствий предполагаемого действия могут быть лучше достигнуты на уровне Союза. Там же уточняется, что институты Союза применяют принцип субсидиарности в соответствии с Протоколом о применении принципов субсидиарности и пропорциональности, который приложен к учредительным договорам. Национальные парламенты следят за соблюдением принципа субсидиарности в соответствии с процедурой, предусмотренной в этом Протоколе.

Значение принципа пропорциональности состоит в том, что содержание и форма действий Союза не выходят за рамки того, что необходимо для достижения целей учредительных договоров. Институты Союза применяют принцип пропорциональности в соответствии с Протоколом о применении принципов субсидиарности и пропорциональности.

Положения о компетенции включены и во второй учредительный договор ЕС — Договор о функционировании ЕС. В разд. 2 «Категории и сферы компетенции» данного Договора проведена классификация полномочий ЕС в сферах деятельности, относящихся к вопросам внутреннего рынка. В ст. 2 Договора о функционировании ЕС устанавливается, что когда учредительные договоры предоставляют Союзу исключительную компетенцию в определенной сфере, только Союз может законодательствовать и принимать юридически обязательные акты; государства-члены не могут сами осуществлять подобные действия, кроме как в случае, если они уполномочены на это Союзом, или в целях претворения в жизнь актов Союза. Когда эти же договоры предоставляют Союзу совместную с государствами-членами компетенцию в определенной сфере, и Союз, то и государства-члены могут законодательствовать и принимать юридически обязательные акты в данной сфере. Государства-члены осуществляют свою компетенцию в той мере, в какой Союз не воспользовался своей компетенцией. Государства-члены вновь осуществляют свою компетенцию в той мере, в какой Союз решил прекратить осуществление своей компетенции.

Государства-члены координируют свою экономическую политику и политику занятости согласно условиям, предусмотренным Договором о функционировании ЕС, для определения которых Союз располагает компетенцией. Союз в соответствии с положениями указанного договора располагает компетенцией по определению и осуществлению общей внешней политики и политики безопасности, включая поступательное формирование общей оборонной политики.

В отдельных сферах и согласно условиям, предусмотренным учредительными договорами, Союз располагает компетенцией осуществлять деятельность, направленную на поддержку, координацию или дополнение деятельности государств-членов, не подменяя при этом их компетенцию в данных сферах.

Юридически обязательные акты Союза, которые принимаются на основании положений учредительных договоров в отношении данных сфер, не могут производить гармонизацию законодательных и регламентарных положений государств-членов. Объем и порядок осуществления компетенции Союза определяются положениями учредительных договоров в отношении каждой сферы.

В ст. 3 Договора о функционировании ЕС устанавливается, что Союз располагает исключительной компетенцией в следующих сферах: а) Таможенный союз; б) установление правил конкуренции, необходимых для функционирования внутреннего рынка; в) денежная политика в отношении государств-членов, денежной единицей которых является евро; г) сохранение морских биологических ресурсов в рамках общей политики в отношении рыболовства; д) общая торговая политика. Союз также располагает исключительной компетенцией по заключению международных соглашений, когда такое заключение предусмотрено в законодательных актах Союза, когда оно необходимо, чтобы обеспечить возможность Союзу реализовать свою внутреннюю компетенцию, или в той мере, в какой оно способно затрагивать общие правила или изменять их действие.

Статья 4 Договора о функционировании ЕС предусматривает, что Союз располагает совместной с государствами-членами компетенцией в тех случаях, когда учредительные договоры предоставляют ему компетенцию, которая не относится к сферам, предусмотренным в ст. 3 и 6 Договора о функционировании ЕС. Совместная компетенция Союза и государств-членов распространяется на следующие основные сферы: а) внутренний рынок; б) социальная политика применительно к аспектам, определенным в Договоре; в) экономическое, социальное и территориальное сплочение; г) сельское хозяйство и рыболовство, за исключением сохранения морских биологических ресурсов; д) окружающая среда; е) защита потребителей; ж) транспорт; з) трансъевропейские сети; и) энергия; к) пространство свободы, безопасности и правосудия; л) общие проблемы безопасности в сфере здравоохранения применительно к аспектам, определенным в Договоре.

В сферах научных исследований, технологического развития и космоса Союз располагает компетенцией проводить мероприятия, в том числе по разработке и реализации программ, при условии, что осуществление данной компетенции не будет препятствовать государствам-членам осуществлять свою собственную компетенцию в данной области. Аналогичную оговорку предполагает осуществление сотрудничества в поддержку развития и гуманитарной помощи, где Союз располагает компетенцией проводить мероприятия и общую политику при условии, что это не будет препятствовать государствам-членам осуществлять свою собственную компетенцию. Иными словами, в этих сферах допускается параллельное осуществление компетенции государствами-членами и самим Союзом.

В ст. 5 Договора о функционировании ЕС устанавливается, что государства-члены координируют свою экономическую политику в рамках Союза. С этой целью Совет принимает меры, в том числе главные ориентиры данной политики. К государствам-членам, денежной единицей которых является евро, применяются специальные положения. Союз принимает меры с целью обеспечить координацию политики занятости государств-членов, в том числе путем разработки ориентиров данной политики. Союз может предпринимать инициативы с целью обеспечить координацию социальной политики государств-членов.

В ст. 6 Договора о функционировании ЕС определено, что Союз располагает компетенцией осуществлять деятельность, направленную на поддержку, координации или дополнение действий государств-членов. Сферами этой деятельности в их европейской направленности являются: а) охрана и улучшение здоровья людей; б) промышленность; в) культура; г) туризм; д) образование, профессиональное обучение, молодежь и спорт; е) гражданская оборона; ж) административное сотрудничество.

Отсюда ясно видно, что типология компетенции, сложившаяся в практике Европейских сообществ, получила в Лиссабонском договоре 2007 г. свое логичное завершение и четкое закрепление.