Крайняя необходимость. 
Уголовное право России. 
Общая часть

Социально-правовая сущность крайней необходимости

Если причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление, образно говоря, «вышло из лона необходимой обороны», то крайняя необходимость, будучи несколько «моложе» последней, практически всегда юридически автономно соседствовала с ней. Поэтому крайняя необходимость — традиционное обстоятельство, исключающее преступность деяния, в отечественном уголовном праве. В национальном законодательстве первые упоминания о непреступности вреда, причиненного в условиях необходимости, появились уже в Соборном уложении 1649 г. и Артикуле воинском Петра I 1715 г. 1 В дальнейшем норма об исключении преступности вреда, причиненного в состоянии крайней необходимости, содержалась как в дореволюционном (например, ст. 46 Уголовного уложения 1903 г.), так и в советском уголовном законодательстве (ст. 20 УК РСФСР 1922 г., ст. 13 УК РСФСР 1926 г., ст. 14 УК РСФСР 1960 г.).

Согласно ст. 39 УК РФ не является преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам в состоянии крайней необходимости, т. е. для устранения опасности, непосредственно угрожающей личности и правам данного лица или иных лиц, охраняемым уголовным законом интересам общества или государства, если эта опасность не могла быть устранена иными средствами и при этом не было допущено превышения пределов крайней необходимости.

Законодательно определено, что состояние крайней необходимости изначально обусловлено опасностью причинения вреда объектам уголовно-правовой охраны. Данная опасность и является тем «внешним фактором», который лежит в основе возникновения права на причинение вреда.

Для отечественной теории традиционна позиция о том, что крайняя необходимость заключается в причинении вреда правоохраняемым интересам (личности, обществу и государству) для предотвращения неотвратимого в этих условиях иными средствами большего вреда, угрожающего этим же интересам.

Крайняя необходимость является столкновением двух охраняемых правом интересов, когда сохранение одного интереса может быть достигнуто лишь путем нарушения другого. Избирается принципиально иной способ защиты социально значимых благ — не путем причинения вреда посягающему, а за счет ущемления других законных интересов граждан, общества и государства.

В литературе было высказано мнение, что действия, совершенные в состоянии крайней необходимости, «лишены общественной опасности», являются правомерными и «не содержат в себе состава преступления» .

О неточности такой позиции высказывалась С. Г. Келина, усматривающая общественную полезность действий при задержании преступника и необходимой обороне от общественно опасного посягательства, но никак не признающая такую «общественную полезность» ни при каком другом обстоятельстве, например, при крайней необходимости, когда вред причиняется третьему лицу, не виновному в возникновении опасности.

По утверждению В. В. Орехова, если действия лица в состоянии крайней необходимости совершаются с соблюдением определенных условий, то их противоправность исключается, и лицо не подлежит уголовной ответственности. Такое решение закона оправдывается тем обстоятельством, что личности, обществу и государству в конечном счете причиняется меньший по объему вред, нежели тот, который мог наступить, если бы не были приняты меры по устранению (нейтрализации) грозящей опасности. И в этом проявляется общественная полезность крайней необходимости. Иными словами, В. В. Орехов поддержал высказанную в литературе точку зрения о том, что «деяния, совершаемые в состоянии необходимой обороны, крайней необходимости, необходимости задержания лица, совершившего преступление, или необходимости риска, представляют собой акты социально полезного поведения, поскольку лица, их совершившие, руководствуются нравственно-оправданными мотивами и, вынужденно попадая в рискованные ситуации, поступают осознанно ради достижения социально полезных целей» .

Вместе с тем социально-правовая сущность крайней необходимости все-таки специфична. По мнению В. В. Орехова, она лишена той социальноправовой направленности, тех стимулирующих к социально активному поведению начал, которые в известном смысле объединяют необходимую оборону и задержание «преступника» .

Резюмируя вышеизложенное, выскажем свое мнение по данному вопросу, которое в определенной степени схоже с позицией А. А. ТерАкопова. Действия, совершенные в состоянии крайней необходимости, хотя и сопряжены с причинением вреда, являются социально положительными. Кроме того, причинение вреда объекту уголовно-правовой охраны свидетельствует об отсутствии опасности личности, поскольку лицо причиняет вред не по своей воле, а будучи вынужденным к тому объективными обстоятельствами.

Итак, причинение вреда в состоянии крайней необходимости при наличии совокупности объективных и субъективных признаков не является общественно опасным. К объективным признакам В. Н. Винокуров отнес наличие опасности правоохраняемым интересам и невозможность устранить ее без причинения вреда, а также соотношение вреда причиненного и вреда предотвращенного: первый по размеру не должен превышать второй. Содержание субъективного признака состоит в стремлении устранить опасность причинения более значительного вреда в сравнении с вредом причиненным.

В силу указанных обстоятельств деяние в состоянии крайней необходимости может быть общественно нейтральным либо общественно полезным, поскольку субъект уголовного права, действуя в состоянии крайней необходимости, устраняет гораздо больший вред, чем причиняет сам, когда государство через свои органы не имеет возможности устранить или нейтрализовать опасность для жизни и безопасного существования человека.

Попытаемся определиться с тем, что представляет собой опасность причинения вреда охраняемым интересам и с какого момента лицо находится в состоянии крайней необходимости.

Согласно В. И. Далю, состояние опасности — это свойство лица «оберегать, охранять, стеречь, сторожить, караулить, наблюдать, присматривать, брать под свою опеку, покровительство», наконец, «быть заступником чегоили кого-нибудь» .

Ранее мы уже делали заключение, что опасность — это состояние возможного, вероятностного причинения вреда, в нашем случае вреда интересам уголовно-правовой охраны. Исходя из понимания «внешнего фактора» как причины появления любого обстоятельства, исключающего преступность деяния, позволим себе согласиться с утверждением В. А. Блинникова, что таковая опасность должна быть наличной и реальной.

Наличность опасности означает, что угроза причинения вреда объекту уголовно-правовой охраны существует во вполне определенный промежуток времени и во вполне определенном месте. Недаром в литературе говорится о непосредственной опасности, причем признаки такой непосредственности определяются начальным моментом возникновения опасного состояния и конечным моментом, когда опасное состояние прекращается. По этой причине миновавшая опасность, как и опасность будущая, не создает состояния крайней необходимости.

Примечательно, что зарубежная судебная практика также исходит из этих критериев наличности опасности при крайней необходимости.

Например, Дж. Флетчер приводит материалы уголовного дела «Кронк против США» (Cronck v. the USA), в котором суд отверг ссылку на состояние крайней необходимости в действиях обвиняемых, кравших повестки о призыве на военную службу, полагая, что этим они ускорят окончание войны во Вьетнаме. В приговоре было указано, что состояние крайней необходимости имеет место только в случае «прямой и непосредственной опасности», которая в данном деле отсутствовала.

Именно наличная опасность обладает способностью создавать столкновение правоохраняемых интересов и порождать состояние крайней необходимости у причинителя вреда, при котором сохранение одного интереса может быть достигнуто лишь путем нарушения другого.

При этом надо особо подчеркнуть, что состояние опасности может иметь длящийся характер, и по факту длиться довольно продолжительное время. В течение всего времени существования опасности субъект должен считаться лицом, находящимся в состоянии крайней необходимости.

Вторым критерием опасности при крайней необходимости должна быть ее реальность (действительность). Если опасность существует лишь в воображении лица, якобы действующего в состоянии крайней необходимости, то можно говорить о ситуации «мнимой необходимости». Такая ситуация не может исключать формальной противоправности совершенных этим лицом действий.

Так же, как и в ситуации мнимой обороны, ответственность лица, нарушившего правоохраняемый интерес при мнимой необходимости, определяется по правилам влияния фактической ошибки на вину и ответственность. Если лицо, причинившее вред правоохраняемому интересу, не предвидело своей ошибки относительно отсутствия реально грозящей опасности для его собственного или иного правомерного интереса, но по обстоятельствам дела должно и могло было это предвидеть, оно будет отвечать за причинение вреда по неосторожности.

Если же обстановка происшествия складывалась таким образом, что лицо не только не предвидело, но и не должно и не могло предвидеть своей ошибки, налицо случай (казус) невиновного причинения вреда, освобождающего от уголовной ответственности за причиненный вред. При этом основанием непривлечения лица к уголовной ответственности будет являться отсутствие в содеянном вины, а не противоправности.

Итак, основанием возникновения состояния крайней необходимости является наличная и реальная опасность причинения вреда уголовно-правовым интересам. Но такая опасность может стать основанием возникновения иных обстоятельств, исключающих преступность деяния, — той же необходимой обороны, принуждения и т. п.

Представляется, что опасность причинения вреда при крайней необходимости должна иметь вполне определенные специальные критерии, которые свойственны только этому обстоятельству.

Первый из них сводится, по нашему мнению, к источнику описанной опасности. Общепризнанно, что источником опасности, создающей по уголовному праву состояние крайней необходимости, могут быть, в отличие от необходимой обороны, не только действия человека. Таких источников множество. Исходя из перечня возможных источников опасности, при крайней необходимости нельзя утверждать, что все они, как считает С. Ф. Милюков, должны быть общественно опасными. В ст. 39 УК РФ говорится об устранении опасности, а не общественной опасности. Поэтому источником опасности, для устранения которой совершаются вредопричиняющие действия, может быть любая опасность, угрожающая жизни человека и его безопасному существованию. Например, физиологические или патологические процессы в организме человека, одновременная необходимость выполнения различных обязанностей также могут рассматриваться в качестве общественно опасных источников для состояния крайней необходимости.

Кроме указанных ранее источником опасности может быть также преступное или хотя бы противоправное поведение человека (разбойное нападение, нарушение правил предосторожности на производстве, в быту и т. д.).

В. В. Орехов приводит следующий пример: гражданин Н. подвергся нападению грабителей, которые, прижав его к большой зеркальной витрине ювелирного магазина, стали обыскивать с целью изъятия денег и ценностей. Зная, что на стекле установлены датчики сигнализации, Н. ударил ногой и разбил стекло, причинив значительный ущерб собственнику. Сработавшая сигнализация и перспектива задержания испугали преступников, в результате чего они убежали с места происшествия. Действия Н. формально содержат признаки преступления, предусмотренного ст. 167 УК РФ (умышленное уничтожение чужого имущества). Однако дело в отношении Н. было прекращено в связи с нахождением его в состоянии крайней необходимости.

Итак, источником опасности при крайней необходимости может быть и поведение человека.

В этой связи один из наиболее спорных вопросов в отечественной литературе заключается в том, может ли лицо само себя поставить в ситуацию крайней необходимости?

В науке превалирует позиция, согласно которой правовой исход в решении данного вопроса зависит от формы вины: если лицо должно и могло предвидеть возможную опасность своего поведения, то состояние крайней необходимости юридически исключается, ответственность наступает за причинение вреда по неосторожности. Если же лицо не предвидело и не могло предвидеть возникновения опасности в результате собственного поведения, то оно может находиться в состоянии крайней необходимости при возникновении такой опасности.

Кроме того, в литературе подчеркивается, что лицо, создавшее опасность правоохраняемым интересам собственным неосторожным поведением, а затем причинившее меньший вред для избежания большего вреда, действует в состоянии крайней необходимости. В научных публикациях обычно приводится такой пример.

Водитель, нарушивший правила дорожного движения и причинивший в силу этого тяжкий вред здоровью потерпевшего пешехода, не смог из-за поломки воспользоваться своей машиной для доставки пострадавшего в больницу. Поскольку происшествие случилось в сельской местности, не было возможности вызвать скорую помощь, не было и проезжающих мимо машин. Тогда водитель взял без разрешения чужую машину, стоявшую на деревенской улице, и на ней отвез пострадавшего в больницу. Будет ли такой водитель нести ответственность наряду с ч. 1 ст. 264 УК РФ еще и по ч. 1 ст. 166 УК РФ? Так как неправомерное завладение автомобилем было совершено для спасения жизни, то в его отношении водитель действовал в рамках крайней необходимости, и его ответственность по ч. 1 ст. 166 УК РФ должна быть исключена.

Поскольку в ст. 39 УК РФ отсутствуют прямые указания на этот счет, нам представляется, что уголовная ответственность в описанных выше случаях должна действительно исключаться, если только опасность не была создана специально для оправдания причинения вреда ссылкой на крайнюю необходимость. С этих позиций, считает В. В. Орехов, ликвидация вызванного лицом пожара путем использования чужих противопожарных средств или оказание помощи случайно раненному им человеку посредством использования чужой автомашины для доставления раненого в больницу должны расцениваться по правилам крайней необходимости.

Безусловно, предложенный нами перечень опасностей, создающих условия крайней необходимости, нельзя признать исчерпывающим в силу многообразия жизненных ситуаций, в которых речь может идти об угрозе причинения вреда правоохраняемым интересам. Гораздо важнее выяснить, где находится юридическая общность между всеми этими источниками, чтобы признать их основанием для возникновения именно крайней необходимости, а не иного обстоятельства, исключающего преступность деяния.

Во-первых, и это очевидно, что источником опасности причинения вреда при крайней необходимости вовсе не обязательно является человек — это может быть воздействие любого внешнего фактора, реально угрожающего причинением вреда интересам уголовно-правовой охраны.

При этом такое внешнее воздействие на причинителя вреда представляет собой объективное стечение обстоятельств, ведь нельзя же, в самом деле, подвергать какой-либо правовой оценке событие, не являющееся актом человеческого поведения.

Во-вторых, в ситуации, когда угроза создается общественно опасным поведением лица, может возникнуть основание для признания причинителя вреда находящимся в состоянии иного обстоятельства, исключающего преступность деяния, нежели состояние крайней необходимости. Это относится к ситуациям необходимой обороны, принуждения, исполнения приказа и т. д.

Одним из «классических» оснований причинения вреда в состоянии крайней необходимости называется следующий: кассир банка под угрозой лишения жизни выдает преступникам деньги.

Казалось бы, такое внешнее воздействие на кассира, конечно, должно ставить последнего в ситуацию крайней необходимости. Однако угроза лишения жизни в данном случае исходит от другого человека, который принуждает кассира совершить общественно опасное деяние. Изначально воздействие на лицо, являющееся действием другого человека и носящее принудительный характер, направлено на подавление свободной воли.

Необходимость же должна характеризоваться ситуацией, когда причинитель вреда произвольно выбирает вариант своего поведения — ведь законодательно определенная суть причинения вреда в состоянии крайней необходимости заключается в том, что человек причиняет тот или иной вред, выбирая из двух зол меньшее. При этом у него должен сохраняться вариант поведения, иначе выбирать будет не из чего (вспомним «минимизацию» вреда как критерий необходимости в уголовном праве США — наряду с внешней угрозой у самого причинителя должна иметься возможность такой минимизации).

Отсюда следует, что, попадая в ситуацию крайней необходимости, лицо должно сохранять возможность произвольно определять вариант своего поведения, т. е. какой вред причинить в состоянии необходимости. Если мы лишим действия причинителя вреда признака сохранения возможности выбора собственного поведения (свободной воли), то не будем иметь права в принципе подвергать их уголовно-правовой оценке, так как любое деяние в уголовном праве считается таковым при наличии волевой его характеристики.

Именно по этим соображением ситуация с кассиром, отдающим банковские деньги под угрозой лишения жизни, не подпадает под состояние необходимости — скорее речь здесь должна идти о причинении вреда в результате принуждения как внешнего воздействия, направленного на подавление свободной воли причинителя вреда.

Сказанное позволило В. Л. Блинникову утверждать, что источник опасности при крайней необходимости изначально не должен посягать на свободную волю причинителя вреда. Это, конечно, относится к случаям, когда таким источником является человек.

Да, общественно опасное деяние другого лица (лиц) может создавать ситуацию необходимости у причинителя вреда (например, оставление в опасности на местности, где происходят боевые действия по ликвидации бандформирований). Но при этом изначально такое деяние не направлено на свободу выбора поведения причинителя вреда.

К сожалению, судебная практика и поныне исходит из понимания того, что если вред причинен в любом состоянии «вынужденности», то наличествует состояние крайней необходимости. Мы нашли в практике судов трех федеральных округов типичные дела о заранее не обещанном укрывательстве преступлений (ст. 316 УК РФ), совершенном под угрозой немедленного применения насилия, в которых явное психическое принуждение (угроза убийством с демонстрацией оружия) со стороны обвиняемых было квалифицировано как основание для причинения вреда в состоянии необходимости.

По сути, так оно и есть, ведь принудительное целенаправленное воздействие на психику человека ставит последнего перед необходимостью выбора. И в этом отношении мы можем говорить о том, что причинение вреда под принуждением, если у лица сохранялась возможность руководить своим поведением, надо расценивать как специальную разновидность крайней необходимости — а именно причинение вреда под психическим принуждением. На то она и специальная норма, чтобы действовать при конкуренции.

Сказанное в равной степени относится к ситуациям, когда другое лицо воздействует на физическую составляющую человека. Такое воздействие может порождать ситуацию обороны, принуждения, но не крайней необходимости. Некоторые могут возразить: обороняющийся также произвольно выбирает вариант собственного поведения, почему же его действия расцениваются как оборонительные, а не как необходимые?

Произвольность выбора варианта поведения характерна не только крайней необходимости — она присуща и обороне, и задержанию преступника (ведь задерживать или нет, решает само лицо), и риску.

Однако в ряде работ утверждается, что причиненный при крайней необходимости вред должен быть не просто вынужденным, а «единственно возможным», безальтернативным.

Действительно, закон требует, чтобы опасность при крайней необходимости «не могла быть устранена иными средствами». Означает ли это, что выбираемый вариант причинения вреда должен быть единственно возможным?

Существует позиция, согласно которой способ спасения жизни человека и его безопасного существования становится правомерным лишь тогда, когда он является исключительным, крайним средством спасения данного блага. Если же можно было избежать опасности другими средствами, без причинения какого-либо вреда, например, бегством, обращением за помощью к представителям власти, включением сигнализации, то акта правомерной крайней необходимости не будет.

Причинение вреда можно считать оправданным только тогда, когда у человека не было другого выхода и он мог спасти более ценное благо лишь путем причинения вреда правоохраняемому интересу. Так, суд не признал акта крайней необходимости в действиях С., который, желая избежать наезда на внезапно выбежавшего на дорогу подростка, сделал резкий поворот вправо, выехал на тротуар и сбил гражданина, причинив ему тяжкий вред здоровью. У водителя автомашины, как отметил суд, была реальная возможность избежать наезда путем поворота на левую, в то время свободную, часть дороги.

На наш взгляд, выбираемый вариант причинения вреда должен быть не единственно возможным. Поэтому мы разделяем позицию о том, что при причинении вреда в состоянии крайней необходимости не исключена возможность многовариантности, обусловленная, в частности, быстротой принятия решения, трудностью сопоставления всех возможных плюсов и минусов именно этого варианта и пр.

Представим себе ситуацию: водитель во избежание наезда на выбежавшего на проезжую часть ребенка, резко разворачивает автомобиль и разбивает дорогостоящую витрину магазина. Хотя теоретически он мог бы свернуть в другую сторону и вовсе никуда не врезаться, а соответственно и не причинить материальный ущерб владельцу магазина.

Если придерживаться одновариантного подхода к причинению вреда при крайней необходимости, надо привлекать такого водителя к уголовной ответственности за умышленное уничтожение чужого имущества. Очевидно, что такое решение вряд ли приемлемо.

Вынужденный характер причинения вреда при крайней необходимости ни у кого не вызывает сомнений.

Далее, кому причиняется вред в состоянии крайней необходимости?

Авторы практически единодушны в понимании того, что вред при крайней необходимости причиняется законным интересам третьих лиц, непосредственно не участвующих в правовом конфликте интересов.

Заимствуем наглядный пример из литературы. Корабль в непогоду потерял устойчивость, и моряки для сто спасения выкинули за борт часть груза. Груз принадлежал собственнику корабля, и ему же был причинен имущественный вред для спасения корабля, следовательно, опасность грозила тому лицу, которому был причинен меньший вред для устранения этой опасности. Подобные примеры позволяют согласиться с Т. Ю. Орешкиной в том, что при крайней необходимости вред скорее причиняется лицам, не связанным с созданием опасности.

Сказанное позволяет определить крайнюю необходимость как обусловленное внешним воздействием (наличной и реальной опасностью) причинение вреда охраняемым уголовно-правовым интересам лиц, не связанных с созданием такой опасности. При этом у причинителя вреда имеется произвольная возможность правомерно причинить вред объекту уголовно-правовой охраны.

Далее, кому причиняется вред в состоянии крайней необходимости?

Авторы практически единодушны в понимании того, что вред при крайней необходимости причиняется законным интересам третьих лиц, непосредственно не участвующих в правовом конфликте интересов.

Сказанное позволяет определить крайнюю необходимость как обусловленное внешним воздействием (наличной и реальной опасностью) причинение вреда охраняемым уголовно-правовым интересам лиц, не связанных с созданием такой опасности. При этом у причинителя вреда имеется произвольная возможность правомерно причинить вред объекту уголовно-правовой охраны.