Личностное развитие как основной приоритет образовательной деятельности

Главной целью образовательной деятельности должно быть формирование личности, максимально полно выражающей (собирающей, востребующей) потенциал человека. Процесс реализации стратегии образовательной деятельности включает в себя следующие три уровня:

• а) духовное развитие личности;
• б) социальное развитие личности, включающее в себя овладение личностью профессиональными знаниями, умениями, навыками;
• в) физическое развитие личности.

Данные уровни закладываются в недрах культуры, но свое предметное воплощение, актуализацию получают в конкретной педагогической системе. Их иерархия, содержательное наполнение, ценностная и инструментальная оснащенность задаются как типом культурной системы, так и конкретной педагогической ситуацией.

ДУХОВНОЕ РАЗВИТИЕ ЛИЧНОСТИ

Важнейшая составляющая духовной сферы — ценностно-нормативная область сознания личности. Система ценностей входит в ядро личности и выступает в качестве мировоззренческой основы всех сфер и аспектов ее жизнедеятельности. Именно способность образования формировать данную компоненту является наиболее сущностной его функцией, что и находит отражение в самом термине (образование).

Содержание ценностно-нормативной составляющей человеческой духовности культурно обусловлено. Образование здесь выступает транслятором наиболее значимых и исторически устойчивых норм и ценностей бытия. Например, в структуре ценностей американской культуры доминируют такие ценности, как личный успех, активный и упорный труд, эффективность и полезность, автономия и ответственность, прогресс (вера, что новое — лучше старого), вещи, уважение к науке, демократия как способ распределения власти и разрешения конфликтов. Ядро американского образа и стиля жизни составляют самодисциплина, ограничение удовольствий, материализм, прагматизм, потребительство, достижение успеха. Потребность в будущем подкрепляется высокими темпами развития технической культуры и цивилизационными изменениями, которые позволяют американцу получить новые ощущения и необходимые предметы потребления «здесь и сейчас». Высокая значимость будущего находится в определенной корреляции с восприятием прошлого, которое рядовому американцу в вечной погоне за настоящим кажется «скучным» и «ненужным». Именно воспроизводство данной ценностно-нормативной модели объединяет все образовательные американские институты независимо от их уровня и концептуальной оснащенности. В этой связи весьма показательно, что даже так называемые альтернативные по отношению к официальной культуре США движения объективно воспро-изводят базовые для данного культурного типа ценности. Например, движение хиппи, пропагандируя ценности личного самовыражения, желание жить днем сегодняшним, полную свободу и равенство мужчин и женщин, в главном и существенном осталось в рамках ценностного ядра американской культуры. Декларативно отказавшись от ориентации на «здесь и теперь», порвав с традициями дома и семьи, внешне отвергнув блага цивилизации, молодежь не смогла преодолеть психологию «сейчас», сохранив стиль жизни, ориентированный на самореализацию в каждый данный момент времени.

В формировании же отечественной ценностно-нормативной модели существенную роль сыграло и начинает играть сейчас православие. Ценностно-нормативная специфика отечественной культуры проявляется на двух уровнях: бытийном (в труде, быту, традициях, обрядах, праздниках, стереотипах социального поведения) и на уровне самосознания. Здесь специфика культуры обнаруживает себя в языке, текстах культуры (философских, художественных, устном народном творчестве и т. д.). Сложилась точка зрения, согласно которой наиболее устойчивыми доминантами, которые составляют ценностно-нормативное ядро отечественной культуры, являются: низкая значимость факторов материального благополучия и ориентация на идеальную, духовную сферу; неукорененность в настоящем и обращенность в прошлое или будущее; доминирование социальных ориентаций над индивидуально-личностными. Низкая значимость факторов материального благополучия (в пределе — аскетизм) и ориентация на идеальную, духовную сферу бытия коренится в православных глубинах национальной психологии. Неукорененность в настоящем и обращенность в прошлое или будущее как компонента ценностно-нормативного ядра культуры проявлялась в русской мысли, в том, что она всегда была пессимистична в отношении к настоящему и одновременно несла в себе глубокую веру в будущее России. Ощущение неоформленного «настоящего» русской культуры давало основание верить в грядущие времена, наступление эпохи исторического величия и утверждения великой миссии России. Однако будущее видится не как результат эволюции настоящего, оно находится как бы «по ту сторону» катастрофы.

Доминирование социального над индивидуальным (то есть невыделенность человека из общности «мы», неосознанность своей отдельности, приоритет общего над личным) обнаруживает себя в содержании русской идеи, отражается в идеологии социальных преобразований, в характере идеалов русских революций, в особенностях русского быта, в госте-приимстве, в традиционных формах устройства общественной жизни и организации трудовой деятельности (крестьянская община, рабочая артель и т. д.). Социальная ориентированность сознания российского человека вытекает из общинного устройства жизни и артельных форм организации производства. Если западное общество строилось на основе гаранта прав и свобод отдельной личности, ее автономии от государства, то русская общественная жизнь — на соборности и растворении «я» в общинном «мы».

Приоритет социального в отечественной культуре определил специфику постановки в России проблемы свободы и ответственности, индивидуального и социального. Он придает особые акценты перспективам общественного устройства России, в которых, как полагал B. C. Соловьев, идеал «полного и многостороннего развития личности» отодвигается на второй план в силу его неосуществимости, а в центре стоит идея «всеединства» как богочеловеческого союза, объединяющего все национальности и проповедующего безусловные нравственные ценности.

Данная ценностно-нормативная модель культуры является результатом взаимодействия различных факторов — исторических, геополитических, психологических, природных, которые трудно поддаются анализу с позиции их причинно-следственных связей. Они формируются средой обитания человека, социальными условиями его жизни, культурой и, в свою очередь, порождают и воспроизводят их, являются их источником и причиной. Отсюда следует, что элементы «других» культур получают смысл и значение лишь в контексте «своего» историко-культурного мира. Идеи и ценности, «генетически» не связанные с ядром культуры, начинают играть деструктивную роль, разрушая целостность культурной системы.

Ментальный срез антропологической модели, сложившейся в отечественной традиции, предполагает единство рационального и морального, «философского умозрения, рефлексии и религиозной веры». Русские философы, отмечая специфику российской духовности, подчеркивали значимость нерациональных аспектов ее восприятия мира, и прежде всего веры как специфического способа познания. С. Булгаков, Н. Бердяев, С. Франк отмечали, что вера занимает значительное место не только в структуре сознания простого российского человека, но и ее интеллигенции. Она пронизывает все аспекты духовной деятельности, лежит в основе нравственности, отношения к труду, к природе, к ценности и смыслу человеческой жизни. При этом образованность и духовность рассматривались как самостоятельные феномены, сводимые и не обусловливающие друг друга. И. А. Ильин отмечал, что духовность доступна не только людям образованным, людям высокой культуры. «История всех времен и народов показывает, что именно образованные слои общества, увлекаясь игрою сознания и отвлеченностями ума, гораздо легче утрачивают непосредственную силу доверия к показаниям внутреннего опыта, которая необходима для духовной жизни. Ум, порвавший с глубиною чувства и с художественною силою воображения, привыкает обливать все ядом праздного, разрушающего сомнения; и поэтому оказывается в отношении духовной культуры не строящим, а разрушающим началом. Напротив, у людей наивно посредственных эта разрушающая сила еще не начинает действовать. Человек малой „культурности“ гораздо более способен прислушиваться к показаниям внутреннего опыта, то есть прежде всего сердца, совести, чувства справедливости, чем человек хотя бы и большой, но рационалистической культуры. Простая душа наивна и доверчива; может быть, именно потому она легковерна и суеверна и верит где не надо; но зато самый дар веры у нее не отнят; а потому она способна верить и там, где надо. Пусть духовность ее — некритическая, малоразумная, недифференцированная, тянет к мифу и к магии, связана со страхом и может заблудиться в колдовстве. Но духовность ее несомненна и подлинна, — и в способности внимать дыханию и зову Божию, и в любви сострадательной, и в любви патриотическижертвенной, и в совестном акте, и в чувстве справедливости, и в способности наслаждаться красотою природы и искусства, и в проявлениях собственного достоинства, правосознания и деликатности. И напрасно образованный горожанин стал бы воображать, будто все это недоступно „необразованному крестьянину“ !.. Словом, духовная любовь доступна всем людям независимо от уровня их культурности».

Таким образом, вера, а не знания, рассматривалась в качестве основания духовного мира русского человека. Соответственно приоритет отдавался не образованию (в его западной версии), а просвещению (суть которого Н. В. Гоголь сформулировал так: «Просветить не значит научить, или наставить, или образовать, или даже осветить, но всего насквозь высветлить человека во всех его силах, а не в одном уме, пронести всю природу его сквозь какой-то очистительный огонь»).

Таким образом, система образования (от ее концепции до содержательного наполнения) должна максимально полно учитывать и воспроизводить специфику духовности нации. Лишь в таком случае она эффективно сможет решить задачу формирования нравственной и социально ответственной личности.