Развитие судебной власти

В Советском Союзе судебная власть зачастую представляла собой не оружие защиты права, а инструмент расширения бесправия. Суд, в особенности, когда речь шла о «политических правонарушениях», был призван «осуждать», служил частью карательного аппарата государства. Однако именно поэтому при необходимости это звено могло быть опущено без ущерба «для интереса дела»: наличие самостоятельной судебной власти декларировалось из идеологических соображений, в действительности же судебная власть, в конечном счете, принадлежала партийной власти и эта функция лишь делегировалась судебным органам. То же отражалось в законодательстве: судьи назначались, судопроизводство могло быть закрытым и т. д.

История судебной власти СССР перечеркнула богатый, с большим трудом наработанный опыт развития судебной системы дореволюционной России. Поэтому судебная реформа, ставшая одним из главных направлений становления правовой государственности в России, должна была возвращаться к тому, что давно было пройдено. В конце 1991 г. Всероссийский съезд судей вынес на обсуждение общую концепцию судебной реформы, с большим или меньшим успехом проводимую по сей день. Базовый принцип, на которых была основана судебная власть, — законность и осуществление правосудия только судом — был подчеркнут в Конституции. Главная проблема, которую была призвана решить эта реформа, — обеспечение независимости судебной власти от всех остальных ветвей.

Конституция Российской Федерации определила независимое положение судебной власти на основе неприкосновенности и несменяемости судей. Однако в ходе обострения кризиса выявилась более острая проблема гарантия законности самой судебной деятельности. Основные принципы, призванные обеспечить неподкупность и моральную честность судей, финансовая независимость органов судебной власти, финансирование которых осуществляется только из федерального бюджета; коллегиальность вынесения решений, состязательность и равноправие сторон, гласность судебного разбирательства, право пользоваться квалифицированной юридической помощью. Очевидно, что первым препятствием на пути осуществления этих принципов стала финансовая зависимость судов. В ситуации скудного государственного финансирования в судах увеличивается текучесть кадров, происходит ухудшение качества обслуживания населения. Удлиняются сроки прохождения дел, выстраивается длинная очередь подлежащих разбирательству дел. Суды должны перекладывать основную часть судебных издержек на судящиеся стороны, однако это едва ли становится тормозом для углубления коррупции в судебных органах. Сегодня, имея деньги и власть, стало легче избежать преступления, чем это было когда-либо прежде. Пресса наполнена сообщениями, как лидеры преступного мира проводят свои встречи и увеселительные мероприятия прямо в местах предварительного заключения или лишения свободы. Несмотря на постоянные громкие преступления, заказные убийства и общий страх населения перед организованной преступностью, крайне редко можно услышать, чтобы лидеры уголовного мира оказались за решеткой.

Особенно остра эта проблема в сфере дознания и следствия, заведомо неспособной справиться с возросшей криминализацией общества. Методы дознания зачастую носят средневековый характер, ибо здесь сохраняется традиционно закрытое для общественности пространство, где под предлогом «правоохранения» нередко забывается о праве вообще и жестоким образом унижается достоинство личности. Подсудимые в камерах предварительного следствия, чья вина еще не доказана, зачастую испытывают к себе нечеловеческое отношение. Еще тяжелее ситуация в местах ограничения свободы, где заключенные, как правило, вообще не рассматриваются в качестве личности и гражданина Здесь мы имеем дело с глубокой традицией российского правового сознания, где эффективность борьбы с правонарушениями измеряется, прежде всего, жестокостью. Преступник не имеет права на перевоспитание, а, теряя элементарные права, полностью исторгается из общества и должен пережить на себе всю силу общественной мести. Именно такое представление о правонарушении было использовано в годы сталинского террора, когда торжествовала теория Вышинского о приоритете собственного признания перед объективными доказательствами вины: общество спокойно смотрело и принимало массовые репрессии, ибо привыкло к тому, что подавление преступлений должно быть жестоким. То же подспудное принятие любых методов борьбы с правонарушениями, в котором заложена идеология «око за око», сохраняется и в современном правовом сознании населения, принимающем даже крайние выражения против оправил власти. Однако, как уже говорилось, мир, в том числе и российский, изменился. Несмотря на видимую жесткость, преступность не отступает не на шаг. Противоправие власти в борьбе с преступлением (что само является преступлением) оборачивается ее же бессилием перед расцветом преступности: не оздоровлением, а все более глубоким заболеванием общества.

Вместе с тем, за годы реформы возник и ряд позитивных факторов и явлений, определяющих дальнейшее развитие российской судебной системы. Ушла в историю практика политических преступлений. Развиваются новые отрасли судопроизводства, такие как арбитражный суд, новые отрасли права, такие как право собственности, экологическое право и др. Осваиваются более демократичные формы судопроизводства, такие как суд присяжных. Меняются сами принципы подхода к деликатному вопросу уважения достоинства и соблюдения прав личности в ситуации правонарушения, свидетельством чему является развитие института адвокатуры. В целом сфера юридических услуг переживает бурный рост, что говорит о реальном прогрессе правовой системы России. Анализ этих явлений чрезвычайно важен для понимания направления движения российской правовой системы.

Арбитражный суд существовал и в СССР, однако играл скорее символическую роль. В условиях административно-плановой государственной экономики собственность принадлежала одному субъекту (государству), который не мог судиться сам с собой. Возникающие острые ситуации и противоречия экономических субъектов разрешались, как правило, административным путем. Иная ситуация возникла, когда начали сталкиваться интересы самостоятельных хозяйственных субъектов, частных собственников. Отсутствие законодательства, регулирующего такие горизонтальные связи, слабый опыт государственной последующей деятельности привел к возникновению форм «саморегуляции», крайне опасных для цивилизованного общества. Тем не менее, государство начало овладевать этой новой для него сферой. Арбитражное судопроизводство — одно из главных рычагов цивилизованного урегулирования конфликтов, способных приводить к криминальной войне спорящих сторон. И хотя многие, особенно малые предприятия, предпочитают решать проблемы собственными доступными способами, все чаще к услугам арбитражного суда прибегают крупные организации «публичного» бизнеса. (Примером может послужить долгий спор Инкомбанка с Онексимбанком по поводу Норильского металлургического комбината в 1995;96 гг.).

Значительный прорыв в области уголовного права был связан с введением в судебную практику с 1993 г. института присяжных заседателей. «Суд присяжных» может вести дело по желанию подсудимой стороны. В настоящее время он вводится в существующую судебную систему поэтапно; наиболее активно — в Московской, Рязанской, Саратовской, Ивановской областях, в Ставропольском крае. Суд присяжных действует в составе судьи и двенадцати присяжных заседателей, являющихся уважаемыми гражданами. Присяжные заседатели, не являясь специалистами, не входят в юридическую сторону проблемы. Их задача — вынести вердикт о том, является ли доказанной вина подсудимого по пунктам предоставляемого прокурором обвинения. На основании этого решения судья выносит приговор соответственно определенному законом наказанию. Суд присяжных не может обеспечить абсолютную справедливость (вспомним критику суда присяжных Ф. Достоевского, да к сожалению, уже появившиеся негативные примеры из современной практики), однако только он в перспективе может в наибольшей степени гарантировать от возможной коррупции и избежать опасности судебного произвола. Важна и другая сторона дела: посредством суда присяжных осуществляется реальное и непосредственное участие общественности в отправлении правосудия. Повышается правовая культура населения и осуществляется контроль судебной власти «снизу» .

Еще один фактор развития демократической природы российского судопроизводства — возрастание роли адвокатуры. В советское время слабое развитие этого института было обусловлено несвободным характером суда и, не в последнюю очередь, слабым развитием товарно-денежных отношений. Приобретя финансовую привлекательность, специальность адвоката быстро стала одной из самых престижных в обществе. Однако главная причина развития адвокатских услуг кроется в развитии правового государства.' Ибо функцией адвокатуры является помощь в правовой защите основных прав и свобод гражданина перед законом. Значение этого института определяется также принципом, из которого исходит демократическое правосудие, — презумпции невиновности. Только благодаря такой юридической помощи правосудие становится подлинно состязательным и справедливым.

Подводя итог, можно констатировать, что и в судебной системе Российской Федерации наблюдается глубокий кризис. Правосудие не стало средством к моральному и правовому оздоровлению страны. Суд не стал главным средством разрешения возникающих в обществе конфликтов, не обрел подлинную независимость ни от государственной исполнительной власти, ни от власти денег. Однако налицо движение правовой реформы и судебной системы в сторону укрепления правового начала: пронизывания общества правоотношениями, расширением практики обращения к судебному посредничеству, перестройки правосудия на принципах уважения к правам и достоинству личности. Становление федерализма в России Еще один круг проблем, осложняющий задачи становления правовой государственности, связан с реформированием системы государственного устройства, с российским федерализмом. Дело в том, что территориально-этнический состав России с самого начала был весьма сложным. С XVIII в. Россия осознавала себя империей. В ее состав входили нации и народности самых разных культур и с очень различным уровнем развития. Обосновывая право России быть империей, Н. Данилевский писал, что народности Российской империи не выросли до осознания национальной идентичности и не нуждаются в государственном обособлении. Х9 По крайней мере, в отношении западных частей империи, Финляндии, Польши и Прибалтики, это было не верно. Когда в Европе пришло время строительства национальных государств и легко рассыпались такие империи, как Австро-Венгерская и Османская, Россия тоже потеряна свои западные земли. Однако подъем национальных движений на Востоке России все еще мог сдерживаться мощной интегративной волей русского народа.

Идея федерализма возникает как опосредующее звено двух тенденций: национального сепаратизма и российского унитаризма. Эта идея развивается еще в империи, однако в очень робком виде — в виде национально-культурной автономии. Россия не желала и не была способной к полной русификации огромного количества входящих в нее народностей. Ее задачей было — заморозить развитие политического национализма. История СССР показывает, как этого удавалось достичь и какой ценой. Минимальным условием возможности нового «собирания» распавшихся после революции земель было обещание реального федерализма, с установлением государственных структур союзных республик. Факт государственной идентичности прочно запечатлелся в народном сознании советских республик. Поэтому следующей ступенью долгого, но, по нашему мнению, неизбежного процесса распада российской (теперь уже советской) империи был распад СССР и возникновение независимых национальных государств. Однако и на этом этапе проблема решена не была. Россия, словно луковица, представляла собой многослойное межнациональное образование. Империя, следуя логике Н. Данилевского, освобождалась от новых и новых народов, как только они дорастали до осознания национальной идентичности. Освобождаясь от верхнего пласта «созревших» к независимости наций, она снова оказывалась лицом к лицу с теми же проблемами у менее развитых народностей. Злая ирония состояла в том, что Россия при этом сама должна была воспитывать народы до этой ступени. Сегодня Россия по-прежнему включает в себя более ста народностей. Где граница, за которой закончится злополучное деление, и малые народности достигнут предела, когда их государственность окажется в принципе невозможной? Новая история России показывает, что эта граница еще не достигнута, особенно в отношении кавказских народов. Более того, даже многие из государственников-патриотов, к примеру, А. Солженицын, готовы отказаться от единства с Кавказом ради единства с более близкими исторически народами — Украиной. Белоруссией. Казахстаном. Национальный состав России не является органичным и естественным. Решение этой проблемы составит будущую страницу в судьбе России, сегодня же она создает специфику становления российского государства.

Шаг, который Россия, идя на распад Союза, сделала, чтобы сохранить собственное единство, был направлен на построение правового государства. Он заключался в том, чтобы наполнить декларированный федерализм реальным содержанием. Однако «старого» федерализма, проведенного в РСФСР на весьма слабом уровне, оказалось мало. Автономным республикам пришлось дать статус, сравнимый с государственным статусом бывших республик СССР, причем обеспечив им гарантии реального федерализма. При этом с рядом республик — Татарстаном, Башкирией и т. д. — были заключены договоры, выдвигающие их из общего ряда субъектов федерации. Лозунг, под которым сама новая российская элита пробивалась к власти: «Берите суверенитета, сколько сможете», -быстро был заменен лозунгами «единства и неделимости» России. Рост национализма и сепаратизма регионов, исключая Чечню, был остановлен. Основы, на которых утвердилось новое государство, были зафиксированы В свете сказанного становится ясно, как велики проблемы становления правоотношений в сложной системе российского федерализма. Среди них следует назвать вопросы распределения полномочий между федеральной и местной властью, вопросы координации федерального и республиканского законодательства, вопросы взаимодействия с региональными элитами, вопросы бюджетного федерализма и другие. С учетом того, что федерализм, как и правовое государство, делает в России свои первые шаги, многие проблемы только начинают проявляться.

Проблема распределения полномочий и предметов ведения, на которых автор уже останавливался, осложняется тем, что слишком различен статус субъектов Российской Федерации. Конституция определяет сферу компетенции федеральной власти, меньше говорит о том, какие вопросы находится в совместном ведении и очень мало — что относится к исключительному ведению субъектов федерации. Впрочем, полномочия субъектов Российской Федерации находится в динамичном развитии: по мере углубления федерализма они должны охватывать своим участием все новые и новые сферы. Многое сегодня они не желают брать, потому что не способны это поднять. Однако это не значит, что такой раздел будет проходить в дальнейшем гладко и без борьбы." Сколь острым может быть это напряжение, можно видеть на примерах, когда предметом раздела становятся не проблемы, а собственность.

Становление федерализма осложняется еще и тем, что неравномерность в политических амбициях определяется различным уровнем экономического благосостояния. Республикам, находящимся на дотации государства, выгоднее быть глубже «интегрированным» в государственную казну. Республики-доноры, напротив, стремятся обрести как можно больше «независимости», то есть меньше делиться с чужими. Рычаг финансовой подпитки активно используют и федеральные власти, чтобы завоевать лояльность региональных властей. Понятно, что в таких условиях система бюджетного федерализма представляет собой одно из самых слабых мест российского государства. Бюджетный федерализм в такой неравномерно развитой стране, как Россия, упирается в необходимость механизма бюджетного выравнивания. Главной задачей, решаемой в системе бюджетного выравнивания, «является обеспечение единого уровня государственных услуг на всей территории страны». В настоящее время эта система концентрируется в методике распределения средств через Федеральный фонд финансовой поддержки регионов (трансфертов). «Анализ существующей системы бюджетного выравнивания, — пишет С. Хрусевич, — убедительно свидетельствует о том, что в ее основу положены принципы, которые стимулируют субъекты Федерации к максимальному повышению дефицита собственного бюджета». Помощь Федерального фонда направлена, главным образом в пользу «особо нуждающихся» регионов, которыми считаются такие, бюджетные расходы которых выше их расходов. Такой порядок распределения средств непосредственно стимулирует регионы усиленно расходовать собственные средства, чтобы попасть в категорию особо нуждающихся Так. если в 1994 г. в числе «особо нуждающихся» числилось 23 субъекта федерации, то в 1995 г., после того как указанная система вошла в действие, их стало уже 46. Парадоксальным становится то, что в число особо нуждающихся входят не бедные, а весьма состоятельные республики, такие, например, как Татарстан или Республика Соха. Такое распределение имеет мало общего с принципами правового государства, налицо случай сферы, где еще не найдено формы рационального правового регулирования.

К проблемам иного уровня относятся сложности политического взаимодействия федерального центра и региональных властей. Почти во всех регионах местная власть является избранной собственным населением, это определяет ее независимую позицию по отношению к центральной власти. Федеральная власть лишается многих традиционных рычагов воздействия и в тех случаях, когда местные власти идут на прямое нарушение принципов правового государства и уважения прав человека. Между тем, такое развитие событий становится свойственным все большему числу субъектов федерации. Яркими примерами могут служить республики Башкорстан с единоличной властью президента М. Рахимова или Калмыкия во главе с К.Илюмжиновым. Выборы последнего, до которых Илюмжинову удалось не допустить никого, кроме себя, пыталась оспорить Центральная избирательная комиссия, но безрезультатно. Специалисты говорят о складывании на территории Российской Федерации регионального авторитаризма. Это вполне укладывается в общую традицию российской политической культуры и в тенденции развития российской политической системы. Тем не менее, здесь лежит потенциал острых государственных конфликтов. Власть региональных лидеров растет, а вместе с ней растет сила регионального национализма.

Обе альтернативы — традиция российского империализма и рост регионального национализма — исключаются концепцией правового государства, однако из их материала в России приходится строить правовую государственность. Сколь это сложно — свидетельствует развитие событий в Чеченской республике. Локальный конфликт такого уровня был возможен только на волне распада СССР, однако условия зарождения подобного конфликта в региональном масштабе — речь идет о распаде Российской Федерациимогут созревать уже сегодня, если не будет происходить движения к федеративному правовому государству, не ущемляющему права ни одного из народов и предоставляющему им наиболее оптимальные условия для развития.