Собственно акмеистическое обьединение было невелико и просуществовало около двух лет (1913;1914). Кровные узы соединяли его с «Цехом поэтов», возникшим почти за два года до акмеических манифестов и возобновлённым после революции (1921;1923). Цех стал школой приобщения к новейшему искусству.
В январе 1913 г. появились в журнале «Аполлон» декларации организаторов акмеистической группы Н. Гумилёва и С. Городецкого. В неё вошли также Ахматова, О. Мандельштам, М. Зенкевич и др.
В статье «Наследие символизма и акмеизм» Гумилёв критиковал мистицизм символизма, его увлечение «областью неведомого». Вотличие от предшественников вождь акмеистов провозгласил «самоценность каждого явления», иначе — значение «всех явлений-братьев». А новому течению дал два названия-истолкования: акмеизм и адамизм — «мужественно твёрдый и ясный взгляд на жизнь».
Гумилёв, однако, в той же статье утвердил необходимость для акмеистов «угадывать то, что будет следующий час для нас, для нашего дела, для всего мира». Следовательно, от прозрений неведомого он не отказывался. Как не отказал искусству в его «мировом значении облагородить людскую природу» о чём позже писал в другой работе. Преемственность между программами символистов и акмеистов была явной.
Непосредственным предтёчей акмеистов стал Иннокентий Анненский. «Исток поэзии Гумилёва, — писала Ахматова, — не в стихах французких парнасцев, как это принято считать, а в Анненском. Я веду своё „начало“ то стихов Анненского». Он владел удивительным, притягивающим акмеистов даром художественно приобразоовать впелатления от несовершенной жизни.
Акмеисты отпочковались от символистов. Они отрицали мистические устремления символистов. Акмеисты провозглашали высокую самоценность земного, здешнего мира, его красок и форм, звали «возлюбить землю», как можно меньше говорить о вечности. Они хотели воспеть земной мир во всей его множественности и силе, во всей плотской, весомой определенности. Среди акмеистовГумилев, Ахматова, Мандельштам, Кузьмин, Городецкий.(5, стр.5−7).
