Уголовное законодательство. 
История государства и права россии в 2 ч. Часть 1. Ix — первая половина xix века

Понятие преступного деяния

Установление абсолютизма и связанное с ним размывание нравственных устоев общества, нарастание протеста эксплуатируемых масс против усиления феодального гнета, социальные потрясения, вызываемые крутой ломкой патриархального уклада жизни — все это закономерно вело к росту преступности, на что правительство реагировало ужесточением уголовной политики, впрочем, далеко не адекватно. Сказывалась и ориентация Петра I на Западную Европу; уголовно-правовые порядки которой отличались от российских большей бесчеловечностью и изуверством.

В XVIII веке вышло великое множество узаконений уголовно-правового характера. Около 400 из них относятся к периоду правления Петра I. Особое место среди них занимает Артикул воинский 1715 года —уголовный кодекс Петра, в котором получают концентрированное выражение основные направления и средства борьбы с уголовной преступностью во имя торжества государева дела. В нем, как в зеркале, отражена жестокая сущность абсолютистского режима. Но, вместе с тем, его издание следует расценивать и как значительный шаг в развитии уголовного законодательства, правда, сделанный на основе многих зарубежных заимствований. Не будем вдаваться в вопрос, насколько велики эти заимствования. Дело, в конечном итоге, не в них, а в том, что кодекс был сделан для России и действовал в полную силу более столетия на ее территории, против ее народа. Его началами в той или иной степени проникнуты все последующие своды уголовных законов самодержавной России, как военных, так и гражданских. Артикул воинский состоит из 24 глав, 209 артикулов с толкованиями к ним, многим из которых нельзя отказать в основательности.

В этом кодексе, как и в законодательстве Московского государства, не получило определения понятие преступления, но усилено его понимание как деяния злой воли, нарушающего закон, «переступающего» через законодательный запрет. Отсюда — термин «преступление» впервые употребленный Петром I. Но утвердившийся взгляд на преступление как на нарушение законодательных предписаний не получил, последовательного претворения в уголовно-политическом курсе правительства. Петр I в указе от 24 декабря 1714 года прямо и открыто высказывался в пользу более широкого понимания преступного деяния: «Многие, якобы оправдая себя, говорят, что сие не заказано было, не рассуждая того, что все то, что вред и убыток государству приключити может, суть преступление».

В уголовно-правовых актах Петра и его преемников предпринимается попытка более точного определения условий вменения, однако ее нельзя признать вполне успешной. Петровское законодательство не установило возраста, с достижением которого наступает уголовная ответственность. Артикул воинский дает этому вопросу весьма неопределенное толкование: «Наказание воровства обыкновенно умаляется или весьма ослабляется, если вор будет младенец, которых дабы заранее от сего отучить, могут от родителей своих лозами наказаны быть» (Толк, к арт. 195). Только указом 2 мая 1765 года предусмотрено нераспространение мер уголовной репрессии на детей моложе 10 лет. Подросткам от 10 до 15 лег плети заменялись розгами.

Не вполне внятно в «Артикулах» выражено и отношение к преступлениям, совершенным умалишенными: «…наказание воровства обыкновенно умаляется или весьма отставляется, ежели кто… в лишении ума воровство учинит» (Толк. карт. 195).

Законодательство XVIII столетия знает состояние аффекта (крайнего раздражения) как обстоятельство, уменьшающее наказание. Совершение преступления в состоянии опьянения отягчало вину.

В законодательстве Петра I проводилось деление деяний на умышленные, неосторожные и случайные. Последние вообще не подлежали ответственности. К числу их «Артикул» относит убийство человека, случайно оказавшегося на стрельбище во время проведения солдатами учений. По общему правилу, неосторожное убийство наказывалось мягче, нежели умышленное, за него не назначалась смертная казнь, но законодатель строго не следовал этому правилу, иногда предусматривая ее применение в случае наступления смерти потерпевшего в результате неосторожных действий: «Ежели кто кого с ненависти толкнет, или что с злости на него бросит, или учинит ему что из недружбы, отчего он умрет, то оный обыкновенной смертной казни подвержен» (Толк, к арт. 156). «Вообще определение степеней вины, — писал М. Ф. Владимирский-Буданов, — исчезает в огульном применении бесповоротных кар, так как законодатель всецело занят мыслью об устрашении общества, а на преступника смотрит как на орудие для этой цели»^[1]. Поэтому законодатель и не утруждает себя необходимостью должного разграничения умышленной и неосторожной вины. Так, в толковании к арт. 163 преступление, совершенное с косвенным умыслом, фигурирует как деяние, учиненное по неосторожности: «Ежели сие убийство учинитца ненарочно, или не в намерении кого умертвить, якобы кто похотел жену свою или дитя наказать, и оную так жестоко побьет, что подлинно от того умрет, то правда, что наказание легчее бывает». Такой снисходительный подход к убийству отцом семейства члена семьи отнюдь нельзя рассматривать как нечто заимствованное из шведских и немецких уголовных кодексов, в нем заключено «рациональное зерно» домостроевского уважительного отношения к праву отеческой власти. Более основательную, нежели в Соборном Уложении, разработку получил в петровском уголовном законодательстве институт необходимой обороны. В арт. 156 ясно и определенно сказано: «Кто прямое оборонительное супротивление для обороны живота своего учинит, и оного, кто его к сему принудил, убьет, оный от всякого наказания свободен». Затем следует обширное толкование к арт. 157, в котором подробно излагаются условия, наличие которых дает право на необходимую оборону. Среди них: реальность нападения, соразмерность средств нападения и защиты, одновременность нападения и обороны, невозможность ее избежать «без опасения смертного». «Преступитель правил нужного оборонения» подлежал уголовному наказанию, но не карался смертной казнью.

О крайне необходимости как об обстоятельстве, ослабляющем или отменяющем наказание, говорится в толковании к арт. 195: «Наказание воровства обыкновенно умаляется или весьма отставляется, ежели кто из крайней голодной нужды (которую он доказать имеет) съестное или питейное, или иное что невеликой цены украдет…». Речь о крайней необходимости идет также и в арт. 123. В нем перечисляются причины, оправдывающие сдачу осажденной крепости неприятелю, в числе их: крайний голод, отсутствие боеприпасов и боеспособных защитников в связи с понесенным уроном в процессе героической защиты крепости, полное убеждение в том, что «крепости уже по всем видам удержать будет невозможно». Как мы видим, совершение меньшего зла в этом случае оправдывается предотвращением зла большего. Но крайняя необходимость по-прежнему не получает юридического определения.

Артикул воинский знает наказание за голый умысел на совершение преступления «против Его Величества», караемый как совершенное преступление. В толковании к арт. 19 говорится: «Такое же равно наказание чинится над тем, которого преступление хотя к действу и не произведено, но токмо его воля и хотение к тому было…».

Законодатель отличает покушение от оконченного преступления. Но к его наказанию определяется по-разному: то карает как совершенное преступление (толк, к арт. 161), то более мягко. В основном, более мягко. Так, согласно толкованию к арт. 185, вора, который «пойман или отогнан, или помешает ему кто, что ничего с собой не унес, шпицрутеном полегче наказать надлежит». За изнасилование женщины по законодательству Петра I полагалась смертная казнь или ссылка на галеры, но за неоконченное преступление эти наказания не назначались: «Начатое изнасилование женщины, а неоконченное наказуется по рассмотрению» (толк, к арт. 167). Законодателем предписывается карательное снисхождение и к солдату, добровольно вернувшемуся из побега, осознав недостойность своего поступка (толк, к арт. 96).

Артикул воинский, различая такие виды соучастия в преступлении, как подстрекательство к совершению преступления (арт. 2), недоносительство (арт. 19), пособничество (арт 155), укрывательство (арт. 190), также как и Соборное Уложение, предписывает карать всех соучастников в основном одинаково, независимо от степени их участия в преступном деле, прикосновенности к нему. В толковании к арт. 189 сказано: «Оные, которые в воровстве, конечно, воспомогали, или о воровстве ведали и от того часть получили, или, краденное ведая, добровольно приняли, спрятали и утаили, оные властно, яко самые воры, да накажутся». «Артикул» дает подстрекательству равную с совершением преступления юридическую оценку: «Что один чрез другого чинит, почитается так, якобы сам то учинил» (толк, к арт. 2).

Петровским законодательством всемерно поощрялись доносы, в том числе слуг на своих господ. Недоносительство же каралось смертной казнью.

Важным нововведением Артикула воинского являлось требование установления причинной связи между действием и преступным результатом: «…надлежит подлинно ведать, что смерть всеконечно ли от битья приключилась. А ежели сыщется, что убиенный был бит, а не от тех побоев, но от других случаев, которые к тому присовокупились, умре, то надлежит убийцу не животом, но по рассмотрению и по рассуждению судейскому наказать или тюрьмою, или денежным штрафом, шпицрутеном и прочая» (толк, к арт. 157). Далее требовалось, чтобы труп человека со следами насильственной смерти был подвергнут вскрытию лекарем с целью установления причин смерти, чем было положено начало созданию института судебно-медицинской экспертизы.

В толковании перечисляются основные судебно-медицинские критерии, дающие судьям основания для признания тех или иных ран смертельными. Правовой характер этого законоположения Петра I не подлежит сомнению. Оно направлено на внедрение научного подхода к решению сложных вопросов вменения, ориентирует на вменение в вину только подлинно содеянного.

• [1] Владимирский-Буданов М. Ф. Указ. соч. С. 363.