Будущее радикального коллективизма

Радикальный коллективизм социалистического толка уходит в прошлое. Тем не менее в современном мире большинство обществ тяготеет не к индивидуализму, а к умеренному коллективизму. История человечества, рассматриваемого как единое целое, продолжает оставаться по преимуществу коллективистической.

При стечении ряда обстоятельств умеренно коллективистические общества способны породить агрессивный коллективизм, опасный прежде всего для посткапитализма.

Общество, ядром идеологии которого служит религия, всегда является умеренно коллективистическим. Таким было, в частности, средневековое феодальное общество. Если религия приобретает экстремистские формы и, сверх того, соединяется с национализмом, она оказывается идейной основой жестких и агрессивных коллективистических государств. Они не могут быть столь могущественными, чтобы бросить прямой военный вызов посткапитализму. Но они способны тем не менее воевать с ним в непрямой форме, прежде всего в форме международного терроризма. Однако агрессивный, замешанный на религиозном экстремизме или национализме коллективизм не является в современном мире сколько-нибудь устойчивым.

Можно поставить вопрос: в какой конкретной форме способен возродиться радикальный коллективизм в будущем? Этот вопрос звучит сейчас, конечно, абстрактно, и ответ на него может быть поэтому только самым общим и предположительным.

Коллективизм социалистического типа, так занимавший умы «передовой общественности» в прошедшем веке, явственно обнаружил свою несостоятельность. Крах двух ведущих социалистических проектов — национал-социализма и затем коммунизма — создал ситуацию неопределенности. Старое уже почти ушло, новое еще не проявило себя.

Радикальный коллективизм вряд ли способен возродиться в форме какой-то новой версии социализма. Но если социалистические проекты практически исчерпали себя, то в чем могла бы состоять будущая коллективистическая, но уже не социалистическая инициатива? Ни теоретические построения, ни тем более реальные социальные движения, ориентирующиеся на коллективистическое переустройство общества, не дают сколько-нибудь устойчивого основания для ответа на этот вопрос. Здесь остается только гадать и говорить абстрактно и общо.

При анализе коллективизма индустриального общества следует проводить различие между двумя типами вопросов: вопросами организации экономической системы и вопросами собственности. Как показывает сопоставление коммунизма и национал-социализма, централизованная экономика может сочетаться как с коллективистической, так и с частной собственностью. С другой стороны, как говорит опыт коммунизма, централизованная организация экономики плохо совместима с реалиями современного индустриального общества и не способна выдержать соревнование с рыночной капиталистической экономикой, функционирующей плюралистическим и децентрализованным образом.

Радикальный коллективизм невозможен без существенного обобществления собственности. Но, вводя коллективистическую форму собственности, он может попытаться совместить се с конкурентной, рыночной организацией экономики.

Можно вспомнить, что идея такого соединения выдвигалась в середине XX в. лауреатом Нобелевской премии, но экономике М. Алле, пытавшимся совместить социальную справедливость и экономическую эффективность. «Экономический анализ позволяет с полной уверенностью сделать вывод, — писал Алле, — что при централизованном планировании не может быть достигнуто никакое состояние максимальной эффективности и только процесс эмпирического решения условий максимальной эффективности в децентрализованных рамках экономики рынков способен приводить к этому состоянию. Следовательно, в плане удовлетворения человеческих потребностей коллективистская экономика могла бы быть эффективной лишь в том случае, если бы она была организована на основе экономики рынков, а любое централизованное и авторитарное планирование приводит лишь к значительным потерям в производстве и благосостоянии… И значит, все проблемы, встающие перед коллективистской экономикой, являются, по существу, такими же, как и проблемы, встающие перед капиталистической экономикой» .

Таким образом, теоретически коллективистическая экономика может достичь достаточно высокой эффективности. Для этого необходимо, однако, чтобы политическая власть отказалась от тоталитарных притязаний и ограничилась в сфере экономики самыми общими задачами: «Является ошибкой утверждение… будто коллективистическая экономика ни в косм случае не могла бы достичь оптимального состояния из-за теоретической невозможности ее конкурентной организации. Подобная организация вполне допустима. Однако она предполагает, что политическая власть в совершенстве владеет экономической наукой и одновременно систематически ограничивает свою деятельность лишь общими экономическими рамками (планирование структур). Если допустить, что коллективистическая экономика является действительно конкурентной, то она могла бы, вероятно, лучше и быстрее обеспечить экономические условия максимальной социальной эффективности, нежели наше капиталистическое общество, даже реформированное» .

Однако теоретическая возможность сочетания коллективистической собственности с конкуренцией вряд ли может быть практически реализована в обозримом будущем из-за чрезмерной политизированности существующего общества и известной его наивности в экономических вопросах.

Проект Алле, пытающийся сочетать эффективную конкурентную экономику с социальной справедливостью, не привлек ни теоретического, ни тем более практического интереса, способного составить основу социального действия. Отчасти это было вызвано инородными для коллективизма элементами либерализма в творчестве Алле, противопоставлявшего человека государству и считавшего высшими ценностями свободу и достоинство человека, обеспечение приемлемых условий его жизни. Однако главной причиной невостребованности данного проекта явилось, по-видимому, то, что он пришелся не ко времени и оказался между двумя идеологиями — коммунистической и буржуазной, — активно противостоявшими друг другу.

Еще до Алле идею рыночной социалистической экономики высказывал В. Парето в своем «Курсе политической экономики». Алле, страстный поклонник Парето, попытался развить и конкретизировать эту идею. По мысли Парето, если социалистическая организация, какой бы она ни была, стремится, чтобы общество достигло определенной потребительской стоимости, то она оперирует только характером распределения и видоизменяет его непосредственно, передавая одним то, что отнимает у других. Что касается производства, то оно должно быть организовано точно так же, как и при режиме свободной конкуренции и частном владении капиталом. Парето набрасывает эскиз экономической системы с коллективной собственностью, в которой правительством регулируются и распределение, и производство, и показывает, что эффективная организация производства предполагает проведение экономического расчета на основе механизма обменов, т. е. системы цен. Формирование цен на предметы потребления так или иначе предполагает наличие рынка этих предметов. Ценообразование в сфере средств производства и в частности капиталов может осуществляться посредством обмена между производственными подразделениями и административными структурами. В итоге социалистическая экономика будет базироваться только на обмене и экономическом расчете и не будет существенно отличаться по своей эффективности от капиталистической экономики.

В дальнейшем ряд экономистов, последователей Парето (О. Ланге, Ф. Тейлор и др.), попытались показать, что социалистическая экономика, обеспечивающая свободу выбора потребителю и свободу выбора занятий (т.е. сохраняющая рынок предметов потребления и договорную систему заработной платы), окажется даже более рациональной, чем капиталистическая, и будет более близка к идеальному типу, обеспечиваемому чистой и безукоризненной конкуренцией. Идея рыночной социалистической экономики направлялась против аргументов Ф. Хайека, Л. фон Мизеса и др. о неосуществимости рационального расчета в коллективистической экономике.

" Третий путь" между старым, отказывающимся от рынка социализмом и капитализмом, предлагавшийся Парето и Алле, пока что остается утопией, подобной социалистическим наброскам Сен-Симона и Фурье начала XIX в. Судьбу такого рода утопий и силу будущего их воздействия на социальную теорию и практику предсказать невозможно.