Введение. 
Книговедение. 
Философия книги

Согласитесь, само словосочетание «философия книги» выглядит неожиданным и дерзким, поскольку в нем сходятся два очень широких и трудно определимых понятия. Но именно это общее для обоих понятий свойство побуждает рассмотреть их в некотором единстве.

Философию трудно назвать наукой в строгом смысле этого слова. За пределами формальной логики и методологий различных научных дисциплин философия не производит ничего такого, что можно назвать «научным знанием». Она лишь ставит вопросы — о сути бытия, о смысле жизни, о бессмертии и вечности, о сущности человека, о познании, — но не дает ответов, которые удовлетворяли бы всех.

Аристотель считал, что задача философии — это постижение всеобщего в самом мире. Но что делать с этим всеобщим? И, для начала, — куда вместить его?

Таким образом и появляется мысль о книге как о вместилище того главного, что постигается человеческим разумом. Но вряд ли такое определение удовлетворит всех, кто понимает, насколько книга выделяется из ряда прочих созданий человеческих рук. Определить ее только как собрание некой фиксированной на том или ином материальном носителе информации совершенно недостаточно. Определение книги как «продукта труда и результата общественного развития»^[1] также представляется не отражающим в полной мере ее сути.

Против столь узкого понимания сущности книги буквально восстает вся история человеческой культуры, осмысление которой невозможно без признания того, что в ней неизменно присутствовала Книга с большой буквы как средоточие некой непостижимой до конца вечной истины, как Откровение, как связующая нить не только между поколениями людей, но и между нашим бренным миром и вечностью. Столь же неизменно книга находилась в центре всех видов человеческой деятельности, являясь либо результатом, либо источником их возникновения и развития. Поэтому определение, оставляющее в тени глубинную связь человека и книги, не раскрывающее природу как многофункциональности, так и многозначимости книги, не может считаться не только полным, но и верным по сути.

К сожалению, классическое книговедение не часто обращалось к философской, прежде всего, онтологической сути книги как неизменной части человеческого бытия, лишь изредка касаясь гносеологических проблем, так или иначе разрешаемых посредством книги. В то же время философы всех времен и направлений, как и богословы всех религий, стремящиеся к осмыслению мира, общества и человека, так или иначе соприкасались с этой книжной сутью.

Наша задача состоит в том, чтобы соединить философский взгляд с книговедческим, проследив историю отношений человека с книгой в историческом аспекте.

Имеются основания и первоначальную историю культуры представить, как движение, если не собственно к книге, то к ее прообразу. Первым же толчком для этого движения стала не только потребность в фиксировании информации, но и потребности гораздо более сложного порядка, прежде всего, в самовыражении и самопознании, невозможных без переноса внутреннего самоощущения на некий внешний носитель. Дальнейшая же история культуры вполне может быть представлена именно как история книги, потому что именно через книгу человечество на всех этапах своего развития осознавало себя.

В этой связи требует расширения и само понятие «книжная культура», которое, на наш взгляд, нельзя сводить только к разнообразным процессам создания книги как таковой. Книжными, в принципе, можно считать все культурные процессы, фиксируемые на том или ином носителе и служащие средством эмоциональной и интеллектуальной коммуникации.

За много веков до того, как в Византии появилась книгакодекс в виде сшитых в один переплет листов пергамента, в сознании древних народов сложилось представление о всеобъемлющем своде выраженных словами сведений об окружающем людей мире, которое не только отражало этот мир, но и как бы «запечатывало» его в себе. С книгой, начиная с самых древних времен, связывалось все, что требует прочтения — начиная от звездного неба и заканчивая глазами человека. Поэтому и в понятие «книжная культура» следует включать культуру чтения всего, что читается.

Прообразом будущей великой Книги для зарождающегося человечества мог стать открытый взору людей звездный мир, заключающий в себе начертанные Творцом письмена. Не случайно астрология оказалась древнейшей из «наук», строящейся не на эмпирической, а на чисто интуитивной основе. Человек как бы внутри самого себя находил ключ к прочтению таинственных звездных письмен.

Сотворение книги естественным образом стало для человечества путем следования Творцу. Не удивительно, что первые книги, созданные в рамках самых разных культур и цивилизаций, неизменно становились священными, их сакральная сущность не вызывала никаких сомнений. Эти священные книги воспринимались не как человеческое творение, а как божественное откровение, как мост, соединяющий реальный и трансцендентный миры. И то, что мы называем ныне мировой художественной культурой, в своем развитии изначально представляло собой движение к созданию книги как средоточию творческих возможностей человека, позволяющих ему вырваться из тенет смертного существования к вечности.

Таким образом, уже предыстория книги, как история пути, пройденного человечеством к ее созданию, свидетельствует об особом, исключительном ее месте во всей мировой истории, а не только в истории культуры. Отсюда с неизбежностью следует вывод о том, что современное состояние книжного дела и его перспективы могут быть рассмотрены и оценены лишь в контексте философского осмысления того, что есть книга.

При этом место, которое занимает книга в жизни человека, может быть определено, лишь исходя из того или иного представления о человеческой сущности. Рассуждать о книге только с социологических или даже гносеологических позиций, не касаясь антропологических проблем — значит скользить по поверхности такого сложного явления без попыток ухватить его суть. Между тем философская и отчасти богословская традиции дают немало оснований для рассмотрения человека и книги как неразделяемого единства. Иными словами, человек без книги может быть определен как не созревший, не получившийся или, напротив, рухнувший, утративший свою сущность человек.

Говоря о богословской традиции, следует иметь в виду, прежде всего, принятое в христианстве и некоторых других религиях представление о человеке как единстве тела, души и духа. Это представление в целом принято и большинством философов, за исключением самых закоренелых материалистов, отрицающих существование нематериального духа.

Христианская антропология трактует душу как средоточие человеческой индивидуальности, т. е. как самого человека. Под духом понимается присутствие в человеке не только образа и подобия Божия, но и Самого Бога, объединяющего всех людей, как Его созданий. А тело, бывшее поначалу бессмертным, стало тленным вследствие первородного греха, но в будущем, после Второго Пришествия Спасителя, обретет былое бессмертие.

При чем же здесь книга? Да при том, что спасение, воссоздание падшего человечества возможно только через Слово Божие, через овладение Евангельской истиной, согласно которой «Слово было Бог» (Иоанн 1,1).

Не только христианство, но и ислам, и иудаизм, и практически все иные восточные религии рассматривают книгу как явление сакрального порядка, надчеловеческое, духовное, т. е. в рамках антропологической традиции как соединение человеческой души с Духом, называемым Богом, Абсолютом или как-то иначе.

Однако, начиная с эпохи европейского Возрождения, все большее развитие получает иной, более приземленный взгляд на книгу, которая воспринимается не столько как мост между Богом и человеком, сколько как чисто человеческое творение. Поначалу оно представлялось как поднимающее и приравнивающее человека-творца к Богу. Но позже, в соответствии с духом наступившего Просвещения, представление о книге как творении рук человеческих стало вытеснять традиционное восприятие книги как явления прежде всего сакрального. В рационалистической идеологии европейского Просвещения книга занимает значимое место, но уже как инструмент воспитания. В отношении к ней уже нет и следа того поклонения, которое вызывали священные книги древности и средневековья. Само вмешательство Бога в жизнь человека и общества стало представляться излишним и ненужным. И священные книги, бывшие прежде орудием этого вмешательства, теперь оцениваются лишь с точки зрения их полезности в одном ряду с другими книгами. Не удивительно, что довольно скоро книга и вовсе перестает быть объектом философского осмысления.

Фридрих Ницше (1844—1900 гг.) своим заявлением о том, что «Бог умер», как бы подвел черту. Если Создатель больше не обращается к человеку через своих пророков и апостолов, то и Священные книги как средство диалога с Ним, становятся ненужными. Человеческие же книги представляют интерес лишь как средство преобразования действительности самим человеком.

Строго говоря, то же самое можно сказать не только о западной, но и о русской мысли. Однако проблемы, исследуемые русскими философами, оказываются намного ближе к тому, что можно считать сущностью книги — к слову и запечатленной в нем мысли. Поэтому в трудах русских мыслителей XIX— XX вв., особенно плодотворно исследовавших проблемы соотношения языка и мышления, мифа и слова, слова как такового и имени, несущего в себе некую скрытую сущность, сохраняется традиция особого отношения к словесному творчеству и, соответственно, к книге. В то время как западная философская мысль все более рационализируется, сосредотачиваясь на проблемах, связанных с ролью науки и человеческого познания, русская философия в лице своих наиболее выдающихся представителей, напротив, сохраняет тесную связь с богословием, стремясь осмыслить сущность духовной жизни в ее связи с онтологическими и антропологическими проблемами.

Последним западным мыслителем, обратившимся к проблемам родства языка и мышления, был Вильгельм Гумбольдт (1767—1835 гг.). Но последователями его в этом отношении стали философы исключительно русской школы: А. А. Потебня, П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков, Л. С. Выготский, А. Ф. Лосев и др.

Этим и объясняется более пристальное внимание, уделяемое в рамках данного курса трудам отечественных мыслителей, сохранившим особое, можно сказать, трепетное отношение ко всему, что соединяет человека с Богом, в том числе и к Книге.

Дополнительной целью данного издания является актуализация проблемы сотворчества создателя книги и читателя, содержащей, на наш взгляд, ключ к определению того, что есть творчество как таковое.

Данный курс «Книговедение. Философия книги» является авторским. Он вошел в вариативную часть общенаучного цикла дисциплин, предназначенных для подготовки магистров по направлению «Издательское дело» и читается на первом курсе магистратуры в Тверском государственном университете с 2011 г.

Полученный за прошедшие годы опыт позволяет утверждать, что эта учебная дисциплина неизменно вызывает интерес у большинства студентов, нацеливая их на самостоятельную исследовательскую работу.

Цель освоения дисциплины — обучение студентов методологии научно-исследовательской деятельности в сфере книжного дела, необходимой при подготовке курсовых работ и магистерских диссертаций.

В рамках ее достижения решаются следующие задачи:

• — углубить представления обучающихся о месте книги в познании мира и в развитии общечеловеческой культуры;
• — определить место книги в философии и социологии культуры;
• — указать наиболее перспективные направления научноисследовательской деятельности в сфере книжного дела.

В результате освоения дисциплины обучающийся должен:

знать

• • наиболее глубинные, философски значимые особенности издательской профессии;
• • основные методы исследования;
• • сущность и виды нестандартных с этической и социальной точек зрения ситуаций в книгоиздании;
• • понятие «концепция издательского проекта»;

уметь

• • анализировать нестандартные с этической и социальной точки зрения ситуации в книгоиздании;
• • формулировать направление индивидуального научного исследования;
• • анализировать конкретные издательские проекты с точки зрения воплощенных в них концепций;

владеть

• навыками работы с первоисточниками и критической литературой;

• • навыками работы в нестандартных с этической и социальной точки зрения ситуациях в книгоиздании;
• • приемами определения направления научного исследования;
• • приемами и способами характеристики концепции издательского проекта.

Форма контроля — экзамен. С учетом того, что будущие магистры готовятся к самостоятельной исследовательской работе, второй вопрос экзаменационного билета предполагает ответ на основе подготовленного магистрантом доклада (реферата) по соответствующей теме.

• [1] История книги: учебник для вузов / под ред. А. А. Говорова, Т. Г. Куприяновой. М.: Светотон, 2001. С. 5.