Новгородская и Псковская республики как историческая форма демократии

Сегодня с позиции нового мышления мы вправе рассматривать Новгородскую и Псковскую республики как историческую форму демократии, причем не стихийной, спонтанной, а достаточно организованной, упорядоченной нормами обычного права.

Своеобразие этой формы демократии состоит в вечевом устройстве власти, в ее непосредственном осуществлении народом.

Высшим органом власти в республиках как юридически, так и фактически являлось народное собрание — вече. В Новгороде оно собиралось на Ярославовом дворе, в Пскове — на площади Троицкого собора зовом вечевого колокола. Это был орган народоправства. И в этой связи мы не можем согласиться с точкой зрения авторов «Российского законодательства Х-ХХ веков», рассматривающих вече как «собрание полноправных жителей мужского пола»^[1] и предполагающих, следовательно, существование категории «неполноправных» граждан, не имеющих политических прав. В преамбуле Новгородской Судной грамоты вполне определенно говорится об участии в ее утверждении на вече бояр, житьих людей, купцов и черных людей. Псковская Судная грамота содержит указание о принятии ее «всем Псковом на вече». Да и вообще уместно ли вести речь о каком-то цензе в условиях непосредственной, прямой демократии. Практически, трудно себе представить существование подобного рода ограничений. Как можно пришедшего на Ярославов двор по зову вечевого колокола лишить права участвовать в вече? Очень убедительной на этот счет нам представляется точка зрения Н. И. Костомарова, который писал: «Все граждане, как богатые, так и бедные, как бояре, так и черные люди имели право быть на вече деятельными членами. Цензов не существовало… Масса всего народа, в том числе и черного, имела верховную власть»^[2]. Вызывает возражение и утверждение, что реальная власть в Новгороде принадлежала совету господ^[3]. Этот орган, как известно, не правомочен был самостоятельно принимать никаких официальных решений властного характера. Мнение «осподы», являвшейся правительством Новгорода (такую же роль играла Псковская господа), всегда нуждалось в санкции веча. Последнее можно было убедить в правильности, разумности этого мнения, можно было ввести в заблуждение, но навязать народному собранию свою волю оспода не могла. Введенное в заблуждение вече имело возможность в любое время вернуться к неправильно решенному вопросу и перерешить его, поставив таким образом все на свое место. Оспода, несомненно, играла важную роль в управлении, в формировании политического курса республики, но законодательная власть безраздельно принадлежала вечу. Исходя из изложенных соображений, мы не можем признать правомерным суждение такого рода, что демократизм вечевого строя является «иллюзорным»^[4], что это была демократия для меньшинства — небольшой кучки знатных и богатых фамилий. Подобная точка зрения не соответствует действительности. Благами демократического правления в Новгороде и Пскове пользовались отнюдь не только знатные и богатые. Эта демократия была всеобщим благом. Не случайно законодательство республик (это видно из Судных грамот), выражает жизненные потребности общества, а не волю господствующего класса. Безусловно, само по себе обладание земельными латифундиями и солидными капиталами создавало боярам привилегированное положение в обществе, но в силу вечевого строя эти привилегии не получили юридического закрепления. Псковская Судная грамота в отличие от Русской Правды вообще не знает социальной дифференциации в применении права^[5]. Именно благодаря демократии, вечевому строю, народ республики смог установить, учредить для себя справедливое законодательство, обеспечивающее юридическое равенство граждан, защиту всех слоев свободного населения. Эти государственно-правовые порядки во многих своих проявлениях дают живое осязание правовой государственности. В Новгороде и Пскове верховенствовал вечевой закон.

Республиканской государственности Пскова и Новгорода была присуща определенная демократическая культура. Получило научное признание предположение руководившего раскопками в Новгороде профессора А. В. Арциховского о том, что обнаруженная им берестяная грамота с нацарапанными на ней именами четырех человек представляет собой избирательный бюллетень. «Эта находка, — писал В. Л. Янин, — существенно исправляет представление о Новгородском вече. Общественная жизнь в Новгородской республике была организована и регламентирована. И, в частности, выборы при широком распространении грамотности осуществлялись не криком, а подачей бюллетеней, подобных найденному на Неревском конце»^[6].

Выборность должностных лиц и их смещение только в судебном порядке также характеризуют государственность Новгорода и Пскова как демократическую и правовую. Большим вече избирались три высших руководителя Новгородской республики: посадник, тысяцкий и владыко. Образуя своеобразную правительственную триаду, они сосредоточивали в своих руках все нити управления. «Вместе с владыкою, верховным правителем церковных дел и начальником духовенства, — писал Н. И. Костомаров, — степенные посадник и тысяцкий составляли троичность государственного представительства великого Новгорода»^[7]. Каждый из этих правителей имел свою сферу управления, однако некоторые государственные вопросы требовали их совместного участия, согласованного взаимодействия. Хотя высшим в этой триаде считался посадник, ни тысяцкий, ни владыко не находились в его непосредственном подчинении. Каждому из них мог диктовать тот или иной образ действий только вечевой закон, проникнутый заповедной правдой предков. Никто из этих главных правителей республики не мог узурпировать полномочия другого и сосредоточить в своих руках всю полноту исполнительной власти. За каждым из них стояли реальные общественные силы: за посадником — боярство, за тысяцким — черный народ, за владыкой — духовенство и материально зависимые от церкви слои населения. Ни одна из этих сил не могла пересилить другую. Подобное противостояние придавало политической системе устойчивость и уравновешенность. Республикам был нужд институт вождизма. Успешное течение государственных дел зависело не столько от политических качеств правителей, сколько от прочности и разумности установлений, отлаженности исторически сложившихся механизмов власти, приводившихся в действие самой жизнью, ее обстоятельствами и потребностями, а не волей и энергией лидеров. История не называет нам имен выдающихся правителей республик, и это не случайно. Смена одного посадника другим не вела к существенным переменам, к изменению пульса политической и общественной жизни, тем более к скоропалительным преобразованиям обкатанных толчками исторических судеб государственных структур. Неподвластность структур власти и управления государственным деятелям — залог стабильности государственности. «Великие государства, — писал М. М. Сперанский, — движутся установлениями, лица переменяются и умирают, а дух установлений живет в течение многих столетий и охраняет оныя»^[8]. Новгородская и Псковская республики были великими государствами. На их фоне государственность Московского великого княжества выглядит грубой и примитивной. «Соправителем» великого князя был кнут. На посты посадников в Пскове и Новгороде традиционно избирались бояре, но дело здесь не во всесилии боярства, а именно в силе традиции. И, наверное, народ устраивало такое положение, когда правительство возглавляется известным своими гражданскими добродетелями состоятельным представителем земской знати, который может достойно противостоять князю и с которого можно спросить по большому счету в случае измены общему делу. Как известно, имущество осужденного вечем посадника подлежало конфискации. Так поступили в 1209 году с Дмитром, богатства которого были поделены между новгородцами (по 3 гривны на каждого). Должность тысяцкого в первой половине XIV века также перешла к боярству. Но, видимо, не следует в этом усматривать боярскую узурпацию^[9] второго по значению государственного поста. В условиях народоправства, непосредственной демократии, наконец, правовой государственности трудно что-либо узурпировать, поскольку окончательное слово оставалось за народом, за вечем. Скорее, произошло это с согласия молодших людей, интересы которых тысяцкий традиционно представлял в правительстве республики. И, наверное, в звании боярина он мог с большей эффективностью отстаивать эти интересы, являясь с боярством человеком одного круга, добиваться с его стороны большего понимания необходимости политики разумных уступок, компромиссов. Такая весьма своеобразная посредническая миссия тысяцкого ослабляла боярскую солидарность, усиливала систему вечевого всевластия, способствовала стабилизации новгородской государственности. Тысяцкий традиционно командовал народным ополчением, вершил суд по торговым делам, осуществлял полицейские функции^[10]. Следует в этой связи подчеркнуть, что боярство северных русских республик в отличие от московского весьма осторожно пользовалось своими привилегиями, заботясь всемерно о сохранении социальной базы демократии. На ее основе преодолевались наиболее резкие сословные противоречия, разногласия, достигался, выражаясь современным языком, определенный консенсус. Сложившаяся политическая система была предметом общей гордости. Свидетельством тому служит гордая формула: «Господин Великий Новгород!». Называть свое государство великим господином мог только человек, являвшийся субъектом власти, а не ее объектом. Республиканскими порядками в той или иной степени дорожили все слои населения. Разницу положений гражданина республики и подданного великого московского князя хорошо представляли себе каждый новгородец и пскович. И низы общества в этом контексте сознавали необходимость уступок боярству. Само зрелище более жестоких социальноэкономических, политических и законодательных порядков, каковые наглядно являли Московское и удельные русские княжества, действовало на новгородцев и псковичей как консолидирующий фактор. Держаться вместе, вместе защищать демократические устои общества — было законом политической жизни Новгорода и Пскова. Сложность международной обстановки создавала в обществе заинтересованность в сильной исполнительной власти.

Что же касается важного государственного поста новгородского владыки, то его могло занять по избранию народом любое лицо духовного звания, даже из среды рядового монашества, причем окончательное определение на этот пост совершалось посредством жеребьевки. Нареченный владыкой чернец сразу же становился главой над всеми архимандритами и игуменами епархии, высшим должностным лицом республики, вступал в председательство в совете господ. Контролируя торговлю, «жизненную стихию Великого Новгорода»^[11], и осуществляя международные сношения, владыка оказывал большое политическое и нравственное влияние на важнейшие сферы государственной и общественной жизни республики. В этой связи нам представляется не вполне обоснованным утверждение, что политическая роль новгородских владык в первую очередь определялась их положением крупнейших феодалов, обладателей обширных латифундий^[12]. На первом плане, наверное, был все-таки нравственный авторитет. Не случайно на этот пост избирались и представители рядового монашества. И не все владыки становились архиепископами, оставаясь лишь нареченными. В Пскове ту же роль играл «владычен наместник» — духовное лицо, назначавшееся Новгородским владыкой.

Сочетание в государственности республик аристократического, демократического и духовно-нравственного элементов придавало ей устойчивость. Эта государственность знала и монархический элемент. Положение князя в этих республиках было весьма своеобразным: «В делах внешних он предводительствовал войском по распоряжению вече, шел на войну, решенную вечем, клал свое имя на договоре, составленном и обсужденном на вече; так точно и в делах внутренних он действовал в границах, очерченных вечем. Ему предоставлялся суд, но вместе с посадником, происходившим из земства и служившим полным выражением земской воли»^[13]. Как мы видим, сфера полномочий князя строго регламентирована. Он — государственный человек, но отстранен от участия в общественной жизни. Ему запрещено приобретение недвижимости на территории республики, князь ограничен даже в праве охоты. Резиденцией новгородского князя являлось специально отведенное место — Городище. Положение псковского князя четко обрисовано Алексеевым: «Являясь формально главой господы, князь — судья и правитель — по рукам и ногам был связан вечевыми органами во главе с посадником»^[14]. Как лицо, не принадлежавшее к земству, князь в известном смысле выступал в роли третейского судьи. Его фигура символически являла собой один из противовесов новгородско-псковской государственности. Таким образом, государственности Новгородской и Псковской республик в полной мере присуща система сдержек и противовесов. И, на наш взгляд, явное преувеличение — рассматривать эти севернорусские народоправства как аристократические республики. Вечевой строй имеет общинное происхождение. Он претерпел, разумеется, феодальную деформацию, но не настолько, чтобы утратить свою изначальную общинную суть. Всякое аристократическое правление характеризуется засильем аристократии. Здесь мы этого не наблюдаем. Вечевое, народное начало является определяющим в рассматриваемой нами политической системе. Политическая и общественная жизнь отдельных частей Пскова и Новгорода (концов, улиц и сотен) также была проникнута вечевыми демократическими началами. Управление отдельными автономными единицами города, а также различными корпорациями граждан осуществлялось выборными должностными лицами (кончанскими, уличанскими старостами, сотскими). Концы и улицы имели свои веча. На ярко выраженные черты автономного устройства этих частей указывает Н. И. Костомаров. «Не только конец, — пишет он, — но и улица имела значение самобытной корпорации. Жители улицы носили название уличане, имели свое управление, выбирали своих улицких старост и являлись в общественных делах как члены сознательно признаваемого общества»^[15]. Органы управления концов, улиц и сотен вели свое делопроизводство, имели свои печати. Такое самостоятельное, автономное положение отдельных частей Новгорода и Пскова дает основание для предположения о том, что важнейшие государственные вопросы проходили предварительное обсуждение на вечевых собраниях концов и улиц, и таким образом мнение Великого Новгорода и всего Пскова как бы складывалось из мнений его частей. Вечевая демократия, разумеется, знала сбои, всплески страстей, свалки и потасовки на народных собраниях, но силовые решения не проходили. Вечевые постановления в конечном итоге строго основывались на общей воле. Одно из столкновений, возникших в 1359 году по случаю смещения посадника, довольно подробно описывается Н. М. Карамзиным. «В Новгороде, — повествует знаменитый историограф, — был великий мятеж по случаю смены Посадника… Граждане конца Славянского, из всех пяти знаменитейшего, вопреки общей воле отставили Посадника Андреяна; пришли в доспехах на Двор Ярославов, разогнали других граждан невооруженных, даже умертвили некоторых Бояр, и выбрали Сильвестра на место Андреяново. Софийская сторона хотела отомстить Славянской: обе готовились к войне»^[16]. Враждующие стороны усмирило духовенство. Н. М. Карамзин отмечает особую заслугу в этом деле бывшего владыки, схимника Моисея. «Старец Моисей, — продолжает историограф, — опасностью отечества как бы вызванный из гроба, благословлял народ, именуя всех своими любезными детьми духовными, и молил их не проливать крови братьев. Мятеж утих: самые неистовые с умилением внимали гласу святого отшельника, стоявшего на праге смерти, и не дерзнули быть ослушными. Но справедливость требовала наказать виновников действия насильственного и беззаконного: села честолюбивого Сильвестра и других Вельмож Славянского Конца были взяты на щит, то есть разорены по определению Веча. Пострадали и невинные: ибо осторожная осмотрительность не свойственна мятежному суду народному. На место Сильвестра избрали нового Посадника, и город успокоился»^[17]. Как мы видим, великий историк, не благоволя к народовластию, признает стремление новгородцев к достижению торжества общей воли. Утверждение О. В. Мартышина о том, что вече служило специфическим средством проведения боярской политики, тем более «гибкой политической формой, обеспечивающей реальное верховенство высших социальных групп»^[18], едва ли можно признать основательным.

Приведенный эпизод свидетельствует не о проявлении верхами общества гибкости, а, скорее, о грубой прямолинейности действий и о строгом отношении граждан к нарушителям вечевой законности. Этот эпизод свидетельствует и об отсутствии «боярской солидарности» и у бояр — представителей разных концов города.

к к к

Территория Новгородского государства делилась на 5 частей, которые первоначально назывались землями, затем за ними утвердилось название пятин, которые находились под административным управления городских концов. Пятины делились на волости и погосты. Города Новгородской земли назывались пригородами. Они имели свои веча. Хотя во главе управления в пригородах стояли назначаемые Великим Новгородом посадники, устойчивость положения посадников определялась отношением к ним местных вечевых собраний. Смещение неугодных народу посадников было обычным явлением. Местное управление Псковского государства основывалось на тех же демократических принципах. Точно так же, как и в Новгороде, части псковской территории с волостями и пригородами были подведомственны определенным концам главного города.

• [1] См.: История государства и права России / под. ред Ю. П. Титова. С. 44.
• [2] См.: Российское законодательство X—XX вв.еков. Т. 1. С. 301.
• [3] Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевогоуклада. Т. 2. СПб., 1863. С. 40.
• [4] См.: Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 4.
• [5] См.: Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время. Развитие феодальныхотношений на Руси в XTV-XV вв. Л., 1980. С. 67.
• [6] Янин В. Л. Я послал тебе бересту… М., 1965. С. 157.
• [7] Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства… С. 48.
• [8] Цит. по: Щеглов В. Г. Государственный совет в России в первый век его образования и деятельности (1801−1901 гг.). Ярославль, 1903. С. XI.
• [9] См.: Российское законодательство Х-ХХ вв. Т. 1. С. 302.
• [10] В Пскове функции тысяцкого выполнял второй посадник.
• [11] Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства… С. 227.
• [12] История государства и права СССР. Ч. 1. М. 7 1988. С. 95.
• [13] Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства… С. 151.
• [14] Алексеев Ю. Г. Указ. соч. С. 20.
• [15] Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства… С. 7.
• [16] Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. III. М., 1991. С. 169—170.
• [17] Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. III. С. 170.
• [18] Мартышин О. В. Вольный Новгород. Общественно-политический строй и правофеодальной республики. М., 1992. С. 188.