Суверенитет. 
Лекции по общему государственному праву

История понятия суверенитета

Понятие «суверенитета», или «верховенства» власти, сложилось в науке не так давно; впервые оно было сформулировано в XVI в. французским юристом Боденом.

Античное государство было, несомненно, суверенным, т. е. оно было высшим территориальным союзом. Мало того, тогдашнее государство было в известном смысле гораздо более могущественным, чем современное, ибо оно было единственным самостоятельным союзом в человеческом общежитии; оно охватывало собой всю общественную жизнь и поглощало все другие формы общежития. Тем не менее понятие суверенитета не было выработано античной древностью. Чем это объяснить?

В человеческом уме все понятия образуются путем сравнения. Через сравнение одного явления с другим мы находим его отличительные признаки. В древней же жизни государство было единственным самостоятельным союзом. Оно было всемогуще, с ним не конкурировал никакой другой союз. Древние греки и римляне не могли и представить себе такого положения вещей, при котором государство не было бы высшим территориальным союзом, и понятие «суверенитета» было практически не нужно, так как государство не имело соперников. Было только соперничество отдельных государств между собой, но и оно исчезло, как только установилось всемирное владычество Рима.

Это положение существенно меняется в Средние века. На поприще истории являются другие общественные силы, которые конкурируют с государством и оспаривают у него верховенство.

Прежде всего такой силой является церковь. Первоначально христианская церковь не имеет никакого отношения к светской власти, не претендует ни на какую политическую роль в языческом государстве. Но, с распространением христианства, церковь выходит из своего изолированного положения и не только конкурирует с государством, но начинает претендовать даже на высшее политическое значение, чем государство; в лице папства она стремится сделаться властью, господствующей над всем человечеством.

Далее, от Римской империи осталась в наследство Средним векам идея всемирного государства, и она не исчезла совершенно: германские короли короновались римскими императорами и создали Священную Римскую империю. Таким образом, наряду с отдельными европейскими государствами выступает, по крайней мере в идее, всемирное государство, которое должно обнимать все народы. Правда, в действительности такого государства не существовало; германский император — по идее властитель мира — фактически владел нынешней Германией и Австрией, иногда северной и средней частью Италии — не более. Остальная Европа фактически не была ему подчинена, но самая идея Всемирной империи существовала и служила часто угрозой для независимости других монархий Европы. Даже в таком совершенно независимом и изолированном по своему географическому положению островном государстве, как Англия, существовали эти опасения. Один из средневековых летописцев рассказывает, например, что при посещении германским императором Англии, прежде чем корабль приблизился к берегу, брат английского короля подплыл к кораблю и потребовал, чтобы германский император не заявлял своих притязаний на господство в Англии.

Наряду с этими двумя конкурентами государства — идеей всемирного государства и церковью, у средневекового государства является третий конкурент — феодальная власть. В Средние века государственная власть понималась как власть земельного владельца-вотчинника, государство было прежде всего территориальной собственностью государя. В этом уже a priori заключалась возможность дробления государственной власти; раз с земельной собственностью была связана власть, то каждый землевладелец мог претендовать на права власти, аналогичные государственным. Такое положение и заняли отдельные крупные землевладельцы: они обладали известной политической властью, почти не подчиненной власти государственной. Правда, они имели определенные вассальные обязанности к королю, но на них не лежала, как на подданных современного государства, общая обязанность повиновения государственной власти.

Из борьбы государственной власти с этими ее конкурентами, т. е. церковью, идеей всемирного государства и феодализмом, и образовалось национальное государство Нового времени, современная государственная власть. Вся средневековая политическая история есть история этой борьбы, и конец ее — окончательное торжество нарождающегося национального государства над его противниками знаменует собой начало Нового времени. Когда государственная власть победила своих конкурентов, в науке появилось понятие «суверенитета», «верховенства» государственной власти как выражение нового факта могущества государственной власти в сравнении с бессилием средневекового государства.

Государство в современном смысле слова прежде всего образовалось в Англии, но идея суверенитета не принадлежит Англии. Дело в том, что в Англии продолжительной борьбы между государством и его конкурентами не было; победа далась государственной власти почти без труда, так как конкурирующие силы были весьма слабы. Католическая церковь там не имела такого значения, как в континентальной Европе. По своему географическому положению Англия была обособленным государством и потому идея всемирного государства также не угрожала ее независимости в такой степени, как независимости других государств. Наконец, что касается феодальной власти внутри государства, то нужно заметить, что в Англии феодализм, в том виде, в каком он сложился на континенте, не существовал. Английский феодализм с самого завоевания страны норманнами не является самостоятельной силой и не угрожает королевской власти. Поэтому в Англии не возникало практической потребности в формулировке понятия суверенитета.

Напротив, в континентальных государствах Европы образование национального государства было куплено ценой ожесточенной борьбы с церковью, императорами и феодальными владельцами. Эта борьба завязалась и кончилась ранее всего во Франции, и потому именно там появилась впервые и научная теория суверенитета. Еще в XIV и XV вв. во Франции, во время борьбы французского короля с папством, императором и феодальными владельцами, при содействии верных помощников королей, легистов, постепенно образуются отдельные элементы понятия суверенитета. Во-первых, вырабатывается учение о том, что король не подчинен папе, и не только не подчинен, но имеет в своем государстве власть над католической церковью. Далее, образуется представление, что французский король не зависит от германского императора, что выражается в словах: «Rex Franciae est imperator in regno suo» (французский король есть император в своем королевстве). В-третьих, устанавливается положение, что феодальные владельцы имеют не только известные определенные обязанности по отношению к королю, но подчиняются ему принципиально, несут общую обязанность повиновения его власти. Это выражается изречением, которое мы находим у французского средневекового юриста Бомануара: «Каждый барон суверен в своей баронии, но король высший суверен над всеми». Как уже было сказано, на образование такого понятия имели большое влияние королевские юристы, так называемые «легисты», которые, опираясь на понятия, заимствованные из римского права, давали королевской власти теоретическое обоснование.

В XVI в., когда во Франции процесс укрепления государственной власти уже совершенно закончился, когда она восторжествовала и над церковью, и над притязаниями императоров, и над феодальными владельцами, тогда в науке государственного права является учение Бодена, который объединил отдельные, разрозненные элементы понятия суверенитета в одно целое. Боден определяет государство как правомерное управление несколькими семействами и тем, что у них есть общего, с суверенной властью. Эта власть, по его определению, есть «единая постоянная и не ограниченная законами». Суверенная власть, по его воззрениям, принадлежит королю. Бодену была чужда идея юридической личности государства и поэтому суверенитет у него принадлежит 1бб не государству, а монарху. В следующем столетии в Англии Гоббс развивает учение Бодена о суверенитете и в некоторых отношениях идет еще далее его. Боден признает государственную власть неограниченной в области права; Гоббс полагает, что государственная власть не ограничена не только в юридической области, но решительно во всех сферах жизни, даже в области морали и религии. Государство ему рисуется в образах всепоглощающего чудовища, Левиафана; он называет его земным богом (deiis mortalis). Правда, Гоббс, в отличие от Бодена, уже признает государство юридической личностью, но эта личность у него целиком воплощается в одном физическом лице — в лице монарха, который является единственным представителем государства, а потому и носителем суверенитета.

Мы видели, что учение о суверенитете с самого начала имело не только теоретическое, но и практическое значение: оно было политическим оружием государственной власти в борьбе с соперничающими с нею общественными силами. Но и после победы государства это учение сохраняет политическое значение, только значение это изменяется. Со времени Бодена понятие суверенитета становится политическим оружием уже не в борьбе государства с чуждыми ему внешними силами, а во внутренней борьбе различных элементов государства между собой. Теории Бодена и Гоббса не только защищали идею верховенства государства, но вместе с тем клонились к оправданию определенной формы правления, именно абсолютной монархии, и к поддержке монархической власти в борьбе с другими государственными элементами.

Но в этой же внутренней борьбе различных элементов государственной власти, в противовес учению о суверенитете монарха и вместе с тем по образцу его, выработалась теория суверенитета народа. Первоначально именно у более ранних представителей школы естественного права это учение не противопоставлялось монархической теории, а, напротив, было тесно с нею связано и составляло даже ее основание. Предполагалось, что суверенитет, первоначально принадлежавший народу, путем договора подчинения был передан им монарху. Но впоследствии это учение о первоначальном суверенитете народа, служившее обоснованием для монархической власти, было обращено против нее. Руссо провозгласил, что суверенитет народа неотчуждаем, и этим положил начало чисто демократической теории суверенитета, которая нашла себе практическое применение в конце XVIII в. в американской и французской революциях. Учение о неотчуждаемом народном суверенитете было повторено в американской Декларации о независимости 1776 г. и во французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г. Оно остается до настоящего времени официальной конституционной доктриной в Североамериканских Соединенных Штатах. В Европе после крушения революции, в эпоху Реставрации воскресает теория монархического суверенитета: суверенитет отождествляется опять с монархической властью. Но так как в некоторых государствах Европы, и, в частности, во Франции в эпоху Реставрации, уже устанавливаются конституционные учреждения, то делается попытка согласовать учение о суверенитете монарха с конституционным принципом. Людовик XVIII во Франции в «предисловии» к «дарованной» им стране конституционной хартии развивает ту мысль, что вся государственная власть и после введения конституции безраздельно принадлежит монарху, в конституции же он лишь устанавливает по собственной воле известные способы осуществления этой власти, причем к числу этих способов принадлежит и участие парламента в законодательстве. Отсюда выводили, что монарх может взять обратно конституцию. Эта политическая доктрина была перенесена из Франции в Германию и повлияла не только на официальные определения власти монарха в немецких конституциях, но и на теории немецких юристов. Учение о том, что в конституционной монархии вся государственная власть принадлежит монарху и что парламент только участвует в осуществлении этой власти, но не разделяет ее с монархом, пользуется до сих пор большим распространением в Германии. Влияния этой теории не избегла и Россия. Весьма любопытно, что история понятия «самодержавия» в России во многих существенных чертах сходна с историей «понятия» суверенитета на Западе. Точно так же, как «суверенитет» на Западе первоначально означал власть независимого государства, так и у нас, как выяснил проф. Ключевский, слово «самодержавие» первоначально появляется после освобождения Москвы от власти татар и выражает независимость Московского государства от какой-либо другой внешней силы. Но с течением времени оно приобретает другой смысл не внешней независимости государства, а неограниченности монархической власти. В таком значении употребляет слово «самодержец» уже Иван IV. В некоторых законоположениях времени Петра I, представляющих сколок с иностранных законов, словами «самодержавный» или «самовластный» переводится иностранный термин «суверенный». Сперанский в «Руководстве к познанию законов», книге, написанной в ту эпоху, когда на Западе уже образовалась теория монархического суверенитета эпохи Реставрации, отличает самодержавие от неограниченности, причем придает первому слову смысл, сходный с тем, который имело слово «суверенитет» во Франции, при Людовике XVIII, и который оно имеет до сих пор у многих немецких юристов. Когда в России был установлен конституционный принцип, то слово «неограниченный» было вычеркнуто из Основных Законов, а слово «самодержавный», которое соответствует слову «суверенный», — осталось. Такое определение власти монарха напоминает конституции эпохи Реставрации.