Методологические «иллюзии» юснатуралистов и «истористов»

Представители школы естественного права провозгласили методологическую революцию в юриспруденции на основе заимствования гносеологических установок и идеалов точных наук. Г. Гроций рассматривал в качестве аналогии используемому им рационально-логического метода приемы математической аксиоматики¹. С. Пуффендорф аналогичным образом утверждал, что пользуется математическим методом^[1][2]. Т. Гоббс был убежден, что он первым применил в политико-правовой науке метод Коперника и Галилея^[3].

В действительности же юснатуралисты лишь декларировали свою приверженность методологическим образцам естествознания, а по большей части — в отношении используемых средств и приемов познания — остались на «методологической платформе» средневековых схоластов. Н. Н. Алексеев писал: «Новейший политический атомизм в готовом виде берет все старые понятия схоластической философии и старается придать им новое, причем весьма неудачное философское истолкование. И прежде всего фигурирует совершенно неподдающаяся механическому обоснованию идея самостоятельного духовного существа или личности — облеченная в новую естественно-научную одежду старая индивидуальная субстанция. /…/ Одним словом, весь состав понятий — старый, новою является только научная форма выражения. И мыслители, решительно отвергающие схоластику, принуждены отдать ей честь и место, когда дело идет о построении политической философии»^[4].

Прежде всего, юснатуралисты, в отличие от представителей естествознания, не обращаются к непосредственному изучению эмпирической действительности. Иначе и быть не могло: объекты правоведения не даны органам чувств непосредственно, натуральным образом, а конструируются сознанием юристов. Поскольку юридическая реальность — это мир артефактов, существующий лишь благодаря феномену человеческого сознания, постольку мир права наполнен интеллигибельными объектами, не имеющими материально выраженных референтов в действительности, и поэтому его невозможно подвергнуть экспериментальной проверке, экстраполируя в юридические исследования методы естественных наук. Декларируемая объективность естественного права в учении «классического» юснатурализма фундируется не в исследовании закономерностей социальной действительности, а в постулатах разумной природы человека — метафизического концепта, недоступного опытной проверке. Это подтверждает и сам факт широчайшего разнообразия представлений о содержании принципов и норм jus naturale в учениях юснатуралистов второй половины XVII— XVIII столетий.

Как схоластическая традиция не рассматривала социальное сущее первоисточником права, настаивала на внесоциальной природе юридического регулирования, так и для представителей естественноправовой школы право представляет собой рационально выводимый из объективного устройства мира и человека нормированный порядок отношений, носящий неизменный и универсальный характер. Как для сознания средневекового ученого-юриста право являло собой порядок должного, так и для юснатуралистов оно выступало в качестве объективно укорененного в человекоразмерном мире идеала, должного и возможного быть реализованным в политико-правовой действительности. Отрицая саму возможность познания законов бытия из схоластического исследования правил языка, рационалистический юснатурализм исходит из веры в то, что законы бытия возможно познать из правил мышления, которым, по их мнению, обязательно должно соответствовать нечто «реальное»¹. Так, например, Б. Спиноза в «Этике» утверждал, что «порядок и связь идей те же, что и порядок и связь вещей»^[5][6]. Именно эта необходимая связь между мышлением и подлинной действительностью и являлась отличительной чертой методологии схоластов, которые через Слово приближались к Богу и спорили о природе универсалий как основании средневековой онтологии.

Между гносеологическим идеалом естествознания эпохи классической научной рациональности и действительными инструментами исследовательской деятельности юснатуралистов лежит пропасть, которую объективно невозможно преодолеть: в гуманитаристике невозможен эксперимент как наиболее достоверный способ проверки гипотез, поскольку невозможно создать такую «экспериментальную площадку», на которой контролируются все действующие причины и, помимо этого, принципиально невозможно многократно воспроизводить условия эксперимента, что является необходимым условием в естествознании. Поэтому «мыслительный эксперимент» юснатуралистов, на основе которого было сформировано гипотетическое status naturalis Т. Гоббса и Ж.-Ж. Руссо, не имело ничего общего с методологическими установками естествознания.

Помимо отмеченного, опытная установка эпистемы классического естествознания с ее идеалом референтной истины, когда сама объективная действительность подтверждает гипотезу, принципиально невозможна в гуманитаристике: предпринятое юснатуралистами наблюдение за «природой человека» с целью «выведения» из нее естественных свойств ab initio таковым не являлось, поскольку сам объект таких исследований носил метафизический характер, на что впоследствии справедливо укажут последователи научного позитивизма Конта, юридические и социологические позитивисты. Под обаятельной — для философского и общественного сознания того исторического времени — вуалью наблюдения скрывались традиционные для средневековой юриспруденции метафизические полагания, содержавшие те или иные ценностные суждения — родом из общественной нравственности или индивидуальной морали.

Более того, историками права было показано, что вопреки декларациям об использовании дедукции из принципов общения и других естественно-правовых идей многие представители естественно-правовой школы в действительности оставались в границах индуктивно полученного материала, известных догматической юриспруденции положений римского права, т. е. по существу продолжали использовать правовой материал, известный средневековой университетской традиции¹. Поэтому есть основания для утверждения об идеологическом использовании методологии естествознания школой естественного права: метод естествознания эффективно легитимировал в общественном сознании выводы юснатуралистов и придавал им научный характер, позволявший им противопоставлять свою деятельность как «высшую» традиционным догматическим систематизациям и интерпретациям университетской юридической традиции. Поэтому можно согласиться с утверждением, что «естественно-правовая теория отдавала приоритет идеологическому и ценностному (аксиологическому) аспекту права»^[7][8].

В свою очередь Ф. К. фон Савиньи и его ученики декларировали историческую обусловленность права, которая может быть адекватно познана лишь на основе эмпирико-индуктивного исследования фактов правовой действительности¹. Определяя право в качестве врожденного органа каждой самобытной нации, через который выражается ее дух, общенародные убеждения, и Ф. К. Савиньи, и его ученики согласились бы с тем, что право — это «живой организм, который растет, дышит и развивается, как неотъемлемая составная часть жизни общества вместе с самим обслуживаемым им обществом»^[9][10]. Такие представления, вне всяких сомнений, предполагали исследование непосредственного народного, социального права, действовавших и действующих правовых связей и сопутствующих им представлений.

Однако сами же основатели и последователи исторической школы — как пандекстисты, так и германисты — сосредоточили свое внимание на догматической обработке правового материала^[11], данного в форме письменных текстов, что не имеет практически ничего общего ни с индуктивным мышлением, ни с историческим методом исследования права в его традиционном понимании современности. Во-первых, произошло необоснованное отождествление обычного народного права с письменными памятниками права, аутентичность которых в выражении общенародного сознания еще необходимо было доказать. Во-вторых, догматический анализ оставлял за рамками исследования всю социальную метасистему, экономические, политические, культурные институты, в которые погружено право, рассматривая последнее в качестве самостоятельного объекта. В. М. Нечаев был не слишком далек от истины, когда писал в отношении исторической школы права: «История была для нее только средством распознавания действующего права, как проявления „народного духа“, только пособием к догматике, — а в большинстве исследований она не имела и этого значения»^[12]. Схожую мысль высказал и В. Вильгельм, указав, что стремление основателя исторической школы Савиньи исследовать право «в жизни» «парадоксальным образом привело к чисто логической догматике Лабанда, которая может обойтись без исторического, экономического и политического элемента, а Пухта сыграл в этом переходе решающую роль»^[13].

• [1] Нерсесянц В. С. Юриспруденция.

  Введение

  в курс общей теории права и государства. М., 1998. С. 101.

• [2] Шумпетер Й. А. История экономического анализа. В 3 т. СПб., 2001. URL: http://www.schumpeter.ru/reading.php?book=analiz&id=11 #ch6b
• [3] Там же.
• [4] Алексеев Н. Н. Очерки по общей теории государства. Основные предпосылкии гипотезы государственной науки. М., 2008. С. 82.
• [5] Коркунов Н. М. История философии права: пособие к лекциям. СПб., 1915. С. 166. Правдоподобной представляется причинная связь, реконструируемая ученым: отвержение преклонения перед внешними авторитетами, свойственного средневековым схоластам, приводит ученых Нового времени к вере в возможность познания законов бытияисключительно правильно «настроенным» разумом, что в свою очередь неизбежноведет к крайнему индивидуализму, заложившему основу для восприятия социума какмеханистического агрегата атомарных индивидов.
• [6] Спиноза Б. Этика. Минск—М., 2001. С. 301.
• [7] См.: Landsberg, Geschichte d. Jurisprudenz. Bd II. S. 3—4; Аскназий С. И. Общиевопросы методологии гражданского права // Основные вопросы теории социалистического гражданского права. М., 2008. С. 62.
• [8] Лившиц Р. 3. Теория права. М., 2001. С. 16.
• [9] Ср. с описанием метода индукции И. Маклеодом: «Процесс индуктивного (рас)суж-дения включает производство ряда наблюдений, а затем продолжается в формулировании общего принципа, имеющего общее же применение». McLeod 1. Legal Method. 5th ed.N.-Y., 2005. P. 10. Цит. по: Скурко E. В. Принципы права. M., 2008. С. 130.
• [10] Dainoiv J. The Civil Law and the Common Law: Some Points of Comparison // TheAmerican Journal of Comparative Law. 1966—1967. Vol. 15. P. 420.
• [11] Ср.: «…германисты стремились взять различные германские правовые источники,…свести их в систему и сформировать общие „германские“ понятия и общие „германские“ положения». Аннерс Э. Указ. соч. С. 304.
• [12] Нечаев В. М. Историческая школа. URL: http://brokhaus.narod.rU/i/1753.htm
• [13] Wilhelm W. Zur Juristischen Methodenlehre im 19. Jahrhundert. Die Herkunft derMethode Paul Labands aus der der Privatrechtswissenschaft. Frankfurt a. M., 1955. S. 79. 3