Понимание как социологическая методология

От изложения философских оснований социальной феноменологии Шюца перейдем к рассмотрению практиковавшихся в ней методологических принципов. Шюц ведь не только феноменолог, представляющей публике (прежде всего американской публике, ибо, эмигрировав из Австрии во время Второй мировой войны, он большую часть жизни проработал в США) несколько социологизированную версию темной германской философии. Он в то же время и социолог, четко осведомленный о специфике и задачах этой не философской, а позитивно-научной дисциплины и об ее принципиальных отличиях от философии. Основная задача общественных наук, в частности, социологии, справедливо констатирует Шюц, — получать упорядоченное значение социальной реальности. «Под термином „социальная реальность“, — пишет он, — я понимаю всю совокупность объектов и событий внутри социокультурного мира как опыта обыденного сознания людей, живущих своей повседневной жизнью среди себе подобных и связанных с ними разнообразными отношениями взаимодействия. Это мир культурных объектов и социальных институтов, в котором все мы родились, внутри которого мы должны найти себе точку опоры и с которым мы должны наладить взаимоотношения. С самого начала мы, действующие лица на социальной сцене, воспринимаем мир, в котором мы живем, — и мир природы, и мир культуры — не как субъективный, а как интерсубъективный мир, т. е. как мир, общий для всех нас, актуально данный или потенциально доступный каждому, а это влечет за собой интеркоммуникацию и язык». Пока что Шюц не выходит за пределы констатаций, свойственных понимающей социологии Макса Вебера. Но далее уже звучат феноменологически окрашенные тезисы. Во-первых, говорит Шюц, все формы натурализма и логического эмпиризма просто принимают на веру эту социальную реальность, которая, собственно, и является предметом изучения в общественных науках. Интерсубъективность, взаимодействие, коммуникация и язык и обеспечиваемое ими взаимное понимание индивидов в конкретных социальных контекстах просто предполагаются как неявное основание этих теорий. Неявно предполагается, что социолог уже решил все эти фундаментальные проблемы до того, как начинается научное исследование. На самом же деле именно объяснение того, как возможно такое взаимопонимание людей, остается задачей обществоведа.

Для объяснения этого взаимопонимания Шюц и выдвигает идею «понимания» как «механизма» повседневного мышления и взаимодействия. «Тот факт, — говорит Шюц, — что в обыденном мышлении мы принимаем на веру наши актуальные или потенциальные знания о значении человеческих действий и их результатов, является, я думаю, именно тем, что ученые-обществоведы хотят выразить, когда говорят о понимании, или Verstehen, как технике, имеющей дело с человеческими действиями. Понимание — это не метод, используемый в общественных науках, а особая форма опыта, в которой обыденное сознание получает знание о социальнокультурном мире… Более того, понимание — это, вне всяких сомнений, личное дело наблюдателя, который не может быть проконтролирован посредством опыта других наблюдателей. По крайней мере, он поддается контролю лишь в той степени, в какой личные чувственные восприятия индивида поддаются контролю любого другого индивида в определенных условиях. Например, при слушании дела в суде присяжных, где обвиняемый показал „злой умысел“ или „намерение“ убить человека, т. е. мог знать о последствиях своего поступка и т. д. Здесь мы имеем даже определенный „Устав судопроизводства“, заканчивающийся „процедурными правилами“ в юридическом смысле и своего рода верификацией полученных данных, которые являются результатами понимания Апелляционного суда и т. д. Более того, прогнозы, основанные на понимании, пользуются большим успехом в обыденном сознании. То, что должным образом проштампованное и адресованное письмо, опущенное в почтовом ящике в Нью-Йорке, будет получено адресатом в Чикаго, — нечто большее, чем просто счастливая случайность»^[1].

Хотя Шюц и утверждает, что понимание — не метод естественных наук, он отнюдь не отвергает трактовки понимания именно как социологического метода. Он говорит о необходимости проводить четкое различие между пониманием, как 1) формой опыта в обыденном мире; 2) эпистемологической проблемой; 3) специфическим методом общественных наук.

То, что было процитировано двумя абзацами выше, есть описание понимания как формы повседневного опыта. Постановка же понимания как эпистемологической проблемы неизбежно ведет, с точки зрения Шюца, к гуссерлевской проблеме жизненного мира, в котором обнаруживаются многообразные мыслительные «механизмы» и конструкции, такие, как синтез, обобщение, формализация, идеализация и др., которые лежат в основе как обыденного мышления, так и науки. Естественно, говорит Шюц, что естествоиспытатели в своих исследованиях абстрагируются от жизненного мира, но именно он и оказывается той самой социальной реальностью, которой не уделяют внимания общественные науки, но которая должна стать едва ли не центральным предметом их интереса.

Такое философское (эпистемологическое) решение позволяет по-новому взглянуть на методологические проблемы, специфичные именно для социальных наук. С одной стороны, понятно, что, как это показывал еще Макс Вебер, точное следование методологическим предписаниям естествознания не приводит к познанию социальной реальности как опыта повседневной жизни людей. С другой стороны, теория, направленная на объяснение социальной реальности, должна развивать особые, незнакомые естественным наукам схемы для того, чтобы согласовываться с повседневной практикой социального мира. Этим в действительности и занимаются все науки о человеке — от экономики до культурной антропологи. Они конструируют идеальные объекты, соответствующие специфическим смыслам и значениям, которые вложены в те или иные из исследуемых учеными социальных феноменов самими действующими в рамках этих феноменов человеческими индивидами. Ведь в отличие от объектов, которые изучает естествоиспытатель, эти феномены уже осмыслены и интерпретированы индивидами, в их головах уже есть, сконструирован идеальный образ этих самых объектов. Поэтому идеальные конструкции феноменов, создаваемые социологом, представляют, по выражению Шюца, конструкты второго порядка, или конструкты конструктов, созданных действующими лицами на социальной сцене, чье поведение обществовед должен наблюдать и объяснять в соответствии с принципами своей науки.

Таким образом, исследование основных принципов, в соответствии с которыми человек в повседневной жизни организует свой опыт и, в частности, опыт социального мира, является первостепенной задачей методологии общественных наук. Одновременно это исследование оказывается и прояснением собственной методологии обществознания.

Шюц в своих работах дал множество образцов анализа типических конструктов повседневного мышления, на которых мы здесь не имеем возможности остановиться. Важно лишь подчеркнуть, что, как показывает шюцевский анализ, большинство конструктов повседневного мышления или типических описаний мотивов, ситуаций и структур поведения, которые употребляются людьми в обыденной жизни для описания собственного поведения и поведения своих ближних, вполне совместимы с соответствующими описаниями, применяемыми специалистами в науках об обществе. Эти конструкты обыденного мышления могут объяснить, по крайней мере частично, что обществовед имеет в виду, говоря о структурно-функциональном подходе к изучению человеческого поведения. Концепция функционализма, говорит Шюц, — по крайней мере в современных общественных науках — происходит не из биологической теории функционирования организма, как это обычно считается. «Она относится к социально классифицированным конструкциям моделей типичных мотивов, целей, личностных позиций, которые инвариантны и, следовательно, интерпретируются как функции структуры самой социальной системы. Большинство этих взаимосвязанных моделей поведения стандартизовано и институционализировано, т. е. их типичность социально оправдана законом, фольклором, нравами и обычаями, и большинство из них используются в обыденном и научном мышлении в качестве схем интерпретаций человеческого поведения»^[2].

Здесь дан лишь самый общий очерк некоторых главных методологических положений социальной феноменологии Шюца. Но уже на этой основе можно сделать два важных вывода. Первый вывод состоит в том, что концепция Шюца, в определенном смысле, представляет собой развитие понимающей социологии Вебера. Шюц сам это однозначно демонстрирует, показывая, что, если структуры повседневного мышления представляют собой конструкты первого уровня, на которых должны надстраиваться конструкты второго уровня, конструкты общественных наук, и если общественные науки действительно направлены на объяснение социальной реальности, то научные конструкты второго уровня также должны включать в себя ссылку на субъективное значащее действие, т. е. на значение, которое имеет действие для самого действующего лица. Это и есть, говорит Шюц, то, что Макс Вебер подразумевал под своим знаменитым постулатом о субъективной интерпретации. Этот постулат подразумевает, что все научные объяснения социального мира могут и в определенном смысле должны ссылаться на субъективное значение действий людей, которые, собственно и представляют собой основание социальной реальности.

Второй же вывод состоит в том, что концепция Шюца, сколь она ни кажется на первый взгляд опровержением современной социологии в том, что касается ее методологических оснований, на самом деле не является теоретической альтернативой современной социологии. Она лишь пытается объяснить — и объясняет зачастую более точно, чем традиционная методология, — происхождение социально-научных теорий и их изначальную глубинную связь с повседневной реальностью, т. е. с социокультурным миром, в котором живут и действуют практические социальные индивиды. Более того, она показывает, что сами ученые, изучающие общество, представляют собой в некоторой степени обыденных индивидов, не только практические действия, но и теории которых определяются в конечном счете их повседневными конструктами, зачастую в почти неизменном виде входящими в их теоретические объяснения. В этом последнем смысле методологическая концепция Шюца представляет собой прекрасное объяснение механизмов культурной обусловленности всякого научного познания. Как будет видно из следующей главы, на механизмах такого рода, хотя представления о них произошли совершенно из других теоретических источников, оказалось сосредоточенным внимание представителей постпозитивистской критики науки.

• [1] Шюц А. Социальная реальность и повседневная ситуация // Американская социологическая мысль: Тексты. М.: Международный университет бизнеса и управления, 1966. С. 533.
• [2] Шюц А. Социальная реальность и повседневная ситуация. С. 538.