Влияние группы. 
Личность в правовом поле

Влияние группы сохраняется и в ее отсутствие. Подростки сохраняют верность моральным принципам (в том рудиментарном варианте, на который они уже способны в этом возрасте), принятым в их среде, особенно перед лицом официальных представителей общества и государства. Такая корпоративная солидарность с учетом эмоциональной природы ее возникновения может служить причиной делинквентного поведения и истолковываться окружающими как пренебрежение к принятым нормам, моральным и этическим ценностям, традициям и институтам. Отсутствие раскаяния и страха наказания, проистекающее из во многом подсознательной регуляции поведения, нередко создает у взрослых иллюзию деградации нравов со стремлением покарать не проступок, а личность преступника.

В этом возрасте человек затрачивает много сил на исследование пространства своей нарождающейся личности, что, естественно, не каждому по силам. Мы уже говорили, что детей с врожденным слабоумием и не готовят к свободному нравственному выбору. В результате они остаются как бы не полностью дееспособными, хотя и не нуждаются в опеке. И хотя такого термина в законодательстве нет, реальная жизнь ограничивает их возможности, а когда ситуация требует судебного решения, вопрос решается двояко: в рамках представления о психическом расстройстве или в связи с общим недоразвитием личности, препятствующим разумно вести свои дела^[1].

В тех случаях, когда дефицит природных задатков не столь значителен, многое зависит от воспитания. Когда родители и школа не только не жалеют усилий, но и делают это грамотно (в реабилитационном плане), отстающие в том или ином смысле дети к подростковому возрасту получают опыт, достаточный для строительства личности. Если же им приходится выживать в воспитательной среде, их мироощущение сильно отличается от сверстников. Во-первых, безнадзорные дети овладевают не знаниями, а житейской хитростью, где рациональное переплетено с самыми дремучими предрассудками. Во-вторых, архаичный способ мыслить, усваиваемый в неконтролируемой среде несовершеннолетних, удерживает внутренний мир подростка во власти образов, сугубо конкретных примеров, так что моральный выбор при неспособности самостоятельно мыслить сильно зависит от случая. В-третьих, отсутствие твердой аутоидентификации у тех, кого постоянно «выставляли за дверь» без объяснений, нередко вызывает у человека «сомнение в себе самом»^[2].

В целом такое стечение обстоятельств может затормозить развитие личности и человек останется «вечно пятнадцатилетним», набирая дальнейший жизненный опыт как бы не всерьез, на эмоциональном уровне, когда такой мотив, как «надоело», становится причиной весьма серьезных последствий, а ответственность по взятым обязательствам не тяготит. В патопсихологии для обозначения подобных вариантов личностного развития есть даже специальный термин «социопатии». На нем мы подробнее остановимся в следующей главе.

III этап — формирование структуры личности, когда опыт, накопленный за период снисходительного отношения взрослых к подростковым экспериментам, необходимо систематизировать и ранжировать. Здесь трудно придерживаться каких-то схем, хотя есть разные взгляды на компоновку свойств и качеств индивидуальности. Мы же возьмем за основу ту схему, которая больше отвечает задачам нашего изложения.

Для юриста важно знать, в какой мере ситуация, рассматриваемая судом, затронула личность человека (нарушила неприкосновенность, вторглась во внутренний мир, заставила страдать и т. п.), так что было бы логично взять в качестве системообразующего признака эмоциональные реакции и их источники. Под этим углом зрения пространство личности будет выглядеть как ядро и окружающая его периферия (примерно так мыслят психологи с XIX в.). В центре нравственные принципы, идеалы, убеждения, оберегаемые человеком не только от постороннего вмешательства, но и от любопытства. Как заметил В. Шекспир, «добродетель нуждается в оправдании». Они формируют Я-концепцию — хранитель чувства собственного достоинства, гордости и чести. Прикосновение к ним чрезвычайно болезненно. На всякий случай человек уберегает их и от искушений, не без оснований полагая, что те могут оказаться им не под силу.

Типичный пример стечения обстоятельств, когда нагрузка падает на ядро личности — оказаться в обстановке, где правит социальная стихия и играть роли бессмысленно. В обыденной жизни это подростковая группа, для некоторых — казарма, в исключительных случаях тюрьма. Недаром, когда стиль общения определяет лозунг «не верь, не бойся, не проси», а прошлые заслуги не в счет, сохранить лицо удается далеко не каждому.

Взаимодействуют же с окружающей средой образы и роли, созданные воображением и не лишенные элемента игры. Их сцепление с ядром личности не одинаково. Есть устойчивые образования, верность которым человек старается хранить постоянно и реагирует обидой и гневом на сомнения в искренности его чувств. «Привычка свыше нам дана / замена счастию она». Есть менее стойкие, требованиям которых следуют лишь частично и в обстоятельствах, к тому располагающих. Есть роли-эксперименты, где человек не чувствует ответственности, из них вытекающей. Все три, будучи произведением разумной воли и продуктом воспитания, составляют некий образ человека в глазах окружающих, где есть как бы три оболочки — для себя, для других, для обмена, соприкосновение с которыми вызывает эмоциональные переживания разной степени выраженности. Когда человек, представ перед судом, апеллирует к этим чувствам, он чаще всего и сам не может их разделить по степени важности. Это входит в задачи суда. И хотя законодатель указывает на личность в целом, избегая уточнений относительно искренности или надуманности чувств, принять обоснованное решение без психологического расчленения ролей просто невозможно.

Пока судебная практика по случаям, где личностный фактор определяет содержание решения, ограничена главным образом сильным душевным волнением. Скорее всего, это не только естественная дань иррациональной природе объекта доказывания, но и сложившаяся традиция. Ведь до последнего времени правоприменение было: а) ориентировано на фигуру обвиняемого; б) доверяло судье обходиться односторонним экспертным заключением; в) использовало исключительно карательный подход, не затрагивая интересы потерпевшего. В таких обстоятельствах не было необходимости анатомировать структуру личности в поисках источников чувств, вызвавших страдание в той или иной форме.

Введение

реститутивных санкций, института присяжных заседателей, расширение правового поля за счет норм, ориентированных на личностные свойства человека, невольно приводят на память золотые годы российской адвокатуры после отмены крепостного права, когда психологический анализ личности в прениях сторон достиг небывалого мастерства. Вот и нынче, когда потерпевший из некоего символа, во имя которого работало правосудие (зачастую совершенно бесправного), становится живым человеком со своими интересами, правовая психология выходит на новый уровень обобщений. «Индивидуальные особенности лица», которому причинен ущерб (диспозиционный фактор), оттесняет ситуационный с прежних доминирующих позиций. И юристу необходимо ориентироваться в человеческих типах, которым свойственно неконструктивно реагировать в обстоятельствах, не имеющих в своей основе посягательства на личность, чтобы не ошибиться в оценке случая как такового.

• [1] Алмазов Б. Н., Звягинцева Л. М., Иванова Л. Я., Решетникова И. В. Психически больной и гражданский закон. Свердловск, 1992.
• [2] Фромм Э. Душа человека. М., 1998.